Речи, изменившие мир. От Сократа до Джобса. 55 важнейших выступлений в истории - В. Апанасик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Реакция на эту речь была в высшей степени положительной. Передовицы крупнейших газет страны наперебой расхваливали Обаму за его мужество и красноречие. Речь придала новый импульс его кампании, оттеснила Райта на задний план и стала важной вехой на пути к исторической победе сенатора в борьбе за выдвижение в кандидаты на президентских выборах 2008 года. На следующем съезде демократической партии он выступил уже в качестве кандидата в президенты Соединенных Штатов.
<†††>
«Мы – народ, желающий сформировать более совершенный союз». 221 год назад в здании, которое сохранилось до сих пор, собралась группа людей и этими простыми словами положила начало этому невероятному американскому эксперименту в области демократии. Фермеры и ученые, государственные деятели и патриоты, переплывшие океан, спасаясь от тирании и преследований, в конце концов разработали свою Декларацию независимости на съезде в Филадельфии, который продолжался всю весну 1787 года.
Подготовленный ими документ был подписан, но в конечном счете остался незавершенным. Он оказался запятнан грехом рабства. Эта проблема разделила колонии и привела к патовой ситуации, пока отцы-основатели не сошлись на том, что нужно продлить разрешение на осуществление работорговли по меньшей мере еще на двадцать лет и оставить окончательное решение будущим поколениям.
«Я сын чернокожего мужчины из Кении и белой женщины из Канзаса. Я женился на чернокожей американке, в чьих жилах течет кровь рабов и рабовладельцев. Ни в одной другой стране мира моя история не могла бы стать реальностью»
Разумеется, ответ на вопрос о рабстве был уже заложен в нашей Конституции – Конституции, основывавшейся на идеале равенства граждан в соответствии с законом; Конституции, обещавшей своему народу свободу, справедливость и союз, который со временем мог и должен был быть усовершенствован.
И все же слова на пергаменте недостаточны для того, чтобы освободить рабов от цепей и наделить мужчин и женщин всех цветов кожи и вероисповеданий всеми правами и обязанностями граждан Соединенных Штатов. Несколько поколений американцев сражались в Гражданской войне, устраивали уличные демонстрации и акции гражданского неповиновения, подвергаясь большому риску, выступали в судах, чтобы сузить брешь между нашими идеалами, заложенными в Конституции, и реальностью.
Это была одна из задач, за выполнение которой мы взялись в начале этой кампании, продолжение долгого пути, начатого теми, кто был до нас, пути к более справедливой, более равноправной, более свободной, более заботливой и более процветающей Америке. Я решил баллотироваться на пост президента в этот исторический момент, потому что глубоко убежден в том, что мы не сможем решить проблемы нашего времени, если не будем решать их вместе, если не усовершенствуем наш союз благодаря пониманию того, что мы можем иметь разное происхождение, но нас объединяет надежда; что мы можем по-разному выглядеть, но хотим двигаться в одном и том же направлении – к лучшему будущему для наших детей и внуков.
Это убеждение происходит из моей нерушимой веры в порядочность и благородство американского народа, а также из моей собственной американской истории.
Я сын чернокожего мужчины из Кении и белой женщины из Канзаса. Меня помогали воспитывать белый дедушка, переживший Великую депрессию и воевавший в армии Паттона во время Второй мировой войны, и белая бабушка, работавшая на заводе по сборке самолетов-бомбардировщиков в Форт-Ливенворте, пока муж находился за океаном.
Я учился в одной из лучших школ Америки и жил в одной из беднейших стран мира. Я женился на чернокожей американке, в чьих жилах течет кровь рабов и рабовладельцев – наследие, которое мы передали двум нашим драгоценным дочерям. У меня есть братья и сестры, племянники и племянницы, дядья и тетки, двоюродные братья и сестры всех цветов и оттенков кожи, живущие на трех континентах, и, пока я жив, я буду помнить о том, что ни в одной другой стране мира моя история не могла бы стать реальностью.
Благодаря этой истории я являюсь не самым обычным кандидатом. Но благодаря этой истории в моей голове зародилась мысль, что наша нация представляет собой нечто большее, нежели простая сумма составляющих ее компонентов, что мы действительно едины.
На протяжении первого года этой кампании вопреки всем предсказаниям мы видели, как жаждет американский народ этого послания единства. Несмотря на соблазн рассматривать мое выдвижение кандидатом исключительно через призму расовой принадлежности, мы одержали убедительные победы в штатах с самым большим процентом белого населения. В Южной Каролине, над которой все еще реет флаг Конфедерации, мы создали мощную коалицию афроамериканцев и белых американцев.
Я не хочу сказать, что расовый вопрос имел большое значение в кампании. На различных ее стадиях некоторые комментаторы считали меня то «слишком черным», то «недостаточно черным». Мы наблюдали некоторый рост расовой напряженности в течение недели, предшествовавшей предварительным выборам в Южной Каролине. Представители прессы отлавливали каждого проголосовавшего, чтобы отыскать свидетельства поляризации не только между черными и белыми, но даже между черными и коричневыми.
«У подножия креста, в тысячах церквей по всему городу, я представил истории простых чернокожих людей. Эти истории – о выживании, свободе и надежде – стали нашей историей, моей историей; пролитая кровь была нашей кровью, слезы – нашими слезами»
И только в последние две недели кампании дискуссия на расовую тему заметно разделила общество.
С одной стороны раздаются голоса, утверждающие, будто выдвижение моей кандидатуры основано исключительно на желании радикальных либералов дешево купить расовое примирение. С другой стороны, мы слышим моего бывшего пастора, преподобного Джереми Райта, который, используя подстрекательские слова, выражает взгляды, не только еще больше разъединяющие представителей разных рас, но и чернящие нашу великую нацию, оскорбительные как для белых, так и для черных.
Я уже недвусмысленно осудил высказывания преподобного Райта, вызвавшие столь бурную полемику. Но у некоторых все еще остаются вопросы. Знал ли я о его резко критическом отношении к американской внутренней и внешней политике? Конечно. Слышал ли я от него во время его проповедей замечания, которые можно было бы счесть спорными? Да. Был ли
