Неандертальский параллакс - Роберт Сойер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Музыкальная композиция достигла крещендо; кубо-барабаны, ледовые рога, гремячие жеоды звучали в идеальной гармонии. Тукана заговорила снова.
— Все десятеро — учёные и инженеры, философы и художники, атлеты и мыслители — пришли сюда, чтобы свободно делиться всем, что они знают в области своей специализации. — Она оглядела Генеральную Ассамблею. — Давайте сделаем это, друзья. Сделаем так, чтобы отношения между нашими мирами были выгодны всем и строились на принципах мирного сотрудничества. Прошлое в прошлом; сейчас наша забота — будущее. Давайте сделаем его настолько хорошим, насколько в наших силах.
Первым, как показалось Тукане Прат, захлопал один из австрийских делегатов, но к нему немедленно присоединились десятки, сотни других, и скоро уже все делегаты были на ногах, крича и неистово аплодируя.
Некомпетентная, говоришь? — подумала Тукана, улыбаясь восторженной толпе и испытывая небывалый подъём от того, что она только что совершила. — Да пошёл ты в жопу!..
Глава 22
— До начала конференции мы пробудем в Вашингтоне всего один день, — говорила Мэри, — и я многое хочу тебе показать. Но начать я хотела вот с этого. Ничто другое не скажет больше об этой стране и о том, что значит быть человеком — человеком моего вида.
Понтер рассматривал раскинувшийся перед ним пейзаж, ничего не понимая. Он видел шрам на травянистом ландшафте, длинный рубец, тянущийся шагов на восемьдесят, и там смыкающийся под тупым углом с другим, похожим шрамом.
Шрамы были черные и блестящие — опять то странное слово, как его? Ок-сю-мо-рон, вот как; терминологическое противоречие. Чёрный — значит, поглощающий свет; блестящий — значит, отражающий его.
И всё же это было именно оно — чёрное зеркало, в котором отражалось его лицо и лицо Мэри. Две разновидности людей — не просто мужчина и женщина, а два разных вида, две различные интерпретации людской темы. Её отражение показывало то, что она называла Homo sapiens и он называл глексеном: странный вертикальный лоб, миниатюрный нос и… в языке Понтера не было для этого слова — её подбородок.
А его отражение показывало то, что она называла Homo neanderthalensis, а он называл бараст — слово «человек» на его родном языке: широкое неандертальское лицо, двойной изгиб надбровья и нос нормального размера, занимающий треть лица.
— Что это? — спросил Понтер, таращась на эту вытянутую черноту и на их отражения в ней.
— Это мемориал, — сказала Мэри. Она посмотрела вдоль чёрной стены и указала на объекты в отдалении. — Вся эта территория уставлена мемориалами. Вот эта пара стен указывает на два самых главных. Вот тот шпиль — это Монумент Вашингтона, мемориал первого президента Соединённых Штатов. А вон там мемориал Линкольна, увековечивший президента, освободившего рабов.
Транслятор Понтера загудел.
Мэри вздохнула. Разумеется, осталось ещё немало сложностей, немало — как это говорят? — грязного белья ещё придётся вытащить на белый свет.
— Мы посетим оба эти мемориала позже, — сказал Мэри. — Но, как я сказала, мне хотелось начать с этого. Это мемориал ветеранов Вьетнамской войны.
— Вьетнам — это вроде одно из ваших государств? — спросил Понтер.
Мэри кивнула.
— В юго-восточной Азии — юго-восточном Галасое. Чуть севернее экватора. Полоса земли в форме буквы S — она изобразила её пальцем в воздухе, чтобы Понтеру было нагляднее, — на тихоокеанском побережье.
— Мы называем эту местность Холтанатан. Но в моём мире это очень жаркое, дождливое, болотистое место, кишащее насекомыми. Там никто не живёт.
Мэри вскинула брови.
— В нашем мире там живёт больше восьмидесяти миллионов человек.
Понтер покачал головой. Люди этой версии Земли такие… такие неумеренные.
— И там, — продолжала Мэри, — была война.
— Из-за чего? Из-за болот?
Мэри прикрыла глаза.
— Из-за идеологии. Помнишь, я рассказывала тебе о Холодной войне? Эта война была её частью. Горячей частью.
— Горячей? — Понтер тряхнул головой. — Ты не имеешь в виду температуру, не так ли?
— Нет. Это была война, на которой стреляли. На которой гибли люди.
Понтер нахмурился.
— Сколько людей?
— Всего, с обеих сторон? Никто точно не знает. Больше миллиона южных вьетнамцев. От полумиллиона до миллиона северных. Плюс… — она указала на стену.
— Да? — произнёс Понтер, всё ещё сбитый с толку блестящей чернотой.
— Плюс пятьдесят восемь тысяч двести десять американцев. Эти две стены хранят о них память.
— Каким образом?
— Видишь вырезанные на чёрном граните надписи?
Понтер кивнул.
— Это имена — имена тех, чья смерть была подтверждена, и тех, кто пропал без вести и так и не вернулся домой. — Мэри помолчала. — Война закончилась в 1975.
— А сейчас у вас… — Понтер назвал номер текущего года.
Мэри кивнула.
Понтер опустил глаза.
— Да, наверное, пропавшие уже не вернутся. — Он подошёл ближе к стене. — Как упорядочены имена?
— Хронологически. По дате смерти.
Понтер посмотрел на имена, все написанные буквами, которые, как он знал, называются заглавными, отделённые друг от друга маленькими кружка́ми, которые, он тоже это знал, называются так же, как метательный снаряд здешнего ручного оружия[77]. Ещё одно слово, служащее двум целям.
Понтер не умел читать английские буквы; идея фонетического алфавита всё ещё была для него чужда. Мэри подошла и встала рядом с ним, а потом тихим голосом прочла для него некоторые имена: «Майк А. Максин. Брюс Дж. Моран. Бобби Джо Маунтс. Рэймонд Д. Маглезен. — Она наугад указала на другую строку. — Сэмюэл Ф. Холифилд младший. Руфус Худ. Джеймс М. Инман. Дэвид Л. Джонсон. Арнольдо Л. Карильо.
И ещё одна строка, ближе к земле. Донни Л. Джексон. Бобби В. Джоуб. Бобби Рэй Джоунз. Хэлкот Р. Джоунз младший.
— Пятьдесят восемь тысяч, — сказал Понтер таким же тихим голосом.
— Да.
— Но… ты сказала, что это мёртвые американцы?
Мэри кивнула.
— Почему они воевали на другом конце мира?
— Они помогали Южному Вьетнаму. Видишь ли, в 1954 году Вьетнам согласно мирному договору был разделён на две части, Северный Вьетнам и Южный Вьетнам. Два года спустя, в 1956, должны были состояться свободные выборы в обеих частях страны под надзором международного комитета, для того, чтобы объединить страну под единым, избранным народом руководством. Но когда настал 1956 год, лидер Южного Вьетнама отказался проводить намеченные выборы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});