И сплетаются нити судьбы... - Ульяна Подавалова-Петухова

Казалось, что он прожил всё это время не в одном с ними городе, а на другой планете. Вернулся из экспедиции и сразу пришел к друзьям, где его так ждали. Именно ждали. Сами они прийти не могли, хотя и хотели. Как бы они пешком преодолели расстояние в сотни тысяч световых лет?

— Димыч, ты даже представить не можешь, как я… как мы рады тебе! — словно подслушав его, проговорил Михаил.

Милославский поднял на него веселые глаза, потом посмотрел на Аню. Та смущенно улыбалась.

— Да ладно вам, ребята. Чего вы, в самом деле? — сказал он, похлопал себя по карманам. — У вас где курить можно?

Аня подхватилась на ноги, достала пепельницу.

— Ты окошко приоткрой и кури, — ответила она.

Дима открыл окно, затянулся и вдруг почувствовал себя таким счастливым, что даже захотелось петь. За окном сыпал хлопьями снег, и в свете фонарей он казался сказочным и совсем новогодним.

«Когда стемнеть успело?»— вяло подумал Дима и улыбнулся. На душе было по-новогоднему легко.

— Дим, — вдруг раздалось за спиной.

Парень оглянулся. Его друзья стояли с каким-то озабоченным видом.

— Вы чего? — Милославский не столько удивился, сколько испугался непонятно чего.

— Дим, мы знаем, что ты помогал нам, ну, после аварии... — проговорила Аня, и от этих слов у него пробежал ледяной ручеек вдоль позвоночника. — Нам моя мама рассказала. Она говорила, что поклялась тебе молчать об этом, но полгода назад ее направили на операцию.

— Шансы были пятьдесят на пятьдесят, — подхватил Михаил, — в общем, она себе душу облегчила, а так… В жизни бы не рассказала.

— Мы всё не знали, как вернуть тебе деньги.

— Ка… какие деньги?

— Те, что давал тогда. Мы тут собрали, если не всё, то ты скажи, и мы… — продолжала Аня, но тут Дима почувствовал, как земля уходит из-под ног, а горячая волна, поднимавшаяся снизу к голове, затапливает мысли и затуманивает взгляд. И это, наверное, увидела Аня, потому что смолкла на полуслове. Михаил тоже поднялся на ноги, он заметил, как качнуло Дмитрия. Тот вдруг прямо на глазах побелел, и даже руки задрожали.

— Вы чего, ребят? — просипел он чужим голосом, чем еще больше напугал их.

Муж с женой переглянулись.

— Деньги… — вновь повторила Аня и протянула довольно пухлый конверт.

Милославский уставился на него так, словно в нем лежал смертный приговор сотне детей, и именно он должен был его подписать. Кое-как совладав с собой, он раздавил в пепельнице сигарету и опять посмотрел на супругов. Он возвышался над ними обоими, читал недоумение в их лицах и понимал, что должен идти до конца.

— Убери, — сказал он спокойно, даже тихо, но как-то так, что пара оказалась в замешательстве. Сейчас друг юности напоминал им спящий вулкан: вроде гора — горой, а попробуй сделать что-то не так — мало не покажется.

— Димыч, — начал Михаил.

— Я сказал, уберите деньги, — прорычал он сквозь зубы.

— Дим, мы знаем, что у тебя свое дело, но лишними деньги никогда не бывают. Если бы мы раньше знали о том, как ты помог нам тогда…

— Я не возьму их даже под страхом смерти! — перебил Милославский Анну. — Это малое, что я мог тогда сделать для вас. Это настолько мало, что я даже не могу придумать сравнения. Такой величины просто нет в природе.

— Что ты такое говоришь? — вдруг воскликнула молодая женщина. — Да без этих денег мне на восстановление потребовался бы не год, а годы жизни! Что ты умаливаешь свою помощь?

— Я?! Я умаливаю?! — парень даже усмехнулся, и от этой усмешки у Ани пропало всякое желание вести дискуссию дальше. — Вы же ничего не знаете…

Муж с женой вновь переглянулись. У них обоих были такие озадаченные лица, что Дмитрию даже стало жаль их. Стоял перед ними, как перед судом. Он никогда в своей жизни не был в зале суда, но то, что чувствовал сейчас — это чудовищно тяжелое осознание своей вины, — наверняка, было сродни ощущениям преступника, идущего на покаяние за совершенное злодейство. Сделав пару глубоких вдохов, он прыгнул в эту ледяную прорубь раскаянья, не зная, где он вынырнет и вынырнет ли вообще.

— Я не возьму эти деньги, потому что виноват перед вами обоими. Это по моей вине вы попали в аварию…

— Дим, о чем ты? Там был пьяный водитель, — перебила Аня.

— И всё-таки это случилось по моей вине, иначе, зачем бы я взял с ваших матерей слово о молчании. Да, это не я был за рулем той машины, но… — он вновь посмотрел на них, — но в тот момент я ненавидел вас обоих. Ненавидел! И желал смерти…

Мишка белый как полотно, стоял, словно громом сраженный. У Ани в ту же секунду глаза налились слезами. Дима понял, что сейчас его выставят за дверь, да еще парочку проклятий пустят вдогонку, но… Но тут Аня шагнула к нему и вдруг повисла на шее, заревев. Она не заплакала тихо, спокойно, а зарыдала навзрыд. Он, не ожидая ничего подобного, растерялся. В горле сразу заворочалась парочка горячих булыжников, и ему всё никак не удавалось их проглотить. Он обнял свою бывшую невесту, хотел сказать что-нибудь в утешение, но все слова куда-то запропастились, и он не мог выдавить ни звука. Мишка посмотрел на них, его вытянутое лицо задрожало, и он вышел за дверь. Вышел, чтобы в кухню ненароком не заскочили девочки. Может быть, когда-нибудь мать с отцом расскажут эту историю, но не сейчас. Михаил стоял за дверью и поглядывал в коридор да и прислушивался больше к голосам из детской, нежели к разговору в кухне. Как бы там ни было, он хорошо расслышал, как Аня просила прощения у Димы и как тот всё пытался ее успокоить.

— Дима! Ты прости меня! Прости, пожалуйста! Я так виновата перед тобой! — всхлипывала она.

— Ань, успокойся, ну, чего ты? Столько лет прошло, забудь!

— Как же забыть? Как? Ты ведь… Ты ведь не женат до сих пор!

— А вот так! Просто взять и забыть! И не женат я вовсе не по твоей вине. Так что, прекращай лить слезы и давай, приведи себя в порядок, а то дочек только перепугаешь, не дай Бог!

Аня, всхлипывая, ушла в ванную. Когда все наконец успокоились и вновь сели за стол, Дима заявил: