Вызывающий бурю - Том Ллойд

Изак хихикнул.

– Король не такой дурак, как вы думали? Какая жалость!

Его тело прошила боль – видимо, в наказание за эти слова.

Белоглазая зашипела от ярости.

– Ты переменишь свое мнение, когда станешь принадлежать мне. Тогда ты ринешься разбираться с королем со рвением сторожевой собаки.

Изак побледнел, взгляд его стал отрешенным и испуганным. Он чувствовал себя так, как должен чувствовать себя человек, наблюдая за летящей в него стрелой. Потом Изак резко вздрогнул, и двое наемников схватили его под руки, чтобы он не упал. Странная белоглазая вопросительно посмотрела на Остию.

– Я не знаю, что вы с ним делаете, но лучше вам это прекратить.

– Я ничего не делаю, – зло возразила та, отступая от Изака, который упал на колени и начал трястись.

«Изак».

Мир качался под его ногами. Его неожиданно вырвало, блевотина брызнула на утрамбованную землю. Белоглазая, скривившись от отвращения, раздраженно встряхнула свою испачканную юбку. Но не ушла, задумчиво вертя в руках Хрустальный череп: с кранном были шутки плохи, она уже поняла это.

«Изак, ты чувствуешь это? О боги, чувствуешь?» – громко раздался в голове Изака голос Кселиаты.

«Что "это"?»

«На Ланд катится страшная буря. Нартис намерен лично благословить тебя. – В голосе девушки ясно слышались одновременно испуг и радость. – Повелитель Бахль отправился во дворец на Белом острове навстречу своей судьбе».

Изак почувствовал, как под его ладонями дрожит Ланд. Его грели солнечные лучи, но пальцы ощущали холод камня. И как только холод коснулся его ног, Изак понял, где на этот раз он очутился.

Каменная стена показалась ему ледяной, когда он оперся на нее, чтобы не упасть. Он выглянул наружу, посмотрел на странно пустой берег: на ровном плотном песке подальше от неустанного прибоя лежал освещенный солнцем одинокий камень.

Изак отвернулся от окна и позволил легкому ветерку унести себя прочь, словно пушинку одуванчика. Все мысли его были сосредоточены на том, кому предстояло умереть, кого он звал своим другом. На том, кому боялся пересказать свои сны.

На этот раз Изак не спал, но знал, что ему не суждено вмешаться в ход событий, которые вот-вот должны были произойти. Шелест босых ног по каменному полу звучал как предупреждение, но он не обращал на него внимания, уверенно шагая к арке впереди. Едва он оказался в зале с куполом, на него навалилась тяжесть веков и силы покинули его.

Он с трудом дотащился до ближайшей статуи, опустил голову на пьедестал… И сам застыл, как камень, при виде зрелища, представшего его глазам.

В центре зала стоял повелитель Бахль – в точности так, как стоял раньше, в сновидениях Изака, когда был для юноши всего лишь человеком без имени – с властным, уверенным видом, окутанный магической энергией и гневом. Потом он завертелся с невероятной смертоносной грацией, отбивая атаки темного рыцаря, но в ответ на каждый его выпад наносился ответный удар. Рыцарь громко захохотал. Удары Бахля становились все быстрее и отчаяннее.

Но вот герцог случайно открылся – и незнакомый рыцарь ударил так быстро, что Изак не смог разглядеть движения клинка. Голова в легендарной маске-капюшоне слетела с плеч в фонтане красных брызг.

Изак громко застонал, как стонал всякий раз, видя этот сон. Только теперь все происходило на самом деле. Несмотря ни на что, это все же случилось, а он так и не предупредил своего повелителя…

Раскаяние ядом разлилось по телу Изака, из глаз его хлынули слезы.

Рыцарь повернулся на его стон, вскинув зазубренный клинок, готовый к новому поединку. Черные старинные доспехи победителя украшал узор из серебряных заклепок, одна рука рыцаря – та, что без перчатки, – была белой и безжизненной, как у покойника. Монограмма у горла – переплетающиеся «К» и «В» – объясняла, кому раньше принадлежали доспехи и какой легендарный воин убил повелителя Бахля.

Изак встал, сжимая эфес Эолиса, но, взглянув на свой меч, обнаружил, что клинок стал почему-то тонким и невесомым, словно утренний туман. Белоглазый попытался поднять оружие, но, несмотря на обуревавшую его ярость, у него ничего не получилось. Изак бессильно опустился на колени и задрожал от охватившей его скорби. Потом взглянул на свои руки – и понял, что они, как и меч, почти невидимы в отраженном свете и постепенно становятся все бледнее…

Кастан Стиракс злобно хмыкнул и опустил оружие. Капли крови («Крови Бахля», – чуть не рыдая, подумал Изак) падали на камень. Стиракс насмешливо помахал и отвернулся, вскинув широкий меч на плечо.

И, уже отойдя на несколько шагов, бросил через плечо:

– В другой раз, парень.

– Госпожа, обряд не получится, если он будет без сознания.

– Тогда я приведу это в себя. А, оно уже очнулось! Изак открыл глаза и увидел, что белоглазая смотрит на него, а рядом с ней, ссутулившись, застыла герцогиня. Остия носком туфли рисовала на земле круг.

– Обряд? – изумленно пробормотал Изак.

– Да, пес, обряд. Опасных зверей следует приручать, если они могут принести пользу.

Руки и ноги Изака вдруг налились силой; он глубоко вдохнул, и ему показалось, что воздух стал сладковатым. Белоглазый ощутил головокружительно высокое небо над головой и надежную твердь земли и камня под ногами. На губах его заиграла улыбка, хоть он и не забыл о смерти своего друга и повелителя. Но все равно Изак словно вернулся к жизни, а несущиеся по небу облака как будто возвещали о его возрождении. День был прохладным и свежим, но, наполняя грудь животворным воздухом, он с каждым вдохом приближал начало бури.

Теперь Изак мог чувствовать Нартиса – не в виде грозного божества из своих снов, но скорее похожего на брата или отца. Воздух содрогнулся, когда божественный взгляд пробил тучи и засиял, словно корона, над головой Изака. Теперь с юношей была сила бога, божественный гнев придал энергии его онемевшим рукам и ногам.

– У моего народа есть одна поговорка, – сказал Изак.

Женщины, прищурившись, посмотрели на него, а Изак оглядел всех трех по очереди, задержав взгляд на Остии. Та вдруг сообразила, что все вокруг изменилось, а когда почуяла присутствие Нартиса, на лице ее отразилось беспокойство. Изак же ощущал, как силы его все растут, а вглядевшись в глаза Остии, догадался, что и она это понимает. Но она как будто ни на что не обращала внимания, делая вид, что ничего не замечает.

Это убедило Изака, что Остия ему не враг. По крайней мере, она вряд ли хотела сделаться врагом Нартиса. В любом случае ее поведение облегчало его задачу, и у Изака сразу появилась идея, как разобраться с остальными женщинами.

– Поговорка наша гласит, что только глупец может пытаться приручить волка, – сообщил он и улыбнулся склонившейся над ним белоглазой.