Кровь Заката - Вера Камша

Спереди, прорываясь сквозь лязг и грохот, неслось «Арция и Тагэре!». Так вот почему ослаб натиск! Впрочем, ненадолго. Эскотцы и фронтерцы снова двинулись на рогатки, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтоб понять: их к этому вынудили. Теперь перед Филиппом были не уверенные в себе бойцы, добывающие победу, а солдаты разбитой армии, прорывающиеся из окружения в ужасе от того, что их ждет. Король кивнул подскочившему оруженосцу, торопливо отпил из протянутой кем-то фляги то ли воды, то ли чего покрепче, и, опустив забрало, тяжело ступая, пошел к тем, кто уже схватился с очумевшими лумэновцами. И вновь опускались и поднимались мечи, кричали люди и кони, чавкала под ногами раскисшая от талой воды и крови земля, а с неба смотрело равнодушное и великое солнце, даруя свет и тепло и победителям, и побежденным.

Филипп не понял, сколько продолжалась последняя схватка, но вряд ли долго. Он отбивал чужие удары и наносил свои. Рядом падали люди, их место заступали другие, но враги умирали чаще. Наконец, высокий эскотец в красно-зелено-черном плаще внезапно отступил на шаг и, бросив меч на землю, скрестил руки на груди. Это словно бы послужило сигналом, лумэновцы один за другим опускали оружие.

2871 год от В.И.

8-й день месяца Агнца.

Арция. Поле у деревни Беток

Это было поражение. Даже не поражение, а разгром. Конрад Батар это видел совершенно ясно, хотя на левом фланге и в бывшем лагере еще продолжался бой, а справа осталось несколько полков, сохранивших относительный порядок. Маршал понимал, что нужно бежать, уводя с собой тех, кто может сидеть в седле. И лучше всего на северо-восток, к эскотской границе. Тем, кто сейчас дерется в окружении, не помочь. Если кто и вырвется, то догонит. Но уходить нужно, пока бой еще идет, пока та часть конницы ре Фло с лучниками за спиной (надо же такое удумать!), что вышла в тыл бедолагам, штурмовавшим рогатки, связана сопротивлением эскотцев, иначе…

Батару даже думать не хотелось о том, что будет, если он попадет в плен к Анри. Проклятый, с собой еще придется тащить ифранскую ослицу с ее слюнявым отпрыском. А без нее никак! Он поставил не на ту карту и потерял все. Его земли рядом с землями Мальвани, туда не вернуться, равно как и в Мунт. До Ифраны далеко, а Агнеса дружна с эскотскими вожаками, ее примут, а с ней и ее свиту, и ее любовника. Главное, уйти.

На длинном лице маршала не было ни тени неуверенности или сомнения. Он подозвал аюданта и велел всем, кто может сидеть верхом и держать оружие, собираться у командного пункта. В последний раз глянув налево, где все еще шел бой, Конрад махнул рукой и направился к королевской палатке.

2871 год от В.И.

8-й день месяца Агнца.

Арция. Поле у деревни Беток

Склонившееся над ним лицо было неимоверно прекрасно. Тонкие черты, огромные скорбные глаза, золотые локоны. Анри и не представлял, что человек может быть столь совершенен, или над ним склонился вестник божий? Но тогда почему он в разорванной боевой тунике, из-под которой виднеется кольчуга? Маршал попробовал что-то сказать, но ему не удалось даже разжать губ. Впрочем, склонившийся над ним все понял, и маркиз почувствовал у своих губ фляжку. Вкуса он не ощутил, однако дикий, спеленавший его тело холод стал отступать, а потом перед глазами Анри поплыли окрашенные закатом облака, похожие на играющих коней… Летние облака, ранней весной, которую и весной-то еще не назовешь, таких не бывает. Облачные кони неслись все быстрей и быстрей, их сходство с бегущими лошадьми становилось все заметнее… Нет, это действительно мчит по малахитовому лугу вольный табун, ветер рвет серебристые и черные гривы, дикие жеребцы от избытка бушующей в них жизни вскидываются на дыбы, оглашая воздух радостным ржаньем… Ржанье… Веверлей! Где Веверлей?!

– Ваш конь жив, монсигнор.

Чей это голос, он вроде бы его уже слышал.

– Ваш конь жив, и ваш брат тоже…. Все в порядке.

Анри с усилием открыл глаза. Над ним склонился кто-то знакомый. Русые волосы, уродливый шрам на щеке, серые глаза в светлых же, хоть и длинных ресницах. Обычные глаза северянина…

– Вы? Я забыл имя…

– Раймон, монсигнор… Раймон ре Феррье…

– Что с Филиппом? И что со мной?

– Его Величество цел и невредим, граф ре Фло тоже. А вы ранены. Нога.

– Что там? – Анри попытался поднять голову, но ему удалось увидеть лишь меховой плащ, а пошевелить рукой он не мог.

– Я остановил кровь, было плохо, но… Вы скоро сядете в седло, монсигнор…

– Ты умеешь утешать, – глаза маршала встретились с глазами Раймона, – сяду в седло… Ходить, стало быть, мне не придется. Что там, говори. Кричать не стану…

– Вам оторвало ногу, монсигнор, ниже колена. Но рана чистая, заживет скоро…

– Это у нас семейное, – Анри сумел улыбнуться бескровными губами, – мой предок потерял ногу у Кантиски, его тоже звали Анри, хорошо, я назвал сына Сезаром… – Наверное, он представлял собой жалкое зрелище, потому что губы Раймона как-то подозрительно дрогнули, но он быстро, хоть и натянуто улыбнулся.

– Чудо, что вы вообще уцелели в этом пекле…

– Наверное. Что ж, я соглашался платить и дороже. Но как тебе удалось остановить кровь?

– Не знаю. – Меченый виновато улыбнулся. – У нас в роду иногда получались странные вещи… Я очень испугался, когда вас увидел, не знал, что делать, захотел помочь… А потом у меня в глазах потемнело, а кровь остановилась.

– Ты мне дал что-то выпить?

– Да, – удивился воин, – царку, у какого-то дохлого фронтерца нашел, уж больно вы замерзли. Почему вы спрашиваете?

– Хотел понять, когда бредил, а когда нет… Странно, я ни боли не чувствую, ни холода. Неужели от царки?

2871 год от В.И.

8-й день месяца Агнца.

Арция. Поле у деревни Беток

Светлые кудри молодого короля потемнели и прилипли к высокому лбу, губы запеклись и потрескались, а глаза, раньше веселые и ласковые, обжигали зимним холодом. Рауль шел справа от кузена чуть сзади, но Филипп Тагэре о нем не думал. Его занимали пленники, сгрудившиеся на краю поля под охраной эльтских стрелков. Филипп молча обошел понурых сигноров, подолгу задерживая взгляд на каждом, и мало у кого хватало сил выдержать этот взгляд. Некоторые порывались что-то сказать, но Тагэре останавливал их презрительным жестом и шел дальше. За владетельными сигнорами стояли командиры наемников и прочая мелкая сошка, но она победителя не интересовала. Такие всегда были и всегда будут…. Пусть выкупают себя из плена или… переходят на службу к тому, кто сильней. Наемники – они и есть наемники, а пришедшие под знамена своего сигнора крестьяне и вовсе ни при чем, кроме доверенных слуг, разумеется, но с блюдолизами мы еще разберемся.