Водоворот - Ларри Бонд

Артобстрел, продолжавшийся всего пять минут, уничтожил всю бригаду.

Бурсон понимал, что происходит, но не мог совладать с паникой, которая охватила его перед лицом смерти. Вбежав в дом, он стал метаться в поисках комнаты, окна которой не пострадали бы от обстрела. Газ настиг его в подвале, когда он пытался залепить неплотно прилегающую дверь изолентой.

У него вдруг помутилось в глазах, и все тело покрылось липким потом. Его затошнило. Он продолжал биться с рулоном изоленты, но руки уже его не слушались. Потом они стали существовать как бы отдельно от него, и в конвульсиях он рухнул на пол. Легкие его жгло огнем. Надо подышать. Воздуха. Скорее на воздух. Командира южноафриканской бригады стошнило прямо на пол.

Он чувствовал приступы непонятной боли. Нервные импульсы сотрясали все его тело, вперемешку отдавая команды: «Жар», «Холод», «Движение». Каждое нервное окончание в его организме словно взбесилось.

Единственное, что оказалось ему под силу, — это перевернуться. Отчаянно выбросив вперед руку, он дотянулся до оброненной изоленты, и в этот момент зарин проник в клетки мозга. Он с благодарностью впал в беспамятство. Через несколько секунд мозг перестал посылать сигналы в сердце. От начала до конца агония Пита Бурсона продолжалась ровно тридцать секунд.

Полковник Хассан Махмуд в полный рост стоял в командирском люке своего бронетранспортера, прикидывая, какое расстояние отделяет его батальон от южноафриканских оборонительных рубежей. Пожалуй, с километр. Пора развертываться.

Он взял в руки рацию.

— Всем машинам развернуться в цепь. Темпа не снижать.

В наушниках раздались радостные возгласы. Махмуд нахмурился. Глупые юнцы. Ведут себя как на прогулке.

К счастью, оказывать им сопротивление было почти некому. Огонь обороняющихся сил противника был очень незначителен. Пожалуй, они справятся со своей задачей, подумал он.

Кажется, газ сработал. На такой жаре его действие будет продолжаться еще минут десять, не больше. После этого вещество начнет распадаться на вполне безобидные компоненты.

Другие газы нервно-паралитического действия, такие, как, к примеру, зоман, или «Джи-Ди», продолжали бы действовать несколько дней — они относятся к «стойким» отравляющим веществам. Вега потому и выбрал зарин, что он — «нестойкий». Если действовать достаточно осторожно, то батальон Махмуда сможет без ущерба для себя захватить высоту.

Ливийский полковник был настроен оптимистично. Похоже, африканеры были застигнуты врасплох. Даже ветер на руку наступающим — его легкие порывы слева и сзади отнесут остатки газа вперед.

Ветер дул с северо-востока со скоростью десять-пятнадцать километров в час. За те пятнадцать минут, пока продолжалось действие нервно-паралитического газа, он отнес смертоносное облако на три с лишним километра, раздувая его по всему Потгитерсрусу.

Когда над горой раздались первые залпы кубинской артиллерии, большая часть остававшегося в городе белого населения попряталась в импровизированных бомбоубежищах. Однако довольно значительная часть людей не придали очередному артобстрелу большого значения. За три дня жизни практически на передовой они успели привыкнуть к стрельбе и бомбардировкам.

Первыми пострадали те, кто находился на улице, — особенно выполнявшие физическую работу, при которой приходилось тяжело дышать. А обитатели черного тауншипа в своих лачугах без окон, без дверей были все равно что на улице. У них не было бомбоубежищ.

Тем не менее газ начал распадаться, постепенно теряя свою смертоносную силу. Наиболее уязвимыми оказались старики и дети, да еще страдающие легочными заболеваниями, а таких среди шахтеров было немало. Даже в ослабленном виде зарин может вызывать паралич и слепоту. Как известно, разрушенные нервные клетки не восстанавливаются.

Шестилетняя девочка Элис Наксула жила в маленькой хижине со своей мамой, бабушкой и дядей. Обычная девочка из негритянского гетто, она собиралась пойти погулять, поиграть с другими детьми и поискать чего-нибудь поесть. Хаос военного времени начисто истощил их запасы, и им с матерью приходилось поодиночке рыскать по городу в поисках еды, в то время как дядя работал на шахте, а бабушка тихо сидела в единственном в их доме кресле, вспоминая о былом.

Дядя был уже на ногах, торопясь успеть на шестичасовой автобус, чтобы добраться до шахты. Каждый день они все вставали ни свет ни заря, чтобы проводить его на работу, и делились остатками вчерашней овсянки. В темноте никто из них не заметил, как через щелястые стены и занавешенную дырявым одеялом дверь в хибару сочится газ. Его трудно было бы увидеть и днем, но он еще сохранял свою смертоносную силу.

Первые признаки неладного появились, когда бабушка зашлась от кашля. У нее был бронхит — частое явление у стариков, следствие долгих зим, проведенных в неотапливаемой лачуге. Внезапно старушка закричала, упала с кресла и забилась в агонии.

У Элис щипало глаза. Мама стала что-то кричать, показывая на бабушку. Повинуясь инстинкту ребенка, с рождения познавшего полицейские облавы, девочка нырнула под кучу тряпья в углу и замерла. Когда-то давно ее научила этому мама, чтобы на время полицейской облавы взрослые могли убежать. Для Элис куча тряпья была надежным укрытием.

Она с ужасом ждала, что сейчас раздадутся удары и крики, но за себя она была спокойна. Тряпье попахивало, и было нечем дышать, зато полицейским ее ни за что не найти.

Крики смолкли, и ей захотелось встать и посмотреть, что же такое произошло. Но Элис хорошо помнила, чему ее учила мама. Мама учила ее, что надо три раза пропеть про себя глупую песенку про мартышку и носорога и только после этого вылезать. Она так и сделала, с особенным удовольствием исполняя про себя тот куплет, в котором мартышка перехитрила носорога.

Закончив песенку, она выбралась из своего укрытия, освобождаясь от тряпок и одеял.

Мама лежала на полу рядом с бабушкой и дядей.

Элис потрясла ее, но от этого мама лишь тихо застонала. Элис хотела принести воды. Однажды во время облавы полицейские избили маму, и она лежала вся в синяках и крови. Тогда дядя велел девочке принести воды. И это помогло.

Элис уже бежала к колонке, когда до нее донеслись слабые мамины крики: «Я ничего не вижу! Я ничего не вижу!»

Элис бегом вернулась назад и попыталась поднять дядю или бабушку, чтобы они ей помогли, но оба были мертвы. Она знала, как это проверить. Мама задавала ей вопросы, а она отвечала. Ни у одного из них не было никаких ран, но по остановившемуся, полному ужаса взгляду можно было догадаться, что они умерли в мучениях.

— Мамочка, что я должна сделать?

Ответа не последовало.

Несколько тысяч местных жителей — черных и белых — были мертвы или, изувеченные, блуждали по Потгитерсрусу.

В обязанности Джонатана Сасоло входило обеспечивать связь генерала Антонио Веги с руководством Африканского национального конгресса. По южноафриканским меркам, он принадлежал к «смешанной расе». Это был широкоплечий мужчина, с большими руками и зычным голосом. В военизированном крыле АНК, «Умконто ве сизве», он имел чин майора, и по идее такой же чин был пожалован ему и в ставке Веги. Однако офицеры штаба обращались с ним без должного уважения. От такой несправедливости его гнев и возмущение только возросли.

— Вот как вы нас освобождаете? Уничтожая половину населения, а остальных обрекая на голод?

Вега пытался вести себя как можно дипломатичнее, для большей убедительности он пригласил присутствовать при разговоре Суареса и Васкеса.

— Товарищ Сасоло, я прошу вас меня понять. Мы не властны над ветром.

— Но вам были известны и направление, и сила ветра. Однако это не помешало вам наплевать на легко прогнозируемые последствия газовой атаки! — Сасоло навис над столом Веги и заорал так, что кубинские офицеры в ужасе отшатнулись. — Более тысячи погибших, Вега, и много тысяч искалеченных. Мертвых так много, что мы не в состоянии их всех сосчитать. И это вы называете победой?

— Не просто победой, а очень важной победой, — парировал Вега. — Наши войска, в которые, осмелюсь вам напомнить, входят и ваши люди, потеряли только четырнадцать человек убитыми и тридцать семь ранеными, а уничтожили целую бригаду противника.

Васкес поддакнул:

— Подумайте, в каком шоке сейчас находится Претория, товарищ майор. Подумайте, насколько это приближает нас к нашей победе.

Лицо Сасоло исказилось от гнева.

— Победе? Говорю вам, если вы будете продолжать в том же духе, эту победу будет некому праздновать. И особенно если ваши войска конфискуют всю еду в городе! Как прикажете людям жить?