Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Риччотти не удалось достать в Англии те средства, на которые мы рассчитывали, так как среди наших тамошних друзей также пошли разговоры вроде: «зачем свергать папство и заменять его правительством еще худшим?»

Как я уже говорил, в Агро Романо сторонники Мадзини сеяли среди бойцов уныние и вызвали массовое дезертирство, что, бесспорно, явилось главной причиной поражения у Ментаны.

С высоты башни дворца Пиомбино в Монтеротондо, где я проводил большую часть дня, наблюдая за Римом, за упражнениями наших молодых воинов на равнине, а также за каждым движением в округе, я увидел процессию наших людей, шедших к перевалу Корезе, иначе говоря, расходившихся по домам. Своим товарищам, сообщавшим мне об этом, я говорил: «Да нет же, те, что уходят, не наши люди, вероятно, это крестьяне, они не то идут, не то возвращаются с работы». Но в душе мне было стыдно за этот позорный поступок, я пытался скрыть или умалить его значение, сославшись на чрезвычайные обстоятельства — обычное поведение людей в таких случаях.

В связи с вышеописанным моральным состоянием наших людей и вследствие того, что северная граница была для нас крепко накрепко закрыта частями итальянской армии, и мы были не в состоянии добывать все для нас необходимое за пределами границы, нам пришлось искать другое поле действия, другую базу, чтобы просуществовать, продержаться и выждать событий, которые должны наконец разрешить римский вопрос. По этим соображениям решено было пойти влево к Тиволи, оставив в тылу Апеннины, и продвигаться к южным провинциям.

Наше выступление было назначено на утро 3 ноября, но так как пришлось ждать, пока не будет роздана обувь, мы могли сняться с места лишь к полудню.

Мы уходили из Монтеротондо по дороге на Тиволи. Порядок нашего марша был следующий. Колонны под командованием Менотти продвигались в полном порядке с авангардом берсальеров впереди — примерно на расстоянии в одну — две тысячи шагов; перед авангардом — пешие разведчики, предшествуемые конными проводниками; по всем дорогам, ведущим из Рима, на нашем правом фланге находились пешие и конные отряды, которые должны держаться по возможности ближе к Риму, по этому же правому флангу; а на господствовавших над окрестностью высотах расположатся сторожевые посты, которые смогут своевременно уведомить нас о любом движении неприятеля.

Арьергард будет подталкивать отстающие части с тем, чтобы никто не оставался позади. Артиллерия — в центре колонн. Обоз с имуществом — в хвосте каждой колонны. Примерно в таком порядке мы двинулись в путь из Монтеротондо в Тиволи.

Однако, к несчастью, наши конные разведчики — а их у нас было маловато — попали в руки неприятеля, так что папский отряд на дороге Номентана напал врасплох на наш авангард и завязался бой. Начавшаяся стрельба оповестила меня о присутствии врага, когда мы миновали деревню Ментана. При таком положении вещей, когда схватка началась, отступление было бы равносильно бегству, поэтому не было другого выхода, как принять бой, заняв поблизости сильные позиции. Я послал приказ шедшему в авангарде Менотти занять эти сильные позиции и оказать сопротивление. Затем я послал вперед остальные колонны, развернув их справа и слева для поддержки первых, а несколько рот оставил в резерве правой колонны. Дорога, ведущая из Ментаны в Монтеротондо, ставшая в тот день театром наших действий, дорога удобная, но она лежала в низине и была слишком узкой. Поэтому я был вынужден искать на нашем правом фланге подходящие места, чтобы установить оба орудия, отбитые нами 25 октября у врага. Это было выполнено с большим трудом по причине нехватки в людях, знающих хорошо местность, и лошадей, да и сама местность была неровной, пересеченной изгородями и виноградниками. Тем временем жесточайший бой кипел по всему фронту. Мы заняли позиции, не уступавшие и даже лучше позиций врага, так как в течение всего дня он не смог ввести в действие свою артиллерию; некоторое время мы удерживали наши позиции, несмотря на огромное превосходство неприятеля как в вооружении, так и в численности. Я должен, однако, признать, что волонтеры, деморализованные массовым дезертирством из наших войск, не были в этот день на высоте своей былой славы. Доблестные офицеры и горсточка следовавших за ними храбрецов проливали свою драгоценную кровь, не уступая ни пяди земли; но наша масса не отличалась той отвагой, что прежде. Она уступала превосходные позиции, почти без сопротивления, на которое я был вправе рассчитывать. Битва началась около часа дня, а к трем часам, примерно, постепенно овладевая одной позицией за другой, враг отбросил нас на один километр к деревне Ментана. Наконец, к трем часам мы смогли разместить наши орудия на нашем правом фланге на выгодных позициях и обстрелять с успехом врага. Штыковая атака всей нашей линии и стрельба наших в упор из окон домов в Ментане усеяли землю трупами папских солдат. Мы оказались победителями, враг бежал, потерянные позиции были нами вновь заняты. До четырех часов победа улыбалась сынам итальянской свободы и мы стали хозяевами поля боя. Но я повторяю, в наши ряды проникла роковая деморализация. Да, мы вышли победителями, но мы не захотели завершить нашу победу, преследуя врага, покинувшего поле боя. Среди волонтеров поползли слухи о якобы двигающихся на нас французских колоннах; у нас не было времени узнать, кто распустил этот слух; конечно, это работа наших врагов в черных сутанах или дьяволов. Все знали, что итальянская армия — против нас: на границах она задерживает наших, перехватывает то, что нам предназначено, срывает связь с нами, словом, итальянскому правительству, священникам и мадзинистам удалось посеять в наших рядах уныние. А ведь не каждый настолько закален, чтобы не упасть духом и решительно идти вперед, выполняя свой долг.

Около четырех часов дня слух, что французская колонна в количестве двух тысяч солдат Бонапарта напала на нас с тыла, нанес последний удар стойкости наших волонтеров, но это был ложный слух. В действительности, это был экспедиционный корпус Де Фальи, прибывший на поле боя для поддержки обессиленных и разбегавшихся папских солдат. Итак, столь доблестно вновь занятые нами позиции мы опять оставили, а толпа бегущих запрудила дорогу. Напрасно мой голос и голоса моих отважных офицеров призывали их остановиться. Напрасно! Мы охрипли от крика и брани. Напрасно! Все бежали по направлению Монтеротондо, бросив одно орудие, которое лишь на следующий день попало в руки неприятеля, оставив на произвол судьбы горсточку мужественных волонтеров, продолжавших из окон истреблять врага. Когда противник отступает, любой становится храбрым — так случилось и с нашим неприятелем. Папские вояки, ранее улепетывавшие от нас, теперь, поддержанные французскими колоннами, осмелев, снова двинулись вперед. Мы отступали, а они жали нас и своим отличным оружием наносили нам большие потери убитыми и ранеными.