Творения, том 6, книга 1 - Иоанн Златоуст

2. Видишь ли, что они имели нужду в исполнении событий, чтобы пророчество сделалось ясным, и что иудеи не были виновны, не понимая тех пророчеств о Христе до пришествия Христова, потому что с пришествием Его пророчества имели сделаться понятными и ясными. Послушай, что говорит Сам Христос: если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха (Ин.15:22). Почему не имели бы греха, когда пророчества предвозвещали? Потому, что хотя и предвозвещали, но до пришествия Того, о Ком предсказывалось, не были ясными и понятными. Если бы и тогда пророчества были ясными и понятными для иудеев, то очевидно, что и до пришествия Его они имели бы грех;. если же они не имели греха, то очевидно по неясности и прикровенности того, что говорилось. Притом до пришествия Христова от них и не требовалась вера во Христа. Для чего же предсказываемо было тогда? Для того, чтобы, когда Он придет, они имели домашних учителей, которые руководили бы их, и знали, что эти события не новость и это домостроительство не недавнее, но что о нем предвозвещено было издавна, за долгое время; а это не мало могло привлекать их к вере. Итак, вот одна причина неясности (пророчеств), которую мы подтвердили и многими свидетельствами в прежней беседе. Но, чтобы не наскучить вам, говоря опять одно и тоже, нужно оставить ее и сказать о другой причине, которая делает Ветхий Завет не темным и не непонятным, а более трудным для нас, – ведь иное дело – вовсе не понимать ничего из предлагаемого и видеть лежащее покрывало, а иное – постигать говоримое, но только постигать с трудом.

Итак, в чем состоит вторая причина, по которой Ветхий Завет труднее Нового? Ветхий Завет, который мы имеем, написан не на нашем природном наречии: он написан на одном языке, а мы читаем его на другом; вначале он был написан на языке еврейском, а мы приняли его на языке греческом. Но когда с одного языка переводят на другой, тогда встречают много трудностей. Сведущие во многих языках хорошо знают, до какой степени не возможно передавать со всею ясностью речь природного своего языка при переводе на другой язык. Это и было причиною трудности Ветхого Завета. Еще за триста лет до пришествия Христова, при египетском царе Птоломее, Ветхий Завет был переведен на греческий язык; и это было весьма полезно и необходимо. Пока он относился к одному народу еврейскому, дотоле оставался на еврейском языке, потому что никто другой не стал бы тогда внимать ему, так как остальная часть рода человеческого находилась в крайней грубости. Когда же должен был явиться Христос и призвать к Себе всю вселенную не только чрез апостолов, но и чрез пророков, – ведь и они руководят нас к вере и познанию Христа, – тогда наконец пророчества, как бы некоторые входы и пути, прежде загражденные неясностью языка, Бог сделал открытыми со всех сторон посредством перевода, чтобы все, стекаясь отовсюду из среды язычников и с великим удобством проходя этими путями, могли по ним придти к Царю пророков и поклониться Единородному Сыну Божию. Потому еще до времени пришествия Христова все они были переведены; если бы они оставались только на еврейском наречии, а между тем Давид говорил бы: проси у Меня, и дам Тебе народы в наследие Твое и концы земли во владение Твое (Пс.2:8), то как мог бы узнать говоримое сириянин, или галатиец, или македонянин, или афинянин, при неясности Писания? Также, – когда Исаия взывал: как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен (Ис.53:7); и еще: к корню Иессееву, который станет, как знамя для народов, обратятся язычники, – и покой его будет слава (Ис.11:10); и еще: земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют море (Ис.11:9). Также, – когда Давид опять говорил: все народы, восплещите руками, воскликните Богу гласом радости (Пс.46:6); и еще: сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих (Пс.109:1).

3. Потому, так как в Ветхом Завете предсказано и о страдании, и о воскресении, и о вознесении, и о сидении одесную, и о втором пришествии Христовом, и обо всем том вообще, что содержится в Новом Завете, то чтобы это не осталось неизвестным для последующих народов и чтобы они не были в неведении о силе пророчества, благодать Божия еще до пришествия Христова предуготовила перевод Писаний и сделала их полезными не только обратившимся из язычников, но и тем иудеям, которые были рассеяны по всей вселенной и уже не употребляли еврейского языка. Таким образом вот уверовал и язычник, взирая на знамения иудеев. В свою очередь, как могли бы апостолы обратить и иудея, если бы не представили ему домашнего учителя-пророка? Если Павел, пришедши в Афины, имел нужду в надписи, начертанной на жертвеннике, и из ней извлек поучение афинянам, надеясь легче побудить их собственным их оружием, что и случилось, то тем более, беседуя с иудеями, он имел нужду в помощи со стороны пророков, чтобы те не обвиняли его, будто он предлагал слуху их нечто новое и странное. Но почему, скажешь, не быть бы одному языку, чтобы мы не встречали никакого затруднения? Да, человек, был в древности один язык, и как одна у людей природа, так был один у всех и язык. В начале не было иноязычного, не было разноречивого, не было ни индийца, ни фракиянина, ни скифа, но все говорили одним языком. Какая же, скажешь, была причина (различия языков)? Мы, всегда непризнательные к Благодетелю, оказались недостойными этого одного языка. Что говоришь ты? Оказались недостойными языка? И животные бессловесные все имеют свой собственный язык; овцы блеют, козы блеют, бык мычит, конь ржет, лев рыкает, волк воет, дракон свистит; каждое из бессловесных сохранило собственный свой звук, а я один лишился своего языка? Дикие и кроткие, ручные и неукротимые животные остались каждое при своем, в начале доставшемся им языке, а я, владыка их, лишен этой чести? Их честь неизменна, а я лишился даров Божиих? Какой, столь великий, совершил я грех? Ужели не довольно было прежних наказаний? Бог дал мне рай, – и изгнал меня из рая; я вел жизнь свободную от скорбей и трудов, – Он осудил меня на пот и изнурение; земля доставляла мне все без посева и без плуга, – Он повелел ей произращать терние и волчцы, и меня обратил опять в нее; Он наказал меня смертью, и женский пол в наказание подверг болезням рождения и трудам. Не довольно было этих наказаний, – Он отнял у меня язык, лишил меня и этой чести, чтобы я отвращался от единоплеменных и единородных, как от диких зверей, отделяясь языком от общения с ними. Я распространил это возражение для того, чтобы, когда приведу разрешение, победа была тем блистательнее. Если Бог хотел, скажешь, лишить меня всего этого, то для чего и давал мне это в начале? Хотите ли, я извлеку отсюда же и разрешение, – из этого самого возражения? Так много оправданий для Бога, что и самого возражения противника, без всякого прибавления с нашей стороны, достаточно для опровержения обвинений. Если он хотел лишить меня всего этого, то для чего и давал мне это в начале? И я скажу тоже самое: если Он хотел лишить тебя всего этого, то для чего и давал? Значит, Он потому дал тебе это в начале, что не хотел отнимать у тебя. Что же вышло? Не Бог отнял у тебя, а ты сам потерял данное тебе. Удивляйся же Его человеколюбию, по которому Он даровал, и обвиняй самого себя за легкомыслие, по которому ты не сохранил дара. Таким образом очевидно, что не тот виноват, кто вручил залог; а тот подлежит обвинению, кто утратил залог. Бог доказал, что Он любил, был человеколюбив и хотел одарить, тогда как никто не принуждал Его и не заставлял, – не по удивлению к заслугам твоим, и не имея надобности воздавать тебе за какие-нибудь труды, но тотчас по сотворении тебя, тотчас Он дал тебе это преимущество, чтобы показать, что этот дар был не воздаянием за заслугу, но одною только благодатию. Если же ты не сохранил данного, то обвиняй самого себя, а не Того, Кто дал тебе дар.

Но разве это только можем мы сказать за Владыку? Достаточно, конечно, и этого оправдания; но бесконечная Его благость и неизреченное человеколюбие представляет нам множество и других оправданий. Не то одно можно сказать, что Он даровал, а ты потерял, хотя даровавший и таким образом освобождается от обвинений, или, лучше сказать, еще достоин величайшего удивления за то, что, и предвидя, как ты потеряешь, не лишил тебя дара; но я могу сказать и другое, гораздо большее. Что же такое? То, что и после того, как ты потерял по собственному легкомыслию, Он снова возвратил тебе потерянное, лучше же сказать – не одно только потерянное, но еще гораздо большее того. Ты потерял рай, а Он дал тебе небо. Видишь ли, как приобретение выше потери, во сколько изобильнее это богатство? Он дал тебе небо, чтобы явить Свое человеколюбие, и уязвить диавола, показывая, что, хотя бы диавол делал тысячи козней человеческому роду, он не достигнет никакого успеха, так как Бог всегда ведет нас к высшей почести. Итак, ты потерял рай, а Бог отверз тебе небо; ты осужден на труд временный, – и удостоен жизни вечной; Он повелел земле произращать терние и волчцы, а душа произрастила тебе плод Духа.