В поисках солнца (СИ) - Берестова Мария

Ей сделалось так нестерпимо больно, будто он не рисунки сдирал — а слоями сдирал с неё кожу, мышцы, покровы внутренних органов.

Единственная мысль, которая билась у неё в голове в этот момент, — «Лучше бы я сегодня умерла!»

…она сама не помнила, как добрела обратно до больницы и принесла рубашку, что говорила там и как шла домой.

Всё, на что ещё хватило её сил сегодня — это написать отцу с просьбой приехать так быстро, как он сможет.

Потому что ей казалось, что она не выдержит тут теперь и дня.

8. Зачем даны человеку мозги?

Олив пришла в себя к вечеру. Врач никого не хотел к ней пускать — она была слишком слаба от потери крови, и ей, совершенно точно, не нужны были сейчас эмоциональные встряски, — но совладать с беспокоящимися друзьями не смог.

Дерек умело и проникновенно высказался о том, что любовь и дружба в любой болезни необходимы не меньше, чем лекарства, — и так успешно сочетал в своей речи постулаты родной веры с анжельской, что врач слегка подзавис.

Райтэн просто и спокойно добавил, что, ежели их не пустят добром, они возьмут больницу штурмом. Хотя из оружия у всех у них были разве что припрятанные ножи, а за спинами явно не разместился подготовленный отряд, врач нервно сглотнул: ему припомнились многочисленные боевые подвиги родственников Райтэна. Штурм больницы вполне вписывался в этот ряд.

Илмарт ничего не сказал, но посмотрел так, что врач счёл за лучшее отойти, вяло пробормотав что-то о том, что поддержка близких, конечно, очень важна.

Визит пришёлся очень кстати: Олив была весьма дезориентирована и напугана. Ей на всякий случай прикрыли повязкой не только повреждённый глаз, но и здоровый, опасаясь, что она, разглядывая что-то здоровым, будет рефлекторно двигать и больным, что может усугубить его плачевное положение.

Олив не страшила боль — её она терпеть умела — но вот эта невозможность видеть просто сводила её с ума, действуя на нервы. Она не могла теперь оценить степень безопасности своего окружения, не могла сориентироваться в том, откуда может прийти опасность и, соответственно, не могла подготовиться к ней.

Доверие никогда не было сильной стороной Олив: она предпочла бы всё контролировать лично, чем полагаться на служащих больницы.

Приход друзей её успокоил и ободрил, потому что они на три голоса её заверили, что сразу, как это будет возможно при её состоянии, её перевезут к Тогнарам — Кайтэнь вполне могла справиться с уходом. Олив так воодушевилась, что заявила, что готова сама идти прямо сейчас — тут, к сожалению, визит пришлось прервать, потому что она и впрямь порывалась встать, и успокоить её удалось только обещаниями врача, что, ежели за ночь ей не станет хуже, он лично сопроводит её завтра же на новое место.

Постояв у дверей больницы, трое друзей помолчали, похлопали друг друга по плечам и разошлись: Илмарт — к себе в университет, Райтэн — домой, а Дерек…

Дерек домой не пошёл, потому что существовала вероятность, что там он встретит Магрэнь — у неё был ключ — а встречаться сейчас с Магрэнь ему не хотелось, как и обижать её, выпроваживая из дома без объяснений.

Он просто бродил по улице, пиная камни, пока, наконец, не забрёл в узкую подворотню за портовыми складами. Сев там на какое-то бревно, он мучительно вздохнул и тихо, почти беззвучно, заплакал.

Весь день он запрещал себе поддаваться панике, усилием воли сохранял трезвую голову и полностью погрузился в задачу «действовать максимально эффективно и не поддаваться эмоциям». Нервы его были жёстко и безжалостно сжаты в пульсирующий узел из страха, боли и паники, и только теперь, выполнив все задачи, которые он полагал необходимыми выполнить, он позволил себе этот узел отпустить.

Ему потребовалось с полчаса на это; закончив ещё одним тяжёлым вздохом, он встал и отправился к себе привычной энергичной походкой.

Дома он и впрямь обнаружил Магрэнь: она читала книжку, раскинувшись у него на кровати.

— Я уж думала, вы там заночевали! — рассмеялась она.

Дерек сдержанно улыбнулся.

— Останешься на ночь? — деловито уточнил он, снимая куртку.

Она завлекательно потянулась и ответила вкрадчивой таинственной улыбкой. Она предполагала, что он мог слишком устать за день, и поэтому оставляла ему на откуп решать, как понимать такой ответ.

Он верно расценил её молчание, устало потёр лоб и признался:

— Больше всего мне хочется просто поесть и завалиться спать. Но, — торопливо прибавил он, — было бы здорово спать не одному.

Она улыбнулась:

— Тогда пойди поешь, — у Дерека не было собственной кухни, и он ходил столоваться вниз, в кухню хозяйки, — и возвращайся спать, — и снова раскрыла свою книгу.

Легко рассмеявшись, он подошёл, поцеловал её в макушку — от волос пахло чем-то нежным и успокоительно-свежим, — и отправился за ужином.

— Что это за запах? — спросил он уже позже, когда они устроились спать, и её волосы снова оказались у его лица.

— Мелисса, — сонно отозвалась Магрэнь, возясь в поисках удобного положения.

— Красивый, — отметил Дерек.

— Мне тоже нравится, — согласилась она.

…наутро Олив благополучно перевезли к Тогнарам — и началась истинная суета. Кайтэнь о чём-то спорила до хрипоты с оставляющим инструкции врачом, и явление ближе к обеду профессора Линара тут не помогло — он втянулся в спор и только добавил ему остроты. Тётушка, носясь по дому сама и время от времени загоняя Райтэна то на чердак, то в чулан, пыталась устроить «бедную девочку» наилучшим образом — и подушечки-то помягче, и специальную чашку-непроливайку отыскать, и костыль — как не нужен? пригодится! — прихвати! Дерек тоже был включён в эту беготню, только его постоянно отсылали в город: вон там вон то купи, вон у тех вон то попроси. Илмарт тоже был занят делом: подробно описывал Олив окружающую её локацию и степенно объяснял, почему воры не проберутся в окно, а при штурмовой атаке они успеют забаррикадироваться в подвале.

Руби, которая со времён скороспелой свадьбы проживала у Тогнаров, чувствовала себя не просто не при деле — чувствовала себя в высшей степени паршиво. Ей не нравилась Олив, она ей неистово завидовала, ревновала к ней и Райтэна, и Илмарта, и Дерека, — и не могла теперь принять, что это Олив спасла ей жизнь. Это было катастрофично сложно; Руби, пожалуй, всерьёз предпочла бы умереть, чем мучиться теперь, не зная, не умея принять ситуацию так, как она сложилась. Всё, о чем она теперь мечтала — сбежать отсюда на край света и больше никогда не встречаться ни с кем, кто как-то был замешан в эту её интригу.

Апогеем дня для неё стал обед, когда Илмарт с Райтэном разругались так, что весь дом встал ходуном от их крика, и дело чуть не дошло до дуэли: они, видите ли, не могли договориться, кто из них будет кормить Олив бульоном.

На шум сбежались все, и даже — с поддержкой Дерека — и сама Олив. Стоять ей, впрочем, было тяжело — потеря крови всё ещё давала о себе знать, — и с повязкой на глазах она чувствовала себя крайне беспомощной, и ей было больно от ран, но это не помешало ей вполне твёрдым голосом заявить, что она вполне в состоянии поесть сама.

Это уже совсем не укладывалось в голове Руби — уж она-то не упустила бы шанса позволить мужчинам за ней поухаживать, окажись она в таком положении, ведь известно же, сколько важности и значимости придаёт им в их глазах такая помощь! Ей так хотелось крикнуть Олив, что она дура, что, сжав кулаки, Руби сбежала в свою комнату — подальше от них всех.

Она так и избегала их всех до самого приезда отца — благо, они в основном о ней и позабыли, а Кайтэнь была теперь слишком занята помощью Олив.

В Кармидере у господина Михара не было своего дома, поэтому он останавливался у одного своего торгового партнёра. Руби поспешила прийти сюда сразу, как узнала, что отец приехал — фактически, она поймала его сразу по приезду.

С порога она бросилась ему на шею, вцепившись в него накрепко, чем изрядно его встревожила: такое поведение совсем не было ей свойственно. По своему сдержанному, логическому характеру Руби отдавала предпочтение столь же сдержанной, спокойной манере. Она не привыкла выражать яркие эмоции или демонстрировать глубину своей дочерней привязанности: отец и сам всегда держался отстранёно, и ей привил такие же повадки.