Нечаев: Созидатель разрушения - Феликс Лурье

И вот наконец новый министр внутренних дел граф Д. А. Толстой 23 июня 1883 года представил доклад об отправке Мирского на каторгу в Восточную Сибирь.[879] Что послужило поводом к облегчению участи переставшего надеяться узника, неизвестно, причин могло быть несколько: полиция перестала нуждаться в его услугах тюремного осведомителя, возможно, повлияло решение Александра III ликвидировать тюрьму в Алексеевском равелине или просто желание правительства отблагодарить наконец своего «помощника». Неожиданно 26 июня 1883 года распоряжением Плеве Мирского перевели в Трубецкой бастион. Как полагалось в подобных случаях, узника ни о чем не известили, и он в тот же день передал И. С. Ганецкому письмо, последнее, написанное им в крепости. Вот оно: «Мне, к сожалению, не сказали, надолго ли я переведен из Равелина. Если мое пребывание в Бастионе продлится более или менее долго, то я прошу Ваше Высокопревосходительство приказать выдать мне новый халат, новое одеяло, а то я боюсь заразиться, так как полученная мною одежда имеет вид крайне подозрительный. Сверх того, у меня нечего читать. Из равелина принесли журнал «Дело», но я уже прочитал все эти книги и могу их возвратить. Будьте добры, прикажите или выдать мне книги из библиотеки Бастиона, или — еше лучше — пришлите мне «Отечественные Записки» за вторую половину 1882 г., о чем я имел честь просить ваше Высокопревосходительство в половине текущего месяца. Еще есть у меня убедительнейшая и покорнейшая просьба к Вашему Высокопревосходительству, и надеюсь. Вы не отвергнете ее, потому что дело идет о сохранении моего здоровья и жизни. Прикажите ради Бога устроить надлежащую вентиляцию в моем номере, в Равелине. В последнее время у меня стала побаливать грудь, и вообще обнаружилось некоторое повреждение легких от недостатка воздуха. Кроме того, цинга до сих пор не прошла. Поэтому я умоляю Вас, мой Благодетель, прикажите вставить один вентилятор в левом углу окна, так чтобы единовременно действовали два вентилятора в окне и один в стене, Притом я бы просил, чтобы в новом вентиляторе дырочки были хоть сколько-нибудь побольше. Я твердо надеюсь, что Ваше Высокопревосходительство не забудете об этой важной просьбе.

Вашего Высокопревосходительства покорн[ый] слуга Мирский».[880]

14 июля 1883 года Ганецкий получил от директора Департамента полиции следующее распоряжение:

«Имею честь покорнейше просить Ваше Высокопревосходительство не отказать в распоряжении о выдаче Отдельного корпуса жандармов Капитану Мацкевичу содержащегося в вверенной Вам Крепости арестанта Леона Мирского, для доставления его в Дом предварительного заключения».[881]

В Дом предварительного заключения Мирский поступил 15 июля. За сорок дней до этого знаменательного события подполковник Г. П. Судейкин произвел в Петербурге небывалую по масштабам облаву на народовольцев. Революционеров, попавших в руки полиции, разбили на две группы — одну наказали в административном порядке, другая, состоявшая из 17 обвиняемых, предстала перед Особым присутствием Правительствующего сената. Часть из осужденных по «процессу 17-ти» оказалась в Алексеевском равелине, другую часть отправили на каторгу в Восточную Сибирь. В эту группу народовольцев 26 июля 1883 года тюремщики включили Мирского. Известный революционер А. В. Прибылев вспоминал:

«Но больше всего потешил нас Мирский. Было известно, что перед своим процессом он настойчиво требовал, чтоб к первому дню его суда, ему была доставлена фрачная пара. Хотелось человеку этим импонировать неведомо кому: суду или почти отсутствующей на суде публике. Разные фантазии приходят людям! Как бы то ни было, этот пресловутый фрак пролежал у Мирского целые годы, проведенные им в равелине, а сейчас оказался в его чемодане, и в него он теперь имел возможность нарядиться и в нем пощеголять, хотя этот Фрак мало подходил к его кандалам, бродням и далеко не Фрачным брюкам. Получалось комическое впечатление какого-нибудь негра или папуаса во фраке и цилиндре на совершенно голом теле».[882]

Автор воспоминаний не рассказал, сколь мучителен был этап на самый край света и каково идти в кандалах.

«Леон Филиппович Мирский, — писал Прибылен, — просидевший несколько лет в равелине, был неисчерпаемым источником рассказов как из жизни этой крайне суровой и изолированной тюрьмы, так и из последующего периода его жизни на воле. <…> несмотря на отрицательные и неприемлемые для окружающих черты своего характера, все-таки признавался ими полноправным товарищем».[883]

Этап направлялся в Нерчинский край, на Кару, самое страшное место заключения политических преступников после Секретного дома Алексеевского равелина. В то время как Мирский сидел в мужской тюрьме, разыгралась знаменитая карийская трагедия. Из-за жестокого наказания политической заключенной Н. К. Сигиды шесть каторжан в знак протеста покончили с собой и шесть человек покушались на самоубийство, но остались живы.[884] Несколько дней мужскую и женскую тюрьмы лихорадило, трагические события наползали друг на друга, но ни в одном выступлении каторжан наш герой не участвовал, он смиренно отсиживался в своей камере. В сентябре 1890 года его за примерное поведение перевели в вольную команду, а через четыре года разрешили выйти на поселение в Селенгинск Забайкальской области.[885] Позже Мирский переехал в Верхнеудинск. Осенью 1905 года в Забайкалье начались беспорядки. Слабая, нерешительная администрация допустила столь бурную реакцию населения на события, происходившие в Европейской России, что упустила контроль над краем и попросила у высших властей помощь. На Забайкалье двинулись две группы войск, составлявшие карательную экспедицию: с востока шел генерал П. К. Ренненкампф, с запада — А. Н. Меллер-Закомельский. 21 января 1906 года в Читу «для водворения порядка» прибыл поезд Ренненкампфа. К этому времени рабочие прекратили бастовать, речи социал-демократов не вызывали прежнего сочувствия и местное начальство вполне справлялось со своими прямыми обязанностями без посторонней помощи. Вот тогда-то и последовали жесточайшие репрессии со стороны бравых боевых генералов, приступивших к усмирению притихших рабочих. Без расследования и соблюдения самих основополагающих процессуальных положений на забайкальских жителей посыпались смертные приговоры. Среди других судом Ренненкампфа 26 февраля 1906 года был вынесен смертный приговор Мирскому, инспектору народных училищ, коллежскому советнику И. К. Окунцову и врачу И. А. Шинкману. Приведу извлечение из обвинительного акта: