Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 8
Ментана, 3 ноября 1867 г.
31 октября все волонтерские части вернулись в Монтеротондо и оставались там до 3 ноября. Это время было использовано для того, чтобы, насколько возможно, обуть и одеть наиболее нуждавшихся, вооружить и сорганизовать их. Три батальона под командой полковника Паджи заняли сильные позиции Сант-Анджело, Монтичелли и Паломбара. Тиволи занял полковник Пианчиани с одним батальоном; Витербо занял генерал Ачерби с отрядом в тысячу человек, а с другой тысячей генерал Никотера занял Веллетри. На правом же берегу Тибра действовал майор Андреуцци с отрядом в двести человек.
До 31 октября усилился приток волонтеров в колонны Менотти, так что их численность достигла шести тысяч. Следовательно, положение волонтерских частей, если и не было блестящим, то его нельзя назвать плачевным, будь мы в состоянии с помощью родины улучшить вооружение, экипировку наших бедных бойцов и снабдить их всем необходимым. Папская же армия была деморализована; часть ее мы разгромили в Монтеротондо, а остальные сосредоточились в Риме и обескураженные не осмеливались выйти из города.
Но угнетенное население Рима, жестоко наказанное за свои попытки восстать, взывало к отмщению и, возглавляемое Кукки и другими смелыми и доблестными людьми, готовилось с воодушевлением и мужеством присоединиться к своим освободителям извне и вместе с ними покончить раз и навсегда со священниками и наемниками. Словом, все говорило, что падение папства, врага человеческого рода, неминуемо.
Но гений зла бодрствовал и все еще покровительствовал своему главному помощнику: верховному жрецу лжи[392]. С берегов Сены, где, к несчастью Франции и всего мира, злодей[393] этот правил, он угрожал берегам Арно[394], упрекал в трусости трусов и взывал к мужеству объятых страхом обманщиков. На зов своего хозяина, люди, столь недостойно правящие Италией, под прикрытием обычной маски патриотизма, обманывая нацию, вторглись в Римскую область, заявляя при этом: «Мы здесь! Мы сдержали слово; при первых выстрелах, раздавшихся в Риме, мы поспешили на помощь своим братьям!»
Ложь! Ложь! Да, вы поспешили, но чтобы уничтожить своих братьев на тот случай, если окончательная победа будет за ними. Вы поспешили лишь тогда, когда уверились, что римские патриоты разбиты, погибли!
Ложь! Ложь! Вы и Ваш великодушный союзник заняли Рим и его область[395] для того, чтобы войско папских наемников — свободное, невредимое, оправившееся от своих поражений, со всей своей силой, превосходством своего оружия и военных средств — могло одержать победу над горстью плохо вооруженных и лишенных всего необходимого волонтеров, к уничтожению которых вы стремились! А на случай, если одного папского войска не хватит, — как это и было в действительности, — стояли наготове солдаты Бонапарта, и я содрогаюсь при мысли, что вместе с ними были и те, кто имеет несчастье вам повиноваться[396]. А разве в 1860 г. они не выступали, чтобы нас разгромить?[397] Так почему же не делать то же самое в 1867 году? (Депеша Фарини Бонапарту).
На холмах Ментаны лежат вперемежку или рядом трупы доблестных сынов Италии и чужеземных наемников, как это было семь лет назад на равнинах Капуи. А дело, за которое сражались бойцы, — я имел честь ими командовать, — было для всей южной Италии столь же свято, как то дело, которое привело нас к стенам древней столицы мира.
Здесь я должен с болью упомянуть также и о другой причине неудачи под Ментаной. Я говорил уже, что мадзинисты развернули свою разлагающую пропаганду с момента нашего отступления от виллы Пацца; мотивы их пропаганды были насквозь пропитаны безрассудностью. Обладающий здравым смыслом легко увидит, что с появлением французов мы не смогли бы удержать наши позиции под стенами Рима. Боевые силы, которыми я командовал, терпели недостаток во всем необходимом, не имели ни артиллерии, ни кавалерии, словом, не выдержали бы серьезного столкновения даже с одними папскими войсками и не продержались бы и двух дней в случае нападения на нас.
А став хозяевами Монтеротондо, расположенного на виду у Рима, мы, наоборот, находились в центре наших небольших боевых сил, занимали позиции, господствовавшие над окрестностью и на таком расстоянии, чтобы вовремя заметить врага, когда он станет приближаться. Однако для мадзинистов это были лишь предлоги. Видимо, недостаточно было вероломного и остервенелого сопротивления правительства, мощи клерикализма и поддержки Бонапарта. Нет, они еще должны были, как всегда, дойти до того, чтобы нанести последний удар тем, у кого не было других чаяний, кроме освобождения из рабства своих братьев. «Мы сделаем это лучше», — говорили мне в 1848 г. в Лугано члены этой секты, ставшие сегодня сторонниками монархии[398]. Как видите, война при помощи булавочных уколов ведется мадзинистами против меня уже давненько. «Пойдем домой провозгласить республику и строить баррикады», — говорили мои бойцы в окрестностях Рима в 1867 г. В самом деле, было куда удобнее для моих бедных юношей, сопровождавших меня, вернуться домой, нежели оставаться со мной в ноябре, без необходимой одежды, терпя недостаток во всем, имея против себя итальянскую армию, вместе с папскими наемниками и французами, с которыми предстояло сражаться.
Результатом таких мадзинистских интриг явилось дезертирство около трех тысяч юношей с момента нашего отступления от виллы Пацца до битвы при Ментаны. Но если в частях, насчитывающих около шести тысяч, половина дезертирует по уважительным причинам, как они об этом прямо заявляли, — то можно себе представить, каково было моральное состояние оставшихся волонтеров и как сильна была их вера в успех предпринятого дела.
Вред, нанесенный мне мадзинистами, безграничен, и я бы мог забыть об этом, если бы речь шла об ущербе, причиненном лишь мне одному. Но Ведь нанесен он был национальному делу! Как же я могу забыть об этом, как могу не указывать на это избранной части нашей молодежи, сбитой ими с пути. Сам Мадзини был, конечно, лучше своих приверженцев. В письме ко мне от 11 февраля 1870 г. он, касаясь Ментанского дела, писал: «Вы знаете, что я не верил в успех у Ментаны и был убежден, что лучше собрать все силы для восстания в Риме, а не вторгаться в римскую область; но раз дело было начато, я помогал, насколько мог». Я не сомневаюсь в правдивости его слов, но вред был уже нанесен: одно из двух, либо Мадзини уже успел предупредить своих сторонников, либо они предпочли продолжать наносить вред.
План, полностью отвергнутый нашими друзьями в Риме.Риччотти не удалось достать в Англии те средства, на которые мы рассчитывали, так как среди наших тамошних друзей также пошли разговоры вроде: «зачем свергать папство и заменять его правительством еще худшим?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});