Как написать сочинение. Для подготовки к ЕГЭ - Виталий Ситников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важнейшим жанром в творчестве Чехова стал рассказ. Он формировался на периферии «большой» литературы – в журнальных опытах «Стрекозы», «Осколков», «Нового времени». Малая пресса, принципиально разностильная, не связанная беллетристическими канонами, позволяла писателю экспериментировать, обращаться к новым повествовательным формам, реформировать старые. Чехов шутил, что перепробовал «все, кроме романа, стихов и доносов».
Авторитет великих русских романистов и инерция жанрового мышления требовали от писателя романа. Но «большая-пребольшая вещь» так и не была написана. Итог жанровых поисков Чехова – в другом: он узаконил рассказ как один из самых влиятельных эпических жанров, художественный микромир которого не уступает по емкости роману.
Мир чеховских произведений включает в себя множество разнообразных человеческих характеров. Однако при всем индивидуальном своеобразии герои Чехова схожи в том, что всем им недостает чего-то самого важного. Они пытаются приобщиться к подлинной жизни, но, как правило, так и не обретают духовной гармонии. Ни любовь, ни страстное служение науке или общественным идеалам, ни вера в Бога – ни один из старых надежных путей достижения цельности им не подходит. Мир словно утратил единый центр, оказавшись далеким от иерархической завершенности, и потому не может быть объяснен ни одной из мировоззренческих систем.
Вот почему жизнь по какому-либо идеологическому шаблону и миропонимание, основанное на устоявшейся системе социальных и этических ценностей, осмыслены Чеховым как особая социально-духовная субстанция – пошлость. Жизнь, повторяющая заданные традицией «совершенства образцы», лишена духовной самостоятельности, а следовательно, и смысла. Ни у одного из чеховских героев нет монополии на истину, поэтому необычно выглядят их конфликтные отношения с другими людьми и окружающей действительностью. Сопоставляя героев по тому или иному признаку, Чехов чаще всего не отдает предпочтения ни одному из них. Для него важно не «моральное расследование», завершающееся обязательным авторским «приговором», а выяснение причин взаимного непонимания между людьми. Автор отказывается быть «обвинителем» или «адвокатом» своих героев.
Внешне бесконфликтные сюжетные ситуации в его зрелой прозе и драматургии выявляют заблуждения персонажей, степень развитости их самосознания и связанную с этим меру личной ответственности. Разнообразные идеологические и нравственные контрасты в произведениях Чехова утрачивают абсолютный характер, становятся относительными, малозначительными. Персонажей лишь с очень серьезными оговорками можно классифицировать по их значимости – на главные и второстепенные. То же отсутствие определенности – в событийной организации произведений. В чеховских сюжетах нет четкого деления на яркие, кульминационные, и «проходные», подготовительные эпизоды. Более того, в событийной перспективе произведения в равной мере важно и то, что случилось, и то, чего так и не произошло: событием у Чехова может стать отсутствие события.
Художественный мир Чехова – это мир подвижных отношений, в котором взаимодействуют разные человеческие «правды». Постоянно уточняются, как бы «притираясь» друг к другу, несовместимые, казалось бы, идеи, постоянно оглядываются на свою жизнь и жизнь других людей герои – носители субъективных, относительных истин. Автор контролирует тональность своих оценок: они не могут быть безусловно «героизирующими» или безоглядно сатирическими. Как характерная чеховская тональность воспринимается читателем тонкая, подчас едва уловимая лирическая ирония.
«Умение коротко говорить о длинных вещах» – редкий дар, которым обладал Чехов. Его рассказы полемичны по отношению к жанровой традиции XIX в. Центр тяжести в них перенесен с развития событий на бессобытийное течение жизни в ее обыденной повседневности («Учитель словесности», «Ионыч»). Нет интриги – надежного «организатора» действия, события не выходят за рамки быта. Пространственно-временные особенности рассказов таковы, что персонажи как бы погружаются в поток быстротекущего времени.
Сюжет рассказа «Ионыч» прост – это история несостоявшейся женитьбы Дмитрия Ионовича Старцева, а фактически – история всей его жизни, прожитой бессмысленно. Художественный эффект достигается ритмическими повторами, фиксирующими течение времени. Эпическое начало («когда в губернском городе С…») дополняется хронологическими «справками»: «прошло больше года… в трудах и одиночестве» (гл. 2), «прошло четыре года» (гл. 4), «прошло еще несколько лет» (гл. 5). Указания на время «удлиняют» повествование, выводят его в новую смысловую перспективу: неслучившееся событие – несложившаяся жизнь – утраченное собственное имя.
Рассказы Чехова иногда называют новеллами. Однако в классических новеллах всегда есть новость – неожиданное событие. В чеховских произведениях нет ничего непредвиденного, никаких внешних сюжетных поворотов. Кажется, что писатель иронизирует над самим жанром, подчеркивая то, что не случилось и, очевидно, никогда не произойдет. Интерес перенесен с событий на психологию персонажей, на их настроение и «подробности» чувств.
В прозе Чехова нередко отсутствуют ясные внешние мотивировки происходящего, случайности становятся важнее закономерностей. Именно «случай» в структуре рассказов играет сюжетообразующую роль («Человек в футляре») или становится способом постижения глубинных законов жизни («Студент»).
Ослабив связи между событиями сюжета, Чехов нашел новые ресурсы художественности в лейтмотивном повествовании. Образные и лексико-семантические повторы создают ассоциативный «сюжет», придающий рассказам необычайную смысловую емкость. Такой функцией наделены, например, подробности внешнего облика доктора Старцева и указания на способ его передвижения: «шел пешком, не спеша (своих лошадей у него еще не было)» (гл. 1); «у него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке» (гл. 2). Лейтмотив в данном случае – основа ассоциативного «сюжета», в котором раскрывается духовное оскудение и опошление человека.
Отметим особый характер конфликта в произведениях Чехова. Ни один из его героев не может претендовать на знание правды или хотя бы на приближение к ней: «никто не знает настоящей правды»(«Дуэль»), «ничего не разберешь на этом свете» («Огни»). Однако в рассказах сохраняется необходимое эмоциональное напряжение. Оно возникает из очевидного несоответствия реального – идеальному. Между этими полюсами – мертвое пространство, которое никто из чеховских персонажей не может преодолеть.
Реальное – это либо одинокое, замкнутое существование, тождественное пошлости, либо система регламентированных ценностей «футлярной» жизни. Идеальное – вне материальных координат. В чеховском художественном мире это может быть внезапное откровение и возникшее родство душ («Студент») или неожиданное впечатление (например, печальная песня скрипки в рассказе «Скрипка Ротшильда»). Овеществленной жизни персонажей нередко противопоставлен мир природы. Так, резкая смена повествовательных ракурсов в финале рассказа «Человек в футляре» выдает авторское «присутствие» («Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу…»), устанавливая необходимую дистанцию между автором и непосредственным объектом изображения – историей «футлярного» героя.
Авторская позиция в рассказах Чехова, как правило, не акцентирована. Создается иллюзия «объективности», видимого «нейтралитета» автора-повествователя. Чехов не допускает прямых оценочных характеристик персонажей, но это не значит, что он полностью уклоняется от выражения своей точки зрения. Писатель понял неэффективность старого, «оценочного» метода, грешившего прямолинейностью, навязыванием читателю авторских мнений об изображаемом. Он пришел к парадоксальным, на первый взгляд, выводам: «чем объективнее, тем сильнее выходит впечатление», «надо быть равнодушным, когда пишешь жалостные рассказы». Завуалированность авторской точки зрения создает особый художественный эффект: многовариантное толкование рассказов кажется не только допустимым, но и совершенно необходимым для верного понимания их смысла. Тексты чеховских произведений порождают у читателя собственный ассоциативный ряд. Кажущееся отсутствие авторской позиции компенсируется иными художественными средствами, играющими роль ориентиров для читателей: предметной детализацией, выразительной пространственно-временной и ритмической организацией текста, усилением символической образности.
Рассмотрим с этой точки зрения рассказ «Студент». Чехов считал его «наиболее отделанным». Перед нами характерное чеховское повествование, в основе которого случай из жизни студента духовной академии Ивана Великопольского. Ситуация почти анекдотическая: главный герой беседует с вдовами на огороде. Своим слушательницам он рассказывает притчу о предательстве Христа любимым учеником. Новозаветная реминисценция – единственное «событие» в рассказе. Событийный ряд заменяется передачей состояния («подробностей чувств») персонажа. В рассказе отсутствует мотивировка происходящего, а сюжет заменен ассоциативным потоком настроений с контрастными темами, заявленными в начале рассказа: холода и тепла, мрака и света. Эти темы имеют прямое и обобщенно-символическое значение.
