Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 13 - Вальтер Скотт

— Что ж, судите сами, — ответил мальчик. — Мне снилось, что я в дремучем лесу; внезапно раздались лай собак и звуки охотничьих рогов, совсем как это было в Гринвичском парке.

— Это оттого, что ты был сегодня утром в парке, недогадливое дитя.

Слушайте дальше, милорд. Я шел, пока в конце широкой зеленой аллеи не увидал благородного оленя, запутавшегося в тенетах; мне показалось, будто я знаю, что это тот самый олень, за которым все гонятся, и что, если его настигнут, собаки разорвут его на части или же охотники перережут ему горло. Я пожалел благородное животное, и хотя мы с ним были разной породы и я побаивался его, я решил попытаться как-нибудь освободить великолепное создание. Я вынул нож и только принялся перерезать петли сети, как вдруг зверь на моих глазах превратился в тигра, гораздо более крупного и лютого, чем все виденные вами в здешнем зверинце, и он растерзал бы меня на части, если б вы меня не разбудили.

— Мне думается, — заметил Найджел, — что ты мог проявить несколько больше благодарности за то, что я разбудил тебя и тем избавил от такой опасности. Однако, мой милый, мне кажется, вся эта история о тигре и олене не имеет никакого касательства к тому, что ты стал относиться ко мне по-другому.

— Не знаю, имеет она отношение или нет, — ответил мальчик, — но я вам не скажу, кто я.

— Так оставь свою тайну при себе, упрямец, — сказал Найджел, отворачиваясь от него и принимаясь снова ходить по камере. Затем, внезапно остановившись, он продолжал: — И все же ты не уйдешь отсюда, не узнав, что я проник в твою тайну.

— В мою тайну? — воскликнул мальчик, охваченный тревогой и вместе с тем раздосадованный. — Что вы хотите сказать, милорд?

— А то, что я могу разгадать твой сон без помощи халдейского толкователя, и разгадка такова: мой прелестный товарищ носит не то платье, какое ему полагается носить.

— Пусть так, милорд, — ответил тот, вскочив с места и плотней закутываясь в плащ, — но каково бы ни было это платье, та, на ком оно надето, никогда не опозорит его,

— Многие приняли бы ваши слова за открытый вызов, — промолвил лорд Гленварлох, пристально глядя на говорившую. — Женщины не переодеваются в мужское платье, чтобы пользоваться мужским оружием.

— Я не имею такого намерения, — ответил мнимый мальчик. — У меня есть другие, более могущественные средства защиты, но я хотела бы сперва выяснить, каковы ваши намерения.

— Самые честные и почтительные, — ответил лорд Гленварлох. — Кто бы вы ни были, по какой бы причине ни оказались в столь двусмысленном положении, я чувствую — ив этом меня убеждает каждый взгляд, каждое ваше слово и поступок, — что вы не заслуживаете неуважительного отношения, а тем более дурного обхождения. Я не знаю, какие обстоятельства толкнули вас на столь сомнительный шаг, но я уверен, что в них нет и не может быть ничего предумышленно дурного, из-за чего вы могли бы подвергнуться жестокому оскорблению. Меня вам нечего опасаться.

— Я ничего другого и не ждала, зная ваше благородство, милорд, — ответила девушка. — Несмотря на то, что мой поступок, я чувствую, был крайне рискованным и безрассудным, он не настолько безрассуден и я не настолько беззащитна, как это может показаться на первый взгляд, в особенности если судить по моему наряду. Я достаточно, более чем достаточно наказана тем, что меня, к моему унижению, видели в этом неженском одеянии, и тем толкованием моих поступков, какое неизбежно должно было у вас возникнуть. Но, благодарение богу, я нахожусь под таким покровительством, что всякая попытка оскорбить меня не осталась бы безнаказанной.

В этом месте необыкновенное объяснение было прервано приходом тюремщика, принесшего лорду Гленварлоху обед, который при существующих обстоятельствах можно было назвать хорошим, и если он не выдерживал сравнения со стряпней прославленного шевалье Боже, то, во всяком случае, превосходил по вкусу и чистоте сервировки эльзасский обед. Тюремщик остался прислуживать и сделал знак переодетой девушке, чтобы та встала и помогла ему, но Найджел вмешался и, заявив, что близко знает родителей мальчика, предложил незнакомке отобедать вместе с ним. Она согласилась с некоторым замешательством, придавшим ее красивому личику еще большую привлекательность. Девушка держалась с непринужденной грацией и проявила подобающую благовоспитанность, с какой следует вести себя за столом, так что Найджелу, то ли наперед расположенному в ее пользу удивительными обстоятельствами их встречи, то ли судившему совершенно непредвзято, казалось, что он редко встречал молодых девушек, которые отличались бы столь прекрасными манерами и вместе с тем такой естественной простотой. Исключительность положения, в котором она очутилась, придавала какой-то своеобразный оттенок всему ее поведению; его нельзя было назвать ни церемонным, ни чересчур свободным, ни излишне сдержанным, но оно соединяло в себе все три качества, сменявшие одно другое и переходившие друг в друга. На стол было подано вино, однако девушку нельзя было уговорить даже пригубить его. Разговор их в присутствии тюремщика, разумеется, ограничивался темой обеда, но, задолго до того как скатерть убрали со стола, Найджел принял решение проникнуть, если только это окажется возможным, в тайну молодой девушки, тем более что ему начинало казаться, будто интонации ее голоса и черты лица не совсем ему незнакомы. Убеждение это сложилось у него постепенно под влиянием разных мелочей, подмеченных им во время обеда.

Наконец тюремная трапеза была окончена, и лорд Гленварлох начал обдумывать, как бы поудачнее перейти к интересовавшей его теме, когда тюремщик вновь объявил о посетителе.

— Уф, я вижу, даже тюрьма не спасает от докучливых визитов, — с неудовольствием сказал Найджел.

Однако ж он приготовился принять гостя, кто бы тот ни был, а испуганная девушка бросилась к большому креслу, имевшему форму колыбели, которое и раньше служило ей убежищем, и, закутавшись в плащ, съежилась там, чтобы как можно меньше привлекать внимание посторонних глаз. Едва она приняла все эти меры предосторожности, как дверь отворилась и в камеру вошел почтенный горожанин, Джордж Гериот. Он бросил вокруг себя острый, пытливый взгляд и, сделав шаг к Найджелу, промолвил:

— Хотелось бы мне сказать, милорд, что я счастлив вас видеть.

— Вид несчастных редко делает счастливыми их друзей. Зато я действительно рад вас видеть.

Найджел протянул руку, но Гериот только поклонился с церемонной вежливостью, вместо того чтобы ответить на любезность лорда Гленварлоха, которая в те времена, когда сословные различия строго соблюдались и поддерживались правилами этикета, ценилась как высокая честь.