De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов

Ольга Николаевна

В 1916 г. в Петрограде я познакомился с одной русской, на которой позже женился. Ей было 28 лет, звали её Ольга Николаевна Зубкова. Она была разведена с мужем–офицером. Жили они в Саратове. Маленький сын после развода остался с отцом.

Ольга была очень музыкальна и обладала необыкновенно красивым голосом. Вся прелесть её голоса становилась особенно явной, когда она пела задушевные русские народные и цыганские песни. Музыка была её жизнью. Ольга начинала петь рано утром, а когда мы жили за городом, она отправлялась в лес, где могла проводить целый день в одиночестве и петь.

В Стокгольме вокруг Ольги собирались русские эмигранты, она звала их к себе в дом, где они чувствовали себя не такими бездомными и несчастными. Позже к нам переехали её сёстры — Вера Шмидт с маленькой дочкой Ниной и Люба, актриса Художественного театра, которая была замужем за молодым одарённым художником. Вместе с нами они переехали в Берлин. Так была собрана вся семья воедино, кроме матери, оставшейся на родине, которая, однако, ненадолго приехала в Берлин, но, заскучав по дому, вернулась назад.

В доме работала служанка Настя, прожившая с семьёй много лет. Она с необычайным умением вела домашнее хозяйство. Настя убирала, шила, вязала, готовила еду, стирала, гладила белье, чистила серебро, полировала мебель и пекла превосходные пироги. Она всегда была с семьёй, будь то в моменты радости или горя. Она плакала и смеялась вместе со всеми, и каждый мог прийти к ней со своими заботами.

У Ольги в нашем доме в Берлине жили и её дальние родственники, молодые и старые, и даже друзья. Некоторые из них навсегда покидали этот мир в нашем доме, здесь появлялись на свет новые люди. Печаль сменялась радостью.

Дела требовали моего постоянного присутствия в Москве. Когда я приезжал в Берлин, мне приходилось жить в гостинице из–за того, что мой дом был переполнен.

Иногда Ольга ездила со мной в Москву и чувствовала себя там как рыба в воде. Она очень тосковала по своему сыну. Мальчик же, наоборот, живя постоянно с отцом, не разделял материнских чувств, несмотря на все подарки, что он получал от неё. Для Ольги это было самым большим горем.

Развестись в то время было так же просто, как и жениться. Поняв, что наши взгляды на жизнь часто не совпадают, мы решили разойтись. Ольга осталась в Берлине и целиком посвятила себя искусству, не только пению, но и живописи. Во Франции было организовано несколько выставок её работ. Вера умерла от тяжёлой болезни, а вскоре и её муж. Их дочь Нина навестила меня как–то раз в Париже приблизительно в 1935 г. Она была замужем за немецким офицером и направлялась к Ольге, которая переехала в своё имение в южной Франции. Больше я никогда о них не слышал.

Положение тех русских эмигрантов, кто всё ещё верил в падение власти большевиков и надеялся на возвращение в Россию и получение имущества, становилось всё тяжелее. Им пришлось продать свои ювелирные украшения, меха и предметы искусства. Кто–то сдался, но часть из них начала работать с невиданной прежде энергией и предприимчивостью. В основном все они были художественно одарёнными людьми, что наложило отпечаток на их деятельность. Их величественный нрав и мягкий любезный характер делали их обожаемыми людьми в тех странах, куда они переезжали. Естественно, большинство из них были непримиримыми противниками большевизма, лишившего их всех привилегий в обществе, но время лечит раны. В 1944 г. в Америке я встретил одного из них, и он сказал: «Вы ведь понимаете, что мне не нравились большевики. Но, должен признаться, после той храбрости, мощи и самопожертвования, что Советская Россия показала миру, я горжусь тем, что я русский».

Яльмар Брантинг

Когда Яльмар Брантинг умер, мир потерял одного из своих величайших сыновей. Я пишу эти строки через двадцать лет после его смерти и пытаюсь до конца понять, что он значил для Швеции, всего мира, для бедных и для тех, кому посчастливилось считаться его друзьями. Я вспоминаю события, связанные с его именем, и перед моим взором возникает его рослая фигура. Я вижу его густые усы, лохматые брови, торчащие ёжиком седоватые волосы, мягкий взгляд серо–синих глаз. Благородный, отзывчивый, проницательный и бесстрашный, деятельный человек–гигант, неподкупный борец.

Будучи молодым студентом, он привлёк к себе внимание людей тем, что часть своего наследства, доставшегося ему после смерти отца, профессора Габриеля Брантинга, отдал на поддержку рабочего движения. В первые годы ему приходилось бороться и преодолевать трудности. Но благодаря уму, навыкам лидера и свойствам сильной личности, ему удалось привести рабочее движение к блестящим победам.

Я опущу то, как зарождалось рабочее движение, и упомяну лишь некоторые события из его истории. Сплочённость рабочих способствовала мирному разрешению судьбы унии в кризисный период. Швеция и Норвегия преподали урок всему миру, показав, как цивилизованные нации могут без войны решить даже самые спорные вопросы.

Самым серьёзным этапом, через который Брантингу пришлось пройти, стала стачка 1909 года (XXVI). Европа и Америка с напряжением следили за борьбой между капиталом и трудом. Шведских рабочих поддерживали рабочие организации других стран. Суммы, конечно, были не такими большими, но подобный жест свидетельствовал о солидарности представителей рабочего класса на международном уровне. Возникла опасность, что стачка начнется и в других странах Европы. В то время рабочее движение ещё не было достаточно зрелым, и конфликт мог привести к гражданской войне. Тот факт, что стачка завершилась относительно удачным образом, говорит, прежде всего, о достойном поведении рабочих, но также и о той работе, которую проделал Яльмар фон Сюдов, сдерживая вспыльчивых представителей со стороны работодателей.

Рабочие отступили и проиграли эту битву, но своей организованностью и мудрым поведением во время стачки завоевали уважение и восхищение всех здравомыслящих граждан.

Брантинг был революционером, но не был доктринёром. Он считал, что учение Маркса не может быть с буквальной точностью применено в такой высокоразвитой стране, как Швеция. Согласно идеям социал–демократов, королевская власть должна упраздняться. Если бы Брантинг был главой социал–демократической партии в царской России или Испании, то он наверняка упразднил бы власть монарха, которая угнетала народ. Но в Швеции, стране, где король был всеми любим, не было никаких оснований что–то менять. То же касалось религии и духовенства. Священники посвящали себя исключительно своей профессии и не вмешивались в политику.

Во время Первой мировой войны практически все шведы, благодаря умело инсценированной пропаганде, сочувствовали Германии. Даже рабочие, объединившиеся в профсоюзы по немецкому