Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

Джоан не отреагировала. Она сидела за рулем большой машины, зажмурив глаза от солнца, и видела дорогу необъяснимым внутренним зрением.

Они провели пять дней, обучая Хаксли разным трюкам, и на шестой вновь очутились на шоссе. Сакраменто остался далеко позади. Время от времени сквозь просветы между деревьями проглядывала гора Шаста. Хаксли остановил машину на смотровой площадке, ответвлявшейся от шоссе № 99, и повернулся к своим спутникам.

— Отряд, на выход! — сказал он. — Полюбуемся на окружающий пейзаж.

Все трое стояли и смотрели поверх глубокого ущелья, по дну которого струила свои воды река Сакраменто, на гору Шасту, возвышавшуюся милях в тридцати. День был знойный, а воздух чистый, как детский взгляд. Пик с обеих сторон обрамляли громадные ели, спускавшиеся вниз, в ущелье. Снег еще лежал на вершине и на склонах, доходя до самой границы леса.

Джоан что-то пробормотала. Коуберн повернул голову.

— Что ты сказала, Джоан?

— Я? Ничего, просто повторила строчки из стихотворения.

— Какого?

— «Священная Гора» Тай Чженя. «Здесь простор и двенадцать свежих ветров. Их окутывает вечность — белый мгновенный покой, зримое присутствие высших сил. Здесь прекращается ритм. Времени больше нет. Это конец, не имеющий конца».

Хаксли откашлялся и смущенно прервал молчание.

— Я, кажется, понимаю, что ты хочешь сказать.

Джоан повернулась к ним обоим.

— Мальчики, — заявила она, — я сейчас заберусь на Шасту.

Коуберн смерил девушку бесстрастным взглядом и заявил:

— Джоан, не мели ерунды.

— А я и не мелю. Я же вас не заставляю — я сама туда заберусь.

— Но мы в ответе за твою безопасность, и меня, между прочим, совсем не прельщает мысль забираться на четырнадцать тысяч футов.

— Ни за что ты не в ответе. Я свободная гражданка. И вообще, тебе не повредит подъем. Сбросишь немножко жира, который за зиму накопил.

— С чего тебе вдруг приспичило туда забраться? — спросил Хаксли.

— И вовсе не вдруг. С тех пор как мы уехали из Лос-Анджелеса, мне все время снится один и тот же сон — что я поднимаюсь и поднимаюсь куда-то наверх… и что я ужасно счастлива. Теперь я знаю, что поднималась во сне на Шасту.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, и все.

— Бен, что ты об этом думаешь?

Хирург поднял кусочек гранита и швырнул куда-то в направлении реки. Подождав, пока камушек скатится на несколько сотен футов по склону, он сказал:

— Я думаю, нам надо купить горные ботинки.

Хаксли остановился. Коуберн и Джоан, шедшие за ним по узенькой тропке, тоже вынуждены были остановиться.

— Джоан, ты уверена, что мы шли сюда этой дорогой? — с беспокойством спросил Хаксли.

Они сбились в кучку, прижались друг к другу. Ледяной ветер ржавой бритвой резал лицо, снежный вихрь бушевал вокруг, обжигая глаза. Джоан ответила не сразу.

— Пожалуй, да, — сказала она, подумав. — Но даже с закрытыми глазами я ничего не узнаю из-за снега.

— Я тоже. Зря мы отказались от проводника, промашка вышла… Но кто бы мог подумать, что такой прекрасный летний день закончится снежным бураном?

Коуберн потопал ногами, похлопал руками и заторопил своих спутников:

— Пошли-пошли! Даже если это и верная дорога, самый крутой участок еще впереди. Не забывайте о леднике, через который мы прошли.

— Я и рад бы о нем забыть, — ответил Хаксли. — Страшно даже подумать, что придется снова перебираться через него в такую жуткую погоду.

— Мне тоже страшно, но если мы останемся здесь, то замерзнем.

Они осторожно пошли вперед, теперь уже вслед за Коуберном, отворачиваясь от ветра и прикрывая глаза. Через пару сотен ярдов Коуберн предостерег их:

— Осторожно, ребята! Тропинки здесь совсем не видно и очень скользко.

Он сделал еще несколько шагов.

— Лучше бы нам… — Они услышали, как он поскользнулся, проехал по льду на ногах, пытаясь удержать равновесие, и тяжело упал.

— Бен! Бен! — крикнул Хаксли. — С тобой все в порядке?

— Надеюсь, — выдохнул Коуберн. — Я здорово ударил левую ногу. Будьте осторожны.

Они увидели, что он лежит, наполовину свесившись над пропастью. Осторожно ступая, они подошли поближе.

— Дай-ка руку, Фил. Спокойно!

Хаксли вытащил Бена обратно на тропинку.

— Можешь встать?

— Боюсь, что нет. Зверски болит левая нога. Взгляни-ка на нее, Фил. Нет, не снимай ботинок, смотри сквозь него.

— Ну да. Я совсем забыл. — Хаксли с минуту смотрел на ногу. — Плохо дело, парень. Перелом большой берцовой кости дюйма на четыре ниже колена.

Коуберн просвистел несколько тактов из «Реки Саванны»[61], потом сказал:

— Ну и везет же мне! Простой или сложный перелом, Фил?

— Вроде простой, Бен.

— Правда, сейчас это не имеет большого значения. Как же теперь быть?

Ему ответила Джоан:

— Мы сделаем носилки и понесем тебя вниз!

— Слышу слова настоящего скаута! Но ты можешь себе представить, малышка, как вы с Филом потащите меня через ледник?

— Как-нибудь перетащим. — В голосе Джоан звучала неуверенность.

— Не сумеете, детка. Уложите-ка меня поудобнее, а сами спускайтесь вниз за спасательным отрядом. А я посплю, пока вы ходите. Буду рад, если оставите мне несколько сигареток.

— Нет! — запротестовала Джоан. — Мы не бросим тебя одного!

— Твой план не лучше, чем у Джоан, — поддержал девушку Хаксли. — Легко сказать: «Посплю, пока вы ходите». Ты не хуже меня знаешь, что замерзнешь в сосульку, если проведешь ночь на голой земле без укрытия.

— Придется рискнуть. Ты можешь предложить что-нибудь получше?

— Подожди-ка. Дай подумать. — Хаксли сел на уступ рядом с другом и подергал себя за левую мочку. — Самое лучшее, что мне приходит в голову, это отнести тебя в какое-нибудь укрытие и разжечь костер. Джоан останется с тобой и будет следить за огнем, а я пойду за подмогой.

— Все замечательно, — вмешалась Джоан, — только за подмогой пойду я. Ты заплутаешь в этом буране, Фил. Сам ведь знаешь, что твое непосредственное восприятие еще ненадежно.

Оба мужчины запротестовали.

— Джоан, ты не пойдешь одна.

— Мы тебе не позволим, Джоан.

— Все это галантная чушь. Я пойду, и точка.

— Нет, — сказали оба в один голос.

— Тогда мы все останемся здесь на ночь и просидим у костра, прижавшись друг к другу. А утром я спущусь.

— Так будет лучше, — согласился Бен, — если…

— Добрый вечер, друзья.

Высокий старик стоял на уступе скалы позади них. Синие немигающие глаза пристально смотрели из-под кустистых белых бровей. Лицо гладко выбрито, грива на голове такая же белая, как и брови. Джоан подумала, что он похож на Марка Твена.