Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Лицо Меткина стало серьезным. Он глянул через стол на Суслева:

— АМГ? Алан Медфорд Грант?

— Да.

— Чтобы ему гореть в аду тысячу лет.

— Будет гореть, если есть справедливость в этом мире или в мире ином, — мрачно усмехнулся Суслев.

Он прошел к шкафчику и вытащил початую бутылку водки и пару стопок.

— Слушай, Дмитрий, если у меня не получится или я не вернусь, примешь командование на себя. — Он поднял ключ. — Откроешь сейф. Там инструкции по дешифровке и все прочее.

— Позволь мне пойти вместо тебя вечером. Ты важ...

— Нет. Спасибо, дружище. — Суслев тепло похлопал его по плечу. — Если что, принимай командование на себя и выполняй задание. Для этого нас и учили. — Они чокнулись. — Не переживай. Все будет в порядке.

Его устраивало, что он волен поступать, как пожелает. Суслеву нравилась его работа и то положение, которое он занимал. Никто не догадывался, что как заместитель начальника шестого отдела Первого управления КГБ по Азии он отвечает за всю разведывательную деятельность в Китае, Северной Корее и Вьетнаме; что он старший преподаватель факультета иностранных дел Владивостокского университета по специальности 2А «Контрразведка»; что он полковник КГБ и, самое главное, что он входит в высший партийный эшелон Дальнего Востока.

— Центр отдал приказ. Ты должен охранять наши тылы. Так?

— Конечно. Об этом не беспокойся, Григорий. Я-то все выполню. Но я переживаю за тебя.

Они плавали вместе уже несколько лет, и Меткин относился к Суслеву с большим уважением, хотя не понимал, на чем основан непререкаемый авторитет капитана. Иногда его так и подмывало попробовать это выяснить. «Ты стареешь, — говорил себе Меткин. — На следующий год тебе на пенсию. Могут понадобиться влиятельные друзья, а единственный способ получить помощь влиятельных друзей — знать их тайны. Но с Суслевым или без Суслева свою почетную пенсию и спокойную жизнь в собственном домике в Крыму ты заработал». Сердце Меткина забилось быстрее при мысли о райских местах у Черного моря, где они с женой проведут остаток дней как в чудесном сне. Иногда будут видеться с сыном, подающим надежды офицером КГБ, который работает сейчас в Вашингтоне. И больше никакого риска и опасности, ни за границей, ни на родине.

«О Господи, оборони сына моего от предательства или ошибки!» — страстно взмолился он, и тут же, как всегда, ощутил подступившую волну тошноты. Что будет, если начальство узнает, что он тайно верует в Бога, что так воспитали его родители-крестьяне? Случись такое, прощай, Крым! Доживать свой век ему придется в каком-нибудь холодном захолустье, в жалкой халупе.

— Воранский, — произнес он, как всегда старательно скрывая ненависть к этому человеку. — Ведь прекрасный был оперативник, верно? На чем он мог проколоться?

— Его предали, вот в чем дело, — мрачно изрек Суслев. — Мы найдем его убийц, и они ответят за все. Если на следующем ноже написано мое имя... — Большой мужчина пожал плечами и, вдруг усмехнувшись, налил ещё водки. — Ну и что? Давай, за наше дело, за партию и мать Россию!

Они чокнулись и выпили до дна.

— Когда ты идешь на берег?

Суслев закусил неразбавленную водку. Внутри разливалось приятное тепло, все тревоги и страхи стали казаться не такими реальными. Он указал в иллюминатор.

— Как только этот пришвартуется, — раскатисто хохотнул он. — А красивый корабль, верно?

— Нам ведь нечем достать этого ублюдка, капитан, да? Или эти истребители? Нечем.

Суслев улыбнулся и налил ещё.

— Нечем, товарищ. Но если у противника нет настоящей воли к борьбе, даже сотня таких авианосцев ничего не изменит.

— Да, но американцы такие сумасброды: стоит какому-нибудь генералу разойтись, и они могут стереть нас с лица земли.

— Согласен, сейчас они могут это сделать, но не сделают. Кишка тонка. — Суслев снова выпил. — А что будет очень скоро? Пройдет совсем немного времени, и мы заткнем их носами их собственные задницы! — Он вздохнул. — Это будет славно.

— Это будет ужасно.

— Нет, недолгая, почти бескровная война с Америкой. А все остальное рухнет, как прогнивший труп.

— Бескровная? А как насчет их атомных бомб? И водородных?

— Они никогда не применят против нас ядерное оружие или ракеты: слишком боятся наших, даже сейчас! Потому что уверены, что мы-то свои применим.

— А мы применим?

— Не знаю. Кое-кто из командования способен пойти на такое. Не знаю. Для ответного удара мы применим их наверняка. А вот первыми? Не знаю. Угрозы всегда будет достаточно. Я не уверен, что нам вообще когда-нибудь придется вести боевые действия. — Он поджег край дешифрованной радиограммы и положил её в пепельницу. — Ещё лет двадцать разрядки — эх, и какой русский гений изобрел её?! — и наш военно-морской флот, наша авиация будут многочисленнее и лучше, чем у них. Танков и солдат у нас уже больше, а вот без кораблей и самолётов придется подождать. Двадцать лет не такой уж большой срок, подождем, и тогда мать Россия станет править всем миром.

— А Китай? Как насчет Китая?

Суслев выпил залпом и снова наполнил стопки. Бутылка опустела, и он бросил её на койку. Его глаза остановились на пепельнице: бумага съежилась и потрескивала, догорая.

— Скорее всего, Китай — единственное место, где мы можем применить ядерное оружие, — произнес он, словно речь шла о чем-то обыденном. — Здесь нам не нужно ничего. Ничего. Это решит проблему Китая раз и навсегда. Сколько мужчин призывного возраста у них было, по последней оценке?

— Сто шестнадцать миллионов в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.

— Ты только представь! Сто шестнадцать миллионов желтых дьяволов на пяти тысячах миль нашей с ними границы... И после этого иностранцы говорят, что мы относимся к Китаю предвзято! — Он сделал глоток водки, желая на этот раз продлить удовольствие. — Атомное оружие решит проблему Китая раз и навсегда. Быстро, просто и перманентно.

Его собеседник кивнул:

— А что этот Данросс? Бумаги АМГ?

— Мы добудем их. В конце концов, Дмитрий, один из наших людей — член семьи Данросса, другой — его деловой партнер, а третий состоит в особой разведслужбе. Везде вокруг него «Севрин». А кроме того, мы можем выйти на десяток гнилых либералов в его собственном парламенте и кое-кого в правительстве. — Оба усмехнулись.

— А если он уничтожил документы?

Суслев пожал плечами:

— Говорят, у него фотографическая память.

— Вы стали бы проводить допрос здесь?

— «Химический» допрос — вещь небезопасная. Она требует времени. Я не занимался этим никогда. А ты?

— Я тоже.