Богатство - Майкл Корда

В висках у Алексы стучало. Ей было трудно сосредоточиться на том, что говорит миссис Баннермэн.

– У нас давно уже не было несчастных случаев на охоте, – продолжала та. – Ни разу с тех пор, как Вилли Очинклек, глупец, подстрелил загонщика. Вам больно?

– Не очень. Немного неприятно.

– Я думаю. Но вы не выглядите, как те, кому "немного неприятно". Скорее, как те, кто испытывает сильную боль. Это видно по глазам. Боль, я имею в виду. Тут не ошибешься. Как у лошади, сломавшей ногу. Я видела то же выражение в глазах первой жены Артура, бедняжки, когда она умирала от рака.

– Я не испытываю такой боли, миссис Баннермэн.

– Да? Прекрасно. Но тогда – какую же боль вы испытываете?

– Не знаю, смогу ли я сказать вам.

Миссис Баннермэн постучала длинным, полированным ногтем по запястью Алексы, словно птица поскребла когтем.

– Думаю, вы д о л ж н ы. Мистер Букер стоит у лестницы с очень мрачным выражением лица. Я знаю, что значит, когда у юристов мрачный вид. Как и врачи, они не любят сообщать дурные новости. Поскольку здешний доктор – подобострастный мелкий подхалим, но вполне компетентный, я полагаю, сказал мне, что ваши раны поверхностны, и он не ждет осложнений, плохие новости вряд ли касаются вашего здоровья.

Алекса собралась с мужеством.

– Это не был несчастный случай.

Миссис Баннермэн не выказала ни удивления, ни потрясения.

– Ясно, – сказала она.

– Какой-то человек пытался меня убить. Он прятался в старом колодце, у каменной стены…

Миссис Баннермэн кивнула.

– Знаю это место. Насколько я помню, у колодца большая голубая ель. Но что вы там делали? Мы не стреляли фазанов в лесу.

– Туда отвел меня Роберт.

Последовала долгая пауза.

Миссис Баннермэн нажала кнопку вызова медсестры, которая незамедлительно просунула голову в дверь.

– Будьте любезны, принесите нам чаю.

Медсестра, пухлая молодая женщина, казалось, готова была заявить, что она – не служанка, но один взгляд на миссис Баннермэн заставил ее передумать.

– Чаю? – спросила она так, будто это было нечто экзотическое. – Я не уверена…

– Благодарю вас, – твердо произнесла миссис Баннермэн, и медсестра исчезла. – Так вот почему мистер Букер выглядит столь мрачно.

Спокойствие миссис Баннермэн изумило Алексу. Дошло ли до нее? Поняла ли она, в чем Алекса обвиняет Роберта? На миг ей подумалось, не выжила ли миссис Баннермэн за одну ночь из ума, как это порой бывает со стариками. Однако стоило лишь взглянуть ей в глаза, чтобы понять, что ее отнюдь не поразил маразм. Она казалась даже более спокойной, чем обычно, словно предполагаемый убийца был всего лишь мелкой неприятностью в упорядоченном образе жизни Кайавы, вроде чашки, разбитой горничной, или старого дерева, поваленного бурей.

– Вы уверены, что этот человек стрелял в в а с?

– Абсолютно уверена. Я видела его лицо.

Миссис Баннермэн вздохнула. Выражение ее лица было непроницаемым, словно она готовилась услышать еще худшее известие, как, без сомнения, делала всю жизнь.

– Вы его знаете? – спросила она.

– Нет. Но я знаю, кто он.

Раздался стук в дверь, и возникла медсестра с подносом. Миссис Баннермэн поблагодарила ее, хотя на поднос взглянула так, будто никогда не видела чая в пакетиках. Как только медсестра вышла – а она, похоже, спешила удалиться от миссис Баннермэн как можно быстрее – Элинор налила две чашки чая и протянула одну Алексе. Из своей она отпила с выражением аристократического отвращения. – Это не то, к чему следует привыкать, не правда ли? – спросила она. – Впрочем, неважно. Что вы собираетесь делать?

– Я должна сначала подумать.

– Я тоже так считаю. Вы уже сообщили в полицию?

– Пока нет.

Дверь отворилась, и, нервно улыбаясь, заглянул доктор.

– Думаю, пациентке сейчас нужно немного отдохнуть, – извиняющимся тоном сказал он.

Миссис Баннермэн бросила на него ледяной взгляд.

– Лучше займитесь своим делом, – фыркнула она. – И конечно, простой факт, что вы доктор, не освобождает вас от обязанности стучать в дверь, перед тем, как войти в комнату к дамам.

– Ну… нет. Я хотел сказать – да. Конечно, я могу зайти позже.

– Вот именно.

Дверь захлопнулась.

– Экий нахальный человечишко, – сказала миссис Баннермэн. – Однако, он, вероятно, прав. Вам нужно отдохнуть.

– Со мной все в порядке.

– Мне кажется, у вас лихорадка, – заявила миссис Баннермэн с властностью, делавшей ее мнение непререкаемым. – Вы не считаете возможным, что это была выходка анархиста или сумасшедшего?

– Нет, я так не думаю.

Миссис Баннермэн словно бы смотрела вдаль.

– Я тоже. В таком случае, ваш долг – заявить в полицию.

– Знаю.

– Я в этом уверена.

– Но я не хочу обращаться к ним с тем, чего не могу доказать.

Миссис Баннермэн уставилась на нее, не мигая,

Алекса помолчала.

– Правда в том, что я не уверена, хотела бы я пойти к ним, даже если б у меня были доказательства. Нет, если это повредит семье.

Миссис Баннермэн кивнула.

– Такое решение нелегко принять. И нелегко исполнить.

– Я уже принимала его раньше. Или его приняли за меня, когда умер мой отец.

Миссис Баннерэн не выражала удивления. Она просто ждала, подняв брови.

– Я не перестаю спрашивать себя, что бы сделал Артур, – продолжала Алекса. – Или чего бы он ждал от меня.

– Я не верю, чтоб он захотел, чтобы семья переживала новый позор огласки. Нет, если этого можно избежать.

– А этого м о ж н о избежать?

– Я так думаю, – прошептала миссис Баннермэн. – В семье, подобной нашей, многие вещи лучше сохранять в тайне. Это огромная ответственность. Которую мне пришлось нести долгие годы. На миг она умолкла, словно думая о прошлом. – Конечно, справедливость должна восторжествовать. И зло должно быть наказано, даже если нам придется сделать это самим, без помощи полиции и суда.

– Не уверена, что знаю, как это сделать.

– В данном случае, по-моему, вам нужно просто следовать намерениям Артура, – отрывисто сказала миссис Баннермэн.

Она накинула на плечи переливчатое пальто. В тусклой и тесной больничной палате оно выглядело неким великолепным средневековым костюмом из музейной экспозиции, напоминавшем о давно забытой эпохе роскоши и блеска.

– Это нелегкая задача. Вам было бы лучше, если бы вы отказались.

– Знаю. Но я не могу.

– Почему?

– Потому что я обещала Артуру,

– Он умер, – резко сказала миссис Баннермэн, так, словно смерть была проявлением слабости. – Вы же не думаете, что он будет ждать вас на том свете, дабы спросить вас, построили ли вы его дурацкий музей, или в каком состоянии бюджет Фонда?

– Нет, в это я не верю. Но обещание есть обещание.

Миссис Баннермэн открыла дверь.

– Что ж, тогда вам лучше немного отдохнуть. Надеюсь, завтра вы будете в состоянии покинуть больницу. Я пришлю за вами свою машину.

– Не уверена, что я хочу возвращаться в Кайаву. Не так скоро.

– Чепуха, – парировала миссис Баннермэн, стоя в дверном проеме. – Куда же вам еще возвращаться?

Роберт весь взмок, пока мысленно прокручивал ситуацию. Дела обернулись к худшему. Полный раздрай. Нужно проглотить пилюлю и смириться. Еще не все потеряно, убеждал он себя, хотя чувствовал в желудке странную пустоту – не столько от страха, сколько от дикой ярости на Рамиреса, преступившего свои инструкции. Он что, с ума сошел? По какой извращенной логике он пришел к выводу, что Роберт хочет, чтоб он совершил убийство?

Не оставалось ничего, кроме как сохранять хорошую мину при плохой игре, решил Роберт. Перевари это, и живи, чтобы завтра дать ответный бой – ничто не учит этому лучше политики. В конце концов, что может с д е л а т ь проклятая баба? Обратиться в полицию? Свидетелей не было. В нее стрелял неизвестный, возможно, браконьер, застигнутый врасплох, или беглый каторжник – в графстве Датчесс, которое славится бесчисленным количеством тюрем и лечебниц для опасных психопатов, всегда есть беглые каторжники. Он уходил поискать для нее машину, когда ей стало дурно, а когда вернулся, она исчезла. Слышал ли он выстрелы? Конечно, слышал. По ту сторону леса десять человек стреляли по фазанам. Нет причин, чтобы кто-нибудь связал с ним преступление Рамиреса, твердо сказал он себе.

Роберт припарковался возле больницы, вышел из машины и придал лицу выражение сочувствия. Он не остановился у конторки для посетителей – в конце концов, он был все равно, что владелец больницы. На втором этаже, в коридоре, он обнаружил Букера и Саймона, расхаживавших взад-вперед, как пара будущих отцов. Оба они, казалось, не были рады его видеть, но иного он и не ожидал. От Букера, решил он, придется избавиться. Он умен, но просто не понимает, что такое в е р н о с т ь, сказал себе Роберт, да и где ему понять? Нужно быть верным своему классу, а Букер к нему не принадлежит, не принадлежал с самого начала.