Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

О китайцах он теперь гораздо лучшего мнения, чем был лет пять тому назад, когда говорил, что китайцы — народ совсем отпетый, совершенно неспособный к самостоятельному политическому существованию; ныне говорит, что «чувство патриотизма у них есть — настоящая война ведется ими по побуждениям „почтенным”, чтобы защититься от наглой эксплуатации иностранцев, — не против христианства собственно они, а против иностранцев, и били миссионеров лишь как первых попавших им под руку иностранцев». Защититься от китайцев в будущем Вогак видит только одно средство — «разделить Китай между европейскими державами, или же поставить его под такой сильный контроль, чтобы он никогда не мог предпринять что–либо подобное настоящему движению». Зажать пульс в огромном живом теле так, чтобы он не мог биться, — возможно ль это? Не встрепенется ли тело так, что оперирующие посыпятся?

15/28 ноября 1900. Среда.

В Семинарии опять неприятность: пропали у одного ученика часы; заподозрен был другой ученик, Михаил Саваде, но едва ли справедливо. Он очень обиделся и оставляет Семинарию, на что имеет согласие матери и старшего брата. Сын он Петра Саваде, бывшего катихизатора, в 1884 году участвовавшего в возмущении вместе с о. Павлом Савабе, потому выключенного со службы, но горько потом каявшегося, умершего от ожогов от воспламенившегося газа в руднике, где служил. Детей оставил троих и всем, кажется, указал путь служения Церкви, по крайней мере, все они явились на церковное воспитание. И воспитаны. Но дочь умерла по выходе замуж, окончивши здесь курс, за катихизатора. Старший сын выпущен из Катихизаторской школы в катихизаторы, но тотчас же оказался негодяем, почему со службы выключен; младший — вот этот, ныне уходящий; признаться, по характеру его, от него прока для церковной службы едва ли можно было ожидать.

16/29 ноября 1900. Четверг.

Утром, во время перевода, подают карточку «Henry Scott Jefferys» — епископальный американский миссионер, служащий в Сендае. Выхожу и принимаю.

— Получил шестимесячный отпуск (furlough), — говорит.

— Поздравляю! Вам, должно быть, очень приятно это после долгого усердного труда в Японии.

— Не поздравляйте, против моей воли дали отпуск.

— Как так? Разве это возможно?

— Епископ говорит, что обычай существует после пяти лет пользоваться отпуском, и навязывает его мне — волей–неволей должен принять.

Тут я понял, что не легко обходится ему либеральничанье его вроде недавней статьи его в «Japan Daily Mail» — «Is the Roman Church a sect?», где он не хуже завзятого католика нападает на назвавшего Римскую Церковь сектою и мимоходом высмеивает протестантство (отозвавшись о Православной Церкви, что это, мол, «дорожит больше чистотою, чем единством»).

— И что же Вы намерены делать? — спрашиваю.

— Отправлюсь — только не в Америку, а в Китай, Потому пришел просить Вас: дайте письмо к начальнику вашей Миссии там и упомяните в нем, что я очень расположен к Православной Церкви.

— О, конечно, это я знаю по Вашим действиям здесь с самого приезда Вашего в Японию (когда он просил говорить свои проповеди в нашей Церкви в Маебаси, что я не позволил, объяснив, что слушатели соблазняются, услышав, например, проповедь православного священника о семи таинствах, а чрез часа два другого о том, что таинства только два, и подобное).

— Быть может, потом побываю и в Америке (куда он недавно отправил свое семейство с прелестными детьми). Попрошу и туда письмо от Вас.

— Напишу и туда к Преосвященному Тихону, хотя я лично не знаком с ним, и уверен, что он любезно примет Вас.

И начинает потом разговор, из которого явилось, в каком смущении душа его — как и душа всякого протестанта, искренно ищущего истину. Я прямо заявил, в течение разговора и на его вопросы, что как священника в сослужение его не приму, так как Православная Церковь не признает и не может признать их священства, главное потому, что они сами не признают рукоположение таинством… Но что в смертной опасности приобщу его Святых Тайн, наперед исповедав, если он прочитает Никейский Символ веры; это, однако, только в том случае, если нет поблизости их священника или епископа и если действительно видится смертная опасность и имеется его горячее желание приобщиться Святых Тайн.

— Могу я сказать это о. Петру Сасагава (нашему священнику в Сендае), чтобы он так поступил со мной, если я опасно захвораю? — спрашивает.

— Конечно!

И так далее — долгий еще, довольно спутанный разговор, в котором он не желал прямо заявить, что изверился в свое епископальство; я, что вполне понимаю его. В заключение он попросил книг, в которых бы уяснялось отношение православия к протестантству. Я свел его в библиотеку и предложил выбрать по каталогу; он взял, между прочим, сочинения Овербека. Вразуми его Бог! Если станет ступать в дверь Православной Церкви, отвергнут не будет, но зазывать и тащить его, по–католически, претит душе. И разговор, и объяснения, и толкования, и книги, и молитва — все к его услугам, но не уговариванье и зазыванье. Если благодать зовет его, она и укажет ему путь, и приведет к цели; если что–либо другое вроде задора (столь сказывающегося в его статьях), разлада с своими, желания отстоять свои мнения и подобное, то он попадет к католикам, которые, видимо, окидывают его своею сетью.

Прочитал сегодня в «Московских Ведомостях» от 2–го октября, что на акте в Московской Духовной Академии 2–го октября я был объявлен Почетным членом Академии. Значит, миссионерство кредит имеет. Но гораздо приятнее было бы прочитать, что Московская Духовная Академия имеет сюда миссионера.

В том же номере прочитал некоторое объяснение жестокости Генерала Грибского с китайцами в Благовещенске: «на собранных китайцах найдены были воззвания к ним китайцев с противоположного берега, приглашающие их поджечь Благовещенск в то время, как открыта будет пальба по нем с китайского берега. Поэтому благовещенских китайцев собрали, чтобы засадить их в острог, но так как острог оказался тесен, то их погнали чрез Амур, в котором почти все и утонули, а переплывшие–де были срублены своими за то, что не успели сжечь Благовещенск».

17/30 ноября 1900. Пятница.

Отослано в типографию вполне исправленное Евангелие от Матфея для начатия печатания.

О. Петр Кавано пишет, что «исследовал он, почему катихизатор Павел Соно похоронил свою мать по–буддийски. Оказывается: у Соно было всего 50 сен, когда мать померла; родные же, буддисты, отказались расходоваться на погребение, если оно не будет буддийским; в этой крайности Соно и согласился». Соно солгал о. Петру; он телеграммой попросил свое содержание за двенадцатый месяц на погребение матери, и ему телеграммой же отправлено было немедленно 15 ен, в том числе 10 ен не в зачет ему, на погребение матери, и 5 ен из жалованья за двенадцатый месяц. Итак, средства на погребение матери по–христиански у него были. Но Соно, кроме того, что ложно оправдывает свой неблаговидный поступок, просит еще оставить его в качестве катихизатора в Кумамото, — сестра–де с детьми у него есть, о которой нужно позаботиться, и о. Петр просит исполнить эту его просьбу. Послано: 1. увольнение Павлу Соно от должности катихизатора за его непростительный для катихизатора поступок — погребение матери по–язычески. При этом приложено ему 5 ен — вторая половина жалованья его за двенадцатый месяц; 2. извещение о. Петру о сем, с наказом не просить больше за Соно, и с прописаньем, что Соно солгал ему. В Р. S. приписано, впрочем, что, если Соно раскается в своем проступке, и если поручит сестру с детьми родственникам, а сам будет свободен отправиться куда бы то ни было на проповедь, и если притом пожелает отправиться, то пусть о. Петр пришлет его в Токио для назначения его здесь на проповедь куда–нибудь на север, где бы не было никаких сведений о его языческом погребении матери, так как на Киусиу, где Церкви малые, он при своей испорченной репутации там, ни в каком случае не может быть оставлен на службе. Если согласится — деньги на дорогу до Токио будут высланы.