Не страшись урагана любви - Джеймс Джонс

— Ну, — ухмыльнулся большой человек у стойки бара и поднял стакан виски с содовой. К этому времени одежда на нем почти высохла. — Тебе она понравилась?

— Иисусе! — хрипло сказал Грант. — Настоящая красавица. — Такой она и была для него, хотя в судах он ничего не понимал. — Все это барахло внизу можно убрать и все переделать.

— Конечно, — кивнул Бонхэм. — Хотя стоит ее просто вычистить, кое-где подкрасить и подлакировать, и ты бы удивился, какой красивой и удобной она станет внутри. Ничего не меняя.

— Да, — сказал Грант. В баре их было всего двое, если не считать Сэма, бармена-ямайца, одного из свидетелей на свадьбе. — Дай мне двойной виски и каплю содовой, Сэм, — заказал Грант и отвернулся к большому ныряльщику, который оперся рукой о стойку и улыбался. Это был большой день для Гранта. Поскольку опустившись утром вниз и обнаружив, что погода испортилась, он испытал чувство колоссального облегчения из-за того, что сегодня не нужно выходить в море, не нужно нырять, не нужно глотать еще раз терзающие его страхи. Как будто от школы освободили. И как всегда в морских портах, на морских курортах, наступление плохой погоды сопровождалось праздничным предвкушением каникул, каникулярным возбуждением. Вероятно, это чувство повлияло и на его восприятие шхуны. Но все равно он бы ее полюбил. Впервые он так близко сходился с тем, кто может купить такое судно. И более того, кто поставит всю свою повседневную профессиональную жизнь на эту карту. Глядя на него, Грант мечтал о том, чтобы чего-нибудь так хотеть в своей жизни, как Бонхэм хочет владеть этой шхуной. Единственное, чего он так хотел, это стать великим писателем, великим драматургом. Но в отличие от шхуны, это не конкретный предмет. Это нечто, о чем ничего нельзя точно узнать за время своей жизни. А у Бонхэма с его конкретной шхуной из дерева, веревок и парусины была мечта, цель в жизни, которой мог бы позавидовать любой мужчина.

— Канешно, — улыбнулся Бонхэм. — Сейчас я не могу сделать эту работу. Дерьмо, я не могу заплатить даже за ремонт, как уже говорил. — Он замолчал и вздохнул, все еще улыбаясь. — Вчера, знаешь ли, работы на шхуне вообще были прекращены.

— Нет! — сказал Грант. — Не знал! Почему?

Бонхэм пожал плечами.

— Нет денег. Нужна минимум тыщонка прямо сейчас, завтра же, чтобы продолжить работы. У меня нет. Так что нет и работы. Будет стоять, пока не достану. А через неделю начнут начислять арендную плату. — Он блестяще выбрал время и с блеском вел свою линию. — Утром бабахнул телеграмму Орлоффски. Но беспокоюсь, подозреваю, что ничего не пришлет.

— Да, — Грант секунду помедлил с виски в руках, выпил и двинул стакан за новой порцией. — Я убежден, что это он украл мою камеру в Га-Бей, ты это знаешь?

Лицо Бонхэма оставалось кротким.

— Ну, — сказал он, — я так не думаю. — Он снова помолчал. — Мы обыскали весь чертов дом, когда вернулись, и Дуг был с нами.

— Черт, если он украл, то не прятал бы в доме.

— Нет, — сказал Бонхэм. Он выпил. — Но что бы он делал с этой чертовой штуковиной? Иисусе, он же знал, что я стараюсь заинтересовать тебя нашей операцией. Это безумие.

— Может, он ничего не мог с собой поделать. Может, он клептоман.

— Не-а, — ухмыльнувшись сказал Бонхэм. — Навряд ли.

— Я бы чертовски остерегался его как партнера, скажу тебе.

— Я уже говорил тебе, — сказал Бонхэм, — что он мне нужен. Нужен. Провернуть это дело. Без его катера Файнер уйдет. — И он неожиданно замолчал. И смотрел на стакан.

Грант повертел своим, поболтал им, рассматривая лед.

— Тысяча долларов, — наконец сказал он.

— Да, — подтвердил Бонхэм. Взгляда он не поднял.

— Только, чтобы они возобновили работу.

— Да.

— Ну, слушай, — начал Грант, затем остановился и яростно потер подбородок.

— Да? — сказал Бонхэм.

— Слушай. Как ты считаешь, сколько тебе нужно — абсолютный минимум, — чтобы все отладить и спустить ее на воду? Я имею в виду абсо-лют-ный ми-ни-мум!

— Не знаю, — ответил Бонхэм. — Как я говорил, думаю, от пяти до шести тысяч, возможно, шесть. Но некоторые вещи не абсолютно необходимы. Я имею в виду, их не обязательно делать, чтобы она поплыла. Может, четыре тысячи. Скажем, сорок пять сотен. Для верности.

Грант глубоко вздохнул и выдохнул.

— Ладно. Я хочу одолжить их тебе. Тебе нужно, чтобы судно было на воде.

Лицо и глаза Бонхэма вспыхнули, как рождественская елка.

— Не может быть! Правда, одолжил бы?

— Тебе нужно, чтобы судно было на воде, — снова сказал Грант. Он больше как бы объяснял свое решение себе, чем Бонхэму или кому-либо другому.

— Но ты же едва меня знаешь. Откуда ты знаешь, что я… Откуда тебе знать, что я подхожу для этого?

— О, полагаю, подходишь. Но слушай. Мне это вовсе не просто. Я не купаюсь в деньгах. Этот долг пробьет большую брешь в моем бюджете. Так что будь уверен. Будь уверен, что ты сможешь это сделать.

— О, конечно, — сказал Бонхэм. — Я смогу. Может, она не будет хорошенькой. Но плыть она будет хорошо. Она поплывет в любое место мира.

— Ладно, — сказал Грант. Вид у него был такой, будто он сам не был уверен, что не сошел с ума, как будто до сих пор он удивлялся услышанными из своего же рта словами. — Завтра все завершим. Я дам телеграмму своему юристу в Нью-Йорке.

Бонхэм вытянулся во весь свой рост, лицо у него пылало восторгом.

— Но этого мало. Ты получишь больше! Сделать такую вещь! Слушай. Я хочу, чтобы ты, во-первых, уже сейчас знал, что когда мы предпримем первое плавание, то приглашаю вас с Лаки. Моими гостями. Тебе это не будет стоит и цента. — Он поднял руку, чтобы Грант не перебивал. — Больше того. Я хочу, чтобы ты принял десять процентов акций нашей компании. Я уверен, что сумею убедить Орлоффски дать тебе пять из его сорока девяти процентов, и дам пять своих. Но если Орлоффски не даст, я сам дам тебе все десять. У меня самого сейчас только двадцать девять процентов, потому что двадцать моих записаны на жену. На Летту.

— Зачем ты это сделал? — с любопытством спросил Грант.

— А, налоги. И подобное дерьмо. Но я хочу, чтобы и она чувствовала свое участие в деле, что она с нами. — Грант не мог удержаться, чтобы не вспомнить о том, что Летта рассказывала Лаки об их сексуальной жизни. Он очень старался не опускать глаза, не отводить взгляда. — Но все это побоку, я хочу, чтобы ты принял десять процентов.

Грант поднял руку и ощутил, что глупо ухмыляется, что он смущен. Он долго смотрел на море сквозь большую дверь, где дождь уже прекратился, проглянуло солнце, и от этого в баре стало еще темнее. Тропическая Ямайка, Карибское море, странный, старый, шикарный отель, и он дает взаймы почти пять тысяч долларов профессиональному ныряльщику и бывшему профессиональному моряку. Чтобы спасти корабль.