Дневник самоходчика - Электрон Приклонский

Вернулись в расположение, к «родному очагу», спешно соорудили «встречный» ужин и уселись за стол. Нил долго любовно изучал добродушную Мишину физиономию, а затем тихо произнес:

— А ведь ты, Моня, стал у нас теперь гвардии шероховатый!

Все прыснули беззлобно. Действительно, все лицо Краснухина, желтовато-бледное после госпиталя, было обильно усеяно неглубокими крапинками — следами брызг горящего газойля.

— Ничего, главное — глаза целы, — защищался Миша, — и девки рябых зато больше любят!

Беспалов привез откуда-то еще двоих наших: командира ИСУ Федьку Речкалова и Василия Зубарева. Водитель речкаловской машины Темненко сломал ногу, а Васька Зубарев вернулся буквально с того света, так как числился в списках погибших уже больше месяца. По поводу его «воскрешения» хлопцы срочно нагнали горилки из барды, которая бесполезно бродит в чанах здешнего пивного заводишки.

Привели свою машину в порядок. Здесь сразу два СПАМа: 83-й и 125-й, и мы не знаем еще, в который будем передавать самоходку и что нас ожидает: в полк возвратят или направят в другую часть, чтобы возместить людские потери.

Сдал машину Федьке Буянову. Он теперь техник-контролер и сразу стал ужасно важным. Отвоевался. Не знаю почему, но ничуть ему не завидую.

И вот мы без «коня». Бредем впятером, всем экипажем, не спеша по Мальцайтену. Настроение, разумеется, весеннее и самое праздничное.

Мальцайтен — небольшой населенный пункт, и его с трудом можно назвать городишком. В одном из кирпичных домиков, на главной, по-видимому, улице, живет наш экипаж. Улица эта идет вниз, к небольшому озеру. Отделенная от озера железнодорожной насыпью, торчит справа, на возвышении, колючая кирха. За нею толпятся одноэтажные домишки, половина которых пустует, брошенная жителями. По левую руку почти вплотную к строениям подступает в нескольких местах хвойный лесок.

Бесцельно бродим с Речкаловым по скучному «штэдтхэну» и, не найдя других достопримечательностей, решаем заглянуть в серую кирху. Она не заперта. Внутри никого и ничего, кроме сложенных в низкий штабель тюфяков. Сквозь узкие стрельчатые окна косо падают вниз солнечные полосы, и в них, подтанцовывая, роятся мельчайшие пылинки. Направляемся дальше, к железнодорожной станции. На запасном пути — длинный состав из низкобортных платформ, нагруженных трофейной техникой — главным образом пушками всевозможных систем и калибров. Около орудий хлопочут немки — женщины и девушки, отчищая наждачной бумагой рыжую ржавчину на стволах и лафетах и смазывая их затем солидолом. Бессмысленное занятие: все равно ведь вся эта сталь пойдет на переплавку.

Работающих охраняли несколько пожилых солдат, вооруженных винтовками. Поэтому круглолицый смуглощекий Федька, заглядевшийся было на аппетитную немочку, которая озорно косилась в нашу сторону, трудясь над открытым замком здоровенной 210-миллиметровой гаубицы, притушил хищный блеск своих черносливовых глаз и скорчил такую постную мину, что стал очень похож на кота из какой-то притчи. Хвостатый плут, убедившись, что печенку, которую предусмотрительная хозяйка подвесила под самым потолком, стащить не удастся, будто бы равнодушно промурлыкал: «А я сегодня пощусь!»

Мы удалились в сторону овального озера, почти лишенного прибрежной растительности. Может быть, так только казалось из-за того, что кустарники еще не одеты в листву. На серой водной глади, свободной уже ото льда, плавал одинокий белый лебедь, держась самой середины озера.

— Осторожничает: напуган войной. И военными… — задумчиво заметил Федя, любуясь красивой гордой птицей. — Лебеди очень зорки. Смотри.

Он нагнулся, поднял с земли палку и приставил к плечу, словно винтовку. Лебедь, секунду назад спокойно курсирующий метрах в трехстах от берега, окатывая себя водой и охорашиваясь, тотчас стремительно прибавил ходу.

Он вытянул длинную шею, развернул большие белоснежные крылья и стал помогать себе частыми взмахами, задевая воду и окружая себя радужным ореолом мелких брызг, разноцветно вспыхивающих на солнце. Некоторое время птица словно бежала по воде, делая стартовый разбег, затем плавно взмыла и, грациозно взмахивая крылами, стала удаляться, быстро превратившись в маленькую белую точку на голубом фоне.

Проводив красавца долгим взглядом, мы двинулись вдоль озера вправо и на закруглении берега, в специально прорытом канальчике, прикрытом кустиками лозняка, обнаружили полузатопленную лодку с рыбообразным куском нерастаявшего льда, лежащего на днище. Выволокли посудину на сушу, вылили из нее воду и осмотрели: она оказалась вполне надежной. Решено было порыбачить. Вернулись в «город», разжились у запасливых спамовцев крючками и леской и на вечерней зорьке «открыли путину»: удили с лодки. Однако наши надежды поразнообразить свой скудный стол не оправдались… Продрогшие на сыром ветру и злые, возвратились мы не солоно хлебавши домой, но настроение наше поправила горячая вода, оставленная для нас в железной бочке на чердаке, где экипаж мой сегодня банился. С удовольствием лебедем плещусь в корыте. Как мало порою человеку нужно!

Полная весна! Снега на полях уже нет — он сохранился небольшими островками лишь в тенистых местах оврагов, в лесу да под северными стенами построек.

Жмурясь от яркого, только что оторвавшегося от черты горизонта солнца, шагаем на охоту к озеру, откуда доносится шумное хлопанье крыльев и возбужденное утиное кряканье. Втроем усаживаемся в лодку, привязанную к деревянным мосткам. Один гребет, двое с заряженными карабинами расположились на носу и на корме, готовые в любой момент открыть убийственный огонь по кряквам, которые сделали на этом тихом озере дневку, чтобы передохнуть и подкрепиться после длительного перелета.

Но хитрые утки ведут себя очень осторожно: пасутся на открытой воде, а при приближении нашего «дредноута» дружно ныряют и появляются на поверхности далеко от места погружения и в совсем неожиданном для стрелков месте. Сделав несколько безуспешных попыток подплыть к птицам в открытую, мы тоже начинаем хитрить. Отведя лодку в прибрежные заросли, нарезали камыша и замаскировали им весь левый борт, обращенный к озеру, а затем стали медленно и бесшумно красться, прижимаясь к берегу. Однако утки, словно в насмешку, подпустив нас метров на сто, дружно взмыли вверх и перелетели на соседнее озерко. Мы проводили взглядом улетающий завтрак и поплелись, удрученные, восвояси.

Идем по задворкам покинутых деревенских усадьб и вдруг над распахнутой дверью заднего крыльца видим здоровенного рыжего кота с широкой мордой и нахальными зелеными глазищами. Он с таким издевательским и одновременно злым выражением на усастой роже уставился на нашу троицу, что впечатлительный Федя Речкалов прорычал какое-то проклятие и потянул с плеча карабин. Кот, не сводивший с нас настороженных круглых глаз с вертикальными прорезями зрачков, прыгнул вниз и молниеносно скрылся внутри дома. Федя за ним. В комнате что-то с грохотом упало, потом глухо бабахнул выстрел, и из окна (стекол в нем не было) рыжей молнией выметнулся взъерошенный кот, перевернулся, приземляясь через голову, и во всю мочь удалился большими прыжками по голому полю к оврагу, на склонах которого густо краснели прутья вербняка в праздничном наряде из пушистых желтых, овальной формы соцветий. Топая сапогами и страшно чертыхаясь, выбежал на крыльцо распаленный преследователь, держа карабин на изготовку и отыскивая глазами беглеца. «Мстителя» поймали за плечи и не дали выстрелить: на поле перед озером бродили несколько человек — женщин и стариков, — которые ковыряли вилами глинистую землю, собирая, очевидно, случайно оставленные с осени картофелины.

В эту самую минуту прибежал запыхавшийся Николай, который, весь сияя, объявил, что за нами приехали.

— Будем считать, что рыжей бестии дьявольски повезло, — процедил сквозь зубы Речкалов и разрядил оружие.

Через несколько минут, оживленно переговариваясь на ходу, мы достигли своего голодного бивака.

Перед нашим «расположением» появился «Форд». Шоферы деловито заправляли «Студебеккер» бензином из привезенной бочки, а на крыльце неторопливо покуривали капитан Поляков и Володька Федоров. Они порадовали нас хорошими новостями: 28 марта взят город-порт Гдыня (Гдинген), а вчера — и главный польский порт Гданьск (Данциг).

Поколесить по разбитым и по хорошим дорогам пришлось изрядно, но все же к вечеру мы прибыли в полк, уже отведенный из Пруссии в Польский коридор.

Записываю самое памятное дорожное впечатление. Мы приближались к какому-то городку. Шоссе с обеих обочин тесно обсажено старыми деревьями. То и дело приходится осторожно объезжать, принимая вправо или влево, подбитые белые и сожженные закопченные Т-34-85, а также черные немецкие «гробы». Одна из белых тридцатьчетверок, что не дошла до окраины всего метров семисот, насквозь пронзила стволом своей длинной пушки старый тополь и наискось перегородила половину проезжей части шоссе. Обогнули этот танк с трудом. Пока шофер «Студебеккера» маневрировал, все пассажиры повылезали из машин и окружили тридцатьчетверку. В лобовой броне ее обнаружили пробоину — чуть правей и повыше люка механика-водителя. Все люки машины были закрыты, а ключа при себе ни у кого не оказалось.