В погоне за счастьем - Дуглас Кеннеди

«Ты действительно уверена в том, что не хочешь, чтобы я пересылал тебе личные письма, которые будут приходить на твой адрес?» — спрашивал он в сопроводительном письме.

«Уверена, — написала я в ответ. — И ты должен держать в секрете мой почтовый адрес, особенно от Джека Малоуна, если он вдруг обратится к тебе. Более того, я не хочу знать, обращался он к тебе или нет. Так что об этом ни слова…»

Я была твердо настроена на то, чтобы оборвать все возможные контакты с Джеком. И не только потому, что не хотела ни на шаг отступать от своей непримиримой позиции. Я очень боялась, что, если прочту хоть одно из его слезных писем (или, хуже того, увижу его), от моей решимости не останется и следа… как это уже случилось однажды, когда мы случайно встретились в парке. Наши отношения остались в прошлом. Что бы он ни сказал и ни сделал, это не могло ничего изменить. Я вычеркнула его из своей жизни. Отныне я была одна. И я сама так хотела.

Первые три недели я не общалась с Рут. Разумеется, она приезжала дважды в неделю убираться, менять постельное белье. Но я всегда уходила на прогулку в момент ее приезда. Она с пониманием относилась к моему настроению — и всегда оставляла мне записки, спрашивая, не будет ли каких поручений для нее. Я составляла ей списки — на продукты, на книги, которые она брала для меня в местной библиотеке. Помимо денег, оставляемых на хозяйство я всегда заканчивала свой список словами: «Извини меня за отшельчество. Придет день, и я вернусь на планету Земля с бутылкой его-то крепкого и шотландского, и тогда все объясню. А пока позволь мне понежиться в своем солипсизме… прости за высокопарное слово, оно означает всего лишь „жалость к себе"».

Однажды, вернувшись с утренней прогулки, я обнаружила на столе закупленные по списку продукты и три толстых романа, которые всегда мечтала прочитать (Томас Манн «Волшебная гора», Генри Джеймс «Крылья голубки» и — в качестве противоядия к этой серьезной литературе — замечательные байки Томаса Хеггена на тему Второй мировой войны, «Мистер Роберте»). Ко всему этому прилагалась бутылка виски. И записка:

Сара!

Не нужно ничего объяснять. Просто знай, что мы всегда рядом, если понадобимся тебе. Поскольку по ночам все еще холодно, я подумала, что бутылка виски будет хорошим согревающим… особенно если тебе надоело каждый вечер разводить огонь в камине.

Пролетела неделя. И еще одна. И еще. Я читала. Гуляла. Спала. Я получила одно письмо — от Джоэла Эбертса, — в котором он сообщал о том, что получена страховка на семьдесят пять тысяч. Через своего «парня» он урегулировал с налоговиками задолженность Эрика.

Они снизили сумму требования до 32 500 долларов. Я хотел опустить их еще ниже, но, как сказал мой парень, мы и так выжали с них достаточно. Так что не стоит перегибать палку. Я переговорил с Лоуренсом Брауном — твоим биржевым брокером. Он планирует инвестировать оставшуюся сумму в «голубые фишки» — если только, как он сам выразился, «в мисс Смайт вдруг не проснулся дух авантюризма». Я сказал ему, что, поскольку других указаний от тебя не поступало, пусть продолжает работать с «голубыми фишками».

Ну с этим, кажется, всё. Должен еще добавить, что тут скопилась приличная пачка личной корреспонденции. Сохраню до твоего приезда. Если тебе вдруг захочется получить раньше, только скажи.

В заключение, Сара, позволь мне выразить личную надежду на то, что тебе удалось как-то примириться с тем, что произошло. Никто не заслуживает того, что пришлось тебе пережить в последнее время. Жизнь несправедлива по своей природе. К тебе она оказалась безжалостной. Но все изменится. Возможно, ты никогда не оправишься от потери брата. Так же, как от предательства мистера Малоуна. Но я знаю, что со временем ты примиришься с обоими событиями. Ведь чтобы двигаться вперед, нам всем приходится мириться с тем, что преподносит жизнь.

А пока наслаждайся свободой и покоем. Пусть мир поживет без тебя. Найди свой путь преодоления этого тяжелого перекрестка. И знай, что я всегда в твоем распоряжении, в любое время дня и ночи.

Но мне никто не был нужен. Пока не наступила четвертая неделя моей жизни в Мэне. Это было утро вторника. Я проснулась с каким-то странным ощущением. Через пару минут стало ясно, что я серьезно больна. С четверть часа я провела в туалете, и это было отвратительно. На следующее утро меня опять тошнило. В четверг утренний приступ тошноты миновал меня. Но вернулся в пятницу и не отпускал все выходные.

Мне срочно требовался доктор. К тому же у меня была двухнедельная задержка месячных. Так что пришлось вновь обращаться к Рут. Я не стала вдаваться в подробности, просто сказала, что у меня проблемы со здоровьем. Она отправила меня к своему семейному доктору — грозного вида мужчине лет за пятьдесят по имени Грейсон. Он носил накрахмаленную белую рубашку, накрахмаленный белый халат, очки без оправы и вечно суровое выражение лица. Короче, педант аптекарь. Его кабинет находился на центральной улице Вата. Пациентами были рабочие местного металлообрабатывающего завода и их семьи. Но самое неприятное заключалось в том, что у него начисто отсутствовал врачебный такт.

Все симптомы указывают на то, что вы беременны, — бесцветным голосом произнес он.

Это невозможно.

Вы хотите сказать, что у вас с вашим мужем не было…

Он сделал паузу, потом с еле сдерживаемым отвращением пробормотал слово «отношений».

Я не замужем.

Его взгляд метнулся к моей левой руке. Он заметил отсутствие обручального кольца. Поколебавшись, он сказал:

Но ведь у вас были отношения с…

С кем-то — да. Но моя беременность невозможна по медицинским показаниям.

Я рассказала ему о своей первой неудачной беременности, о том, как акушер Гринвичского госпиталя заверил меня, что я больше не смогу иметь детей.

Возможно, он ошибся, — сказал доктор Грейсон, после чего попросил меня закатать рукав. Он взял у меня кровь на анализ. Потом вручил мне стеклянную бутылочку и направил в туалет. Когда я вернулась с образцом мочи, он попросил прийти за результатами анализов через два дня.

Но я заранее знаю результат, — сказала я. — Я не могу быть беременной. Это исключено.

Но по утрам меня по-прежнему тошнило. Когда через два дня я вернулась к доктору Грейсону, он заглянул в мою карту и сказал:

Тест положительный.

Я не верила своим ушам. И даже не знала, что сказать. Кроме привычного: «Этого не может быть».

Эти тесты редко дают ошибку.

В таком случае, я уверена, что это ошибка.