Муос: Чистилище - Захар Петров

Как Вере хотелось подчиниться своей старшей не родной и не названной сестре!

— Прости, Джессика, у меня там есть ещё дела. Спасибо тебе за всё…

4

Планам покойной Жанны о полной изоляции Улья реализоваться было не дано. Крах начался слишком рано, когда работы по постройке железобетонных ворот и систем экстренного обвала ходов, ещё завершены не были. Эти три входа до сих пор перекрывались хлипкими дверями, наспех построенными баррикадами и усиленными дозорами асмов. Асмами себя называли члены созданного генералом Дайнеко нового вооружённого формирования — Армии Спасения Муоса (АСМ), состоявшей из бывших штабных офицеров, немногих оставшихся убров, армейцев и большого числа новобранцев. Дайнеко для поддержания своей диктатуры осуществил почти поголовный набор в АСМ мужчин, оставшихся в живых после чисток и не сбежавших от мобилизации из Улья. В ближайших поселениях, где был «восстановлен порядок» также отбирали самых сильных юношей и мужчин и добровольно или под угрозой убиения обращали в асмов.

Самый большой вход в Улей шёл прямо со станции Площадь Независимости, самого многолюдного поселения Муоса. Поэтому Вера пришла именно сюда. Это была территория Деспотии Дайнеко.

На подходе к станции Площадь Независимости Вера встретила беженцев и, наспех побеседовав с ними узнала, что возглавленная лично Дайнеко АСМ ушла «наводить порядок» на восточные станции. По слухам, войска генерала встретили ожесточённое сопротивление на Академии Наук, однако о дальнейших события мнения были противоречивы: ни то все повстанцы были разбиты, ни то армию генерала окружили и уничтожили до последнего солдата. На входе на станцию её встретили четверо дозорных из АСМ. Один из них — бывалый вояка из числа армейцев, трое — новобранцы. Армейца Вера узнала, он её — нет. В резервации она переоделась в мужскую, скорее даже подростковую одежду. В кепке с лихо натянутым козырьком, короткой стрижкой и пацанской походкой она была похожа на сорванца, а не на объявленного вне закона и подлежащего уничтожению следователя.

— Куда ты идёшь, дитятко? — спросил парень, возрастом едва старше Веры.

Униформы ему, как и большинству aсмейцев, пока не выдали — только меч, арбалет и красную повязку с белыми буквами: «АСМ».

— Я, этава, к генералу иду. Этава, в армию, значит, поступать.

— Ты, в армию? — надменно спросил юнец, издевательски потянув козырёк кепки Веры вниз.

Другие aсмейцы заржали.

— Тупай отсюда, пока по жопе тебе не нашлёпали.

— А ты, этава, нашлёпай.

— Не понял?

— Давай на разы, аль сцышь?

— Ты чего, совсем страх потерял, придурок малолетний?

Но слова были сказаны, aсмейцев раззадорила задиристость незнакомого им пацана, идущего вступать в армию, и они не прочь были потешиться над дурачком.

Через три секунды остановивший Веру aсмеец лежал на земле, обезоруженный и постыженный. Пять секунд Вере понадобилось на второго новобранца. Тогда ею заинтересовался армеец. Вера дала возможность восстановить ему честь новой армии — билась в треть силы, намеренно пропуская несильные удары. Когда же через три минуты Вера всё же упала на пол, сымитировав лёгкий нокдаун, восхищённым голосом произнесла:

— Этава, дядь, а меня научи драться так. Я с тобой вместе воевать хочу.

— Да ты, пацанчик, и так неплохо дерёшься. Где ж так научился?

— Батя научил давненько, Солопа я сын.

— Солопа? Из Спецназа? Знатный вояка. А где ж он сейчас? Говорят, в Чёрной Пятёрке?

— Этава, дядь, не велено говорить мне. Так возьмёте?

— Ну, я сам не беру — не велика шишка. А вот пропуск тебе выпишу, на входе в Улей покажешь, скажешь, что Пивень тебя направил на вербовку в АСМ. Там получишь оружие, повязку, скажи, что ко мне хочешь идти. Немного подшлифуем кое-что в тебе и повоюем.

Вера весело побежала на Площадь Независимости, слыша за спиной, как Пивень отчитывает своих бестолковых и неумелых подчинённых, приводя в пример «солопова сына», который, ещё не попав в его подчинение, стал его любимчиком.

Признаки нового порядка были видны сразу при входе на станцию. На видном месте под потолком висели поднятые на цепных блоках несколько мужчин и женщин с перерезанными глотками. К ним были подвязаны таблички с надписями: «Я — Бунтарь!», «Я — дезертир!». На всегда многолюдной станции людей было совсем мало: торговля прекратилась, не было приезжих, своих также стало меньше, а те, кто остался, предпочитали отсиживаться в своих квартирках. Лишь несколько молоденьких aсмейцев прохаживались по коридору, удерживая руки на рукоятках своих мечей. Кругом была грязь, валялись разбросанные бумаги, книги, мусор. Двери некоторых квартирок были распахнуты настежь, всё более-менее ценное оттуда было вытащено, а не ценное разломано и разбросано. Несвойственная этой станции тишина едва нарушалась шагами aсмейцев да редкими приглушёнными разговорами в квартирах и конторах.

Благодаря успешно подобранной легенде и образу, Вера беспрепятственно прошла по станции и через усиленный, но недостроенный шлюз в Улей, а оттуда сразу направилась в Университет. Университет для генерала не являлся важным объектом, который стоило бы охранять, поэтому армейский пост отсюда был убран. На время войны занятия были прекращены. По доносам были уничтожены студенты из числа восточенцев, которые поддерживали повстанцев или высказывали крамольные мысли в отношении нового режима. Следующая волна казней коснулась тех, кто отказался воевать. Потом по новому приказу генерала перерезали тех, кто относился к категории «мутант», причём признаки мутаций было дозволено определять aсмейцам. Опьянев от выпитой браги и пролитой крови, проходя по рядам трясущихся от страха студентов, они, хохоча, причисляли к мутантам некрасивых девушек и раскосых, сутулых или носатых парней, тут же пуская их в расход. Остальных студентов мужского пола, тех, кто не успел убежать, мобилизовали для новой войны. Выживших после чисток девушек и преподавателей распустили. Впрочем, из Университета никого не выгоняли, и немногие преподаватели и студенты слонялись здесь, как неприкаянные, пытаясь наводить порядок или что-то учить, убеждая таким образом себя в том, что происходящее — ненадолго и скоро всё будет так же, как было до этого бедлама.

Вера зашла в лаборантскую преподавателя вневедения. Тут почти ничего не изменилось — только бывшие коллеги преподавателя позаимствовали кое-что из его утвари. Вера села на пол, достала из рюкзака кружку и закрыла глаза, пытаясь вернуть хотя бы в грёзах то счастье, которое было подарено ей судьбой. Не получилось — почему-то кружилась голова и какие-то круги порой мерцали в глазах. И она как-то слишком устала. Неужели Джессика права насчёт отравления? Вера ведь ей не призналась, что в отсутствии подруги-врача её дважды вырвало — просто боялась того окончательного диагноза, который могла ей поставить Джессика.

Вера провела тщательные поиски в кабинете, но тех книг и записей, которые ей были нужны, она упорно не находила. Неужели Первый Следователь всё унёс после обыска, но ведь в рапорте значились только черновики той роковой речи в Инспекторате. Послышались дробные шаги по коридору, открылась дверь, и она увидела Хынга.

Он долго не верил, что Вера — это Вера, несмотря на до боли знакомый голос. Поверил в это, только увидев кружку, но как только до мальчишки дошло, что этот человек — его друг из замечательного прошлого, он обнял её, крепко прижавшись головой к груди. Сперва она хотела отстраниться от такой нелепой нежности, но потом в каком-то неожиданном порыве зарылась лбом в пропахших гарью ершистых волосах заметно подросшего мальчишки.

Чувствуя приближающийся арест, Вячеслав попросил позаботиться о Хынге наиболее близких ему коллег. Те пристроили Хынга уборщиком в Университете, и он после ареста терпеливо чистил аудитории, кабинеты, лаборатории и туалеты. Когда пришли войска, он спрятался и его не нашли. Когда через сутки вышел, увидел гору трупов. Подросток с ещё несколькими преподавателями и студентами до сих пор занимался тем, что кремировал этих несчастных в котельной Университета, которая ранее использовалась одновременно как отопительная и доменная печь, паровая микроэлектростанция и наглядное пособие для студентов для производства высокотермичных опытов.

Оказалось, именно Хынг терпеливо отобрал все труды, черновые записи и наиболее используемые книги своего учителя. Он их сложил в рюкзак, с которым собирался в случае чего убегать из Университета. Но рюкзак был настолько тяжёл, что даже Вера его подняла не без усилия.

Уходить из Улья им надо было с другой легендой. Недолго думая, Вера нашла в одной из комнат общежития студенческий комбинезон и переоделась. Раз студенткам позволено возвращаться домой, то чего бы ей не стать на время студенткой? Тяжелее было с Хынгом. Стражи нового порядка могли определить в нём мутанта и предать смерти. Недолго думая, Вера переодела мальчишку в девичье платье, несмотря на его возмущения, а голову повязала платком так, что его большой лоб и выступающий подбородок были скрыты платком. Он очень стал похож на не очень симпатичную девчонку.