Миры Империума - Кейт Лаумер

Положив указку, он посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом.

— Ваша судьба переплетается с судьбой вашего мира, мистер Керлон. Ваш жизненный путь, ваша история являются частью основы ткани, составляющей известную нам реальность. Мы должны ухватить эту нить, как и любую другую, нам известную, хотя их и немного, а затем попытаться вновь сплести жизнеспособную матрицу, в которую может уйти загнанная в ловушку энергия.

У меня возникло ощущение, что он чересчур упрощает проблему, но суть ее и без того казалась мне слишком туманной.

— Продолжайте, генерал,— сказал я.— Я изо всех сил пытаюсь вас понять.

— Наши жизни существуют не в вакууме, Керлон. У нас есть прошлое, есть корни. Поступки, совершавшиеся тысячелетия назад, влияют на наши сегодняшние жизни, так же как наши нынешние поступки отразятся в грядущих веках. Наполеон, Гитлер, Цезарь оказали влияние на свои времена и на все за ними последовавшие. Но в данный момент сама ткань всего сущего натянута до предела. То, что нам предстоит сделать, намного превышает потенциал любых ключевых исторических фигур и определит саму сущность будущего мира. Мы должны действовать быстро, решительно и верно. Мы не имеем права на слабость или ошибку.

— Вы все время к чему-то клоните, генерал. Почему бы сразу не перейти к сути?

Он нажал кнопку на пульте, и карта исчезла, уступив место другой диаграмме, изображавшей некое подобие амебы из розовых и красных линий, которые дергались и извивались над сеткой, испещренной светящимися точками.

— Это крупномасштабная энергетическая карта Пустоши. Здесь вы видите перемещение линий квантового разграничения, которые стремятся подстроиться к ненормальному давлению, исходящему от вероятностной бури. На каждой из примыкающих к Пустоши мировых линий объективная реальность постоянно изменяется: предметы, люди, ландшафты, каждое мгновение, день ото дня. Вряд ли стоит объяснять вам, к какой неразберихе это ведет. Пока что мы почти не ощущаем подобного эффекта: линия ноль-ноль вполне стабильна и надежно зафиксирована в прошлой истории за счет ряда ключевых событий. То же верно и для вашей линии, ИП-три. И если Пустошь поглотит эти линии, это будет означать конец основам человеческой культуры, равным по значению открытию огня.

Он снова переключил изображение, на этот раз на экране появилась пылающая туманность, напоминавшая солнце с близкого расстояния.

— Это центр вероятностной бури, мистер Керлон. Мы засекли его местонахождение на мировой линии, где некогда располагалась великая культура. Именно там находится ключ к нынешнему кризису. Я предлагаю отправиться туда, мистер Керлон, и найти этот ключ.

— Слишком уж это похоже на прыжок прямо в кратер действующего вулкана.

— Эта диаграмма изображает возмущение вероятностной энергии,— сказал Рузвельт.— На поверхности, для наблюдателя, находящегося на самой А-линии, буря в явном виде не заметна. Да, аномалии, искажения, невозможные события, нарушения законов природы происходят прямо на ваших глазах, но сама буря бушует на энергетическом уровне, который могут обнаружить лишь специальные приборы. Человек вполне может отправиться туда, мистер Керлон, и хотя ему будет грозить неописуемая опасность, вряд ли она смертельна.

— А что потом?

— Где-то на этой линии находится ключ, артефакт, столь неразрывно вплетенный в ее прошлое и будущее, что все основные вероятностные линии вынуждены проходить через него, так же как силовые линии магнитного поля проходят через полюса магнита. Я предлагаю выяснить, что это за предмет, найти его и убрать в безопасное место.

— Ну, давайте,— сказал я.— Выкладывайте все до конца.

— А что еще говорить, мистер Керлон? — Рузвельт снова лучезарно улыбнулся, и глаза его опасно блеснули.— Я хочу, чтобы вы были на моей стороне. Мне нужна ваша помощь. Помощь тех сил, которые вы воплощаете.

— А с чего вы взяли, что я туда пойду?

— Я прошу вас пойти. Я не могу и не стану пытаться вас принуждать. Это не только бесполезно, но даже хуже для дела. Но, помня величие вашей линии, я полагаю, что вы сами знаете, в чем заключается ваш долг.

— Значит, теперь это мой долг, да?

— Думаю, да, капитан Керлон.

Он встал и еще раз улыбнулся. Я понял, что этого человека мне придется либо полюбить, либо возненавидеть — третьего не дано.

— Вам незачем прямо сейчас принимать решение,— небрежно сказал он.— Я распорядился, чтобы вам выделили комнату в моих апартаментах. Отдохните, поспите, а потом поговорим.

Взгляд его пробежался по моим свитеру и штанам, затем остановился на заткнутом за пояс ноже.

— Вынужден попросить вас оставить... гм... оружие здесь,— сказал он.— Формально вы находитесь под обычным арестом, и лишние разговоры ни к чему.

— Не отдам,— сам не зная отчего, ответил я.

У него в распоряжении имелась целая армия, чтобы отобрать у меня нож, если бы ему это захотелось. Наклонившись вперед, он нахмурился и с едва скрываемой злобой посмотрел на меня.

— Будьте так добры, во избежание неприятностей, положить нож на стол,— медленно произнес он.

Я покачал головой.

— У меня с ним связаны сентиментальные чувства, генерал. Я ношу его уже столь давно, что без него ощущаю себя почти голым.

Взгляд его пронзил меня, словно лазерный прицел, затем он расслабился и улыбнулся.

— Ладно, можете оставить его себе. А теперь идите и подумайте о том, что я вам говорил. Надеюсь, к завтрашнему утру вы все же решитесь выполнить мою просьбу.

Комната, куда меня препроводили, оказалась чуть меньше зала для дипломатических приемов, но во всем остальном была обставлена по высшему разряду. После того как сопровождающие ушли, я заглянул в гардероб, содержимое которого вполне годилось бы для бродвейской звезды, в шкаф, где могли бы разместиться шестеро и еще осталось бы место для игры в покер, ткнул пальцем кровать, напоминавшую олимпийский борцовский мат с кисточками. К подобной роскоши я не привык, но решил, что вполне могу на ней спать.

Приняв душ в ванной с золотыми кранами и розовым мрамором, я надел оставленную специально для меня свежую одежду, после чего явился официант в черных штанах до колен и золоченом жилете, неся поднос с фазаном на прозрачном фарфоре и вином в бокале из тончайшего стекла. Уплетая обед, я размышлял о том, что узнал от Рузвельта. Вся эта история о параллельных мирах и нависшей над ними катастрофе, которую могли предотвратить лишь он и я, казалась мне столь же правдоподобной, как и любой бред сумасшедшего. Однако свидетельства тому окружали меня повсюду. И кое-что еще беспокоило меня в поведении генерала.