Крылья - Юрий Нестеренко

Хотя во внутреннем кармане полушубка у меня лежало несколько листов, на которые я тщательно перерисовала уменьшенную в масштабе Дйаргурову карту, среди бескрайних снегов слишком мало приметных объектов, по которым можно прокладывать маршрут. Впрочем, данги всегда стоят на берегах рек, и намеченные мною в качестве промежуточных точек — не исключение, так что я рассчитывала, что если и не выйду к ним сразу, то смогу отыскать их, двигаясь вдоль берега.

Я шла на лыжах всю ночь и большую часть утра, пока не почувствовала, что еще несколько шагов — и у меня не останется сил даже поставить палатку. Привал пришлось делать в чистом поле — лес давно остался позади, и набрать хвороста для костра было негде, так что я вынуждена была есть снег, чтобы утолить жажду. Оставалось лишь надеяться, что мое горло это выдержит… Когда я проснулась и высунула нос из палатки, короткий зимний день, еще более короткий в этих широтах, чем в наших, уже клонился к вечеру. Я отправилась в путь в сумерках, но на этот раз шла только полночи, а затем остановилась на стоянку в очередном лесу, желая вернуться к нормальному суточному графику.

Действительно, теперь я проснулась до рассвета, поеживаясь даже в мехах; небо, прозрачно розовеющее на востоке, обещало ясный и морозный день. Эх, могла ли я подумать год назад, что в такую погоду, когда в йартнарских школах отменяют занятия, я не просто высуну нос на улицу, а буду проводить там целые дни… Замотав лицо шарфом, я двинулась вперед.

Днем я дважды видела в поле следы йитлов, а затем мне попался и сам зверек; я выстрелила из пистолета, но не попала. Лучше бы, конечно, стрелять из арбалета — и бесшумно, и стрелу можно подобрать и использовать снова, но хоть я и тренировалась, готовясь к побегу, в обращении с этим оружием у меня все еще было слишком мало опыта. Впрочем, что уж рассуждать, что лучше, — все равно промазала… Зато вечером в занесенных снегом кустах мне удалось подстрелить большую серую птицу неизвестной мне породы. У нее оказалось всего две ноги, и я почувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах, заполучив вместо четырех вкусных ножек вдвое меньше. Впрочем, птица была отменно жирной; кажется, она даже летать толком не умела, только перепархивать с места на место. Я ощипала и зажарила ее над костром; кажется, я уже говорила, какой из меня повар, но в тот вечер наполовину пережаренное, наполовину сырое мясо показалось мне вершиной кулинарного искусства, и не в последнюю очередь потому, что было горячим.

Ночью я проснулась, охваченная непонятной тревогой, и почти сразу поняла ее причину.

Издали доносился тоскливый протяжный вой; трудно было определить направление — казалось, он шел отовсюду. Твурки. В Глар-Цу они тоже водятся. И, должно быть, в это время года они голодные… Я, наверное, около получаса вслушивалась в эти замогильные завывания, но ближе они не становились, так что я наконец снова уснула.

Третий день пути тоже выдался отменно холодным, и, что понравилось мне еще меньше, твурки выли даже и днем, чего их ранайские сородичи себе не позволяли. Когда же они спят, черт их побери? К вечеру небо заволокло тучами, пришедшими с севера, и, похоже, стало теплее, но меня это не обрадовало, ибо сырой ветер, швырявший в лицо снежную крупу, с лихвой компенсировал подъем температуры.

Четвертый и пятый дни были отвратительны. Кто бы мог подумать, что я зимой буду проклинать потепление… И тем не менее снег сделался липким и рыхлым одновременно, даже на лыжах идти по нему было тяжело, я то и дело проваливалась. Наверное, задень я проходила от силы пять-шесть миль. Утром пятого дня мне удалось ранить йитла, и я целый час гналась за ним по снегу по кровавому следу, а когда наконец настигла, он оказался старый и тощий. Стоило тратить время и силы… Я еще несколько раз слышала твурков, причем уже ближе, а ночью проснулась от воя, звучавшего, казалось, прямо на пороге палатки. Я до самого утра не сомкнула глаз, сжимая рукоять пистолета, а на рассвете, выйдя из палатки, увидела недалеко от кострища следы. Большие следы. Куда больше, чем положено иметь приличному твурку.

«Для ходьбы по рыхлому снегу животным нужны широкие лапы, — сказала себе образованная я. — Это ничего не говорит о размерах самих зверей».

Слегка подморозило, и идти стало легче. Хотя иногда лыжа с хрустом проламывала тонкий наст и приходилось вытаскивать ногу из снежной ямы, в целом я набрала неплохой темп и надеялась к вечеру перебраться через Дар-лан-Уге — Черную Реку. Правда, ничего, кроме морального удовлетворения, мне это не обещало — ближайшим дангом выше по течению был тот самый Рудогай, и по понятным причинам сворачивать туда я не собиралась, к тому же для меня это был бы изрядный крюк. Ниже по течению также был какой-то данг, но еще дальше. Пока же я шла по лесу, поглядывая по сторонам в поисках возможной добычи. Но, как выяснилось, не я одна.

Первое завывание я услышала незадолго до полудня. На сей раз его направление прослеживалось четко — оно звучало сзади и не очень далеко. Почти сразу на этот вой отозвались слева и справа. У меня возникло нехорошее ощущение, что меня окружают. Тут же я сказала себе, что это глупости, я не какой-нибудь отбившийся от стада йирлог и вообще, твурки, конечно, нападают на аньйо, особенно в голодные зимы, но здесь, в краю отважных воинов и опытных охотников, должны их бояться. А если что, я здесь не одна — нас четверо, вместе с двумя стволами пистолета и одним арбалетом. Сказав себе это, я сбросила поклажу на небольшой полянке среди лапчатых хвойных деревьев — дальних родичей ранайских кейолнов — и отправилась рубить ветки. «Даже пятеро», — подумала я, глядя на топорик. Но пока я грелась у костра, кипятила воду и размачивала в ней сухари, меня не оставляло ощущение, что из-за пушистых серо-голубых ветвей за мной пристально наблюдают. Мне мерещились какие-то тени, скользящие между деревьями, скрип шагов по снегу — или у меня просто разыгралось воображение из-за пляшущих языков пламени и потрескивания веток в костре?

Что ж, если в лесу кто и прятался, огня он боялся. Однако стоило мне встать и присыпать снегом остатки костра, как я утратила это преимущество. Я прямо-таки спиной чувствовала недоброе внимание и невольно ускоряла темп, хотя и до этого отнюдь не плелась. Но это помогало плохо — еще несколько раз я слышала зловещую перекличку хищников, с каждым разом все ближе. Я решила пугануть их и, разрядив один из стволов, чтобы не тратить пулю, выпалила холостым в воздух. Откуда-то с ветки посыпался снег и возмущенно каркнула птица в вершинах деревьев. Потом все стихло. Я перезарядила пистолет, некоторое время прислушалась, потом успокоенно пошла дальше, усмиряя дыхание после предыдущей спешки. И вдруг даже не вой, а какой-то утробный рык — злобы, голода, предвкушения — раздался у меня прямо за спиной. Я резко обернулась, готовая стрелять, но деревья по-прежнему скрывали от меня врага. Еще раз палить наугад означало впустую разрядить оружие. И тогда я побежала.