Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мое имя сир Ричард Монд, Ваше Величество, — нарушает молчание рыцарь, и про себя Коннор отмечает, что даже он, изнутри повидавший императорский дворец Венерсборга, выглядит чуть растерянным и обеспокоенным. И все же, многолетняя высокородная выправка дает о себе знать и, расправив плечи, он смотрит на царя в ответ с ничуть не уступающим достоинством.
— Сын Вигланда Монда? — тот чуть приподнимает брови.
— Именно так, Ваше Величество.
Загоревшийся интересом взгляд царя изучает его, скользит по лицу и одежде медленно, будто что-то выискивает. Так тщательно, что даже не имеющему ко всему этому отношения Коннору становится не по себе. Ричард, едва заметно сжимающий дрожащие от волнения пальцы в кулаки, выдерживает это от начала до конца, не покачнувшись и не опустив головы. На миг в груди у Коннора разгорается что-то теплое и приятное. Гордость.
— Поднимись, Ричард, сын Вигланда. Даже царю в его собственных владениях негоже держать человека твоего происхождения коленопреклоненным. И пусть поднимутся и избранные тобою спутники. Если ты счел их достойными своего общества, то таковыми сочту и я. Поднимись, — вместе с этими словами он и сам встает со своего трона и ступает на позолоченные ступени, вслед за собой подметая их темной мантией, — и пожми мою руку.
Краем глаза, быстро отряхивая колени, Коннор наблюдает за тем, как со смущенной поспешностью друг стягивает перчатку и протягивает ладонь. Сперва, в силу привычки, так, как подал бы руку обычно, но быстро исправляется и едва заметно опускает ее ниже.
По сегодняшним наблюдениям Коннора, Тидорий Додрагерр оказывается весьма высок для гнома и все же он слишком заметно уступает в росте высокому человеческому мужчине вроде Ричарда. Впрочем, прежнего выражения достоинства на его лице это нисколько не изменяет.
— Для меня честь приветствовать тебя и тех, кого ты избрал своими спутниками, в Двинтилии, — царь степенно кивает и отпускает чужую руку. — Вы можете оставаться здесь столько, сколько вам потребуется или будет угодно, мой замок открыт для вас. Я хочу знать лишь одно: что именно привело вас под эту гору?
Несколько мгновений Ричард мнется, не зная, похоже, может ли сказать правду, но вдруг снова подбирается, вмиг берет себя в руки и с былым достоинством Верхнего Венерсборга отвечает:
— Мой будущий подвиг, Ваше Величество. Если я окажусь достоин его свершения.
— Как я и думал, — тот кивает, — до нас доходили вести о новых следах старых козней подлого Блэкфира. Неудивительно, что они ведут и сюда. Когда-то мой народ едва не лишился священного камня над нашими головами по вине этой твари, вы и сами наверняка это знаете. Он давно сбежал отсюда и испустил свой гнусный дух, но тени его злодеяний все никак не перестанут оскорблять Двинтилий уже многие поколения. Я не чаю увидеть свое царство очистившимся и оправившимся от него при своей жизни, но я верю, что однажды это случится, пусть и потребуется еще много лет.
— Ваше величество... — робкий голос прорезает повисшую в тронном зале тишину, взвиваясь из собрания высокородных гномов.
— Говори, добрый мастер Петрам.
— Если их величество позволит, — вперед выступает и сам сухощавый гном с пышной бородой, заплетенной в две отливающие золотыми бусинами косы, — я посмею напомнить собравшимся и поведать нашим гостям о своей беде, сколь долго среди них мы можем отыскать решение. Той беде, что мешает исполнению личного распоряжения, что отдал мне еще ваш, ваше величество, покойный дед.
— Беде?.. — царь растерянно приподнимает брови, пытаясь упомнить о чем идет речь, и тут же едва ли несдержанно не хлопает себя рукой по лбу. — И в самом деле! Похоже, сами мои добрые предки направили ваши стопы сюда, нам в помощь. Позвольте представить — придворный скульптор, мастер Корнут Петрам… — он понижает голос и, уже не так торжественно, продолжает: — Выйдем на балкон, сир Ричард, мне хочется лично показать вам все великолепие Двинтилия. Ваши спутники могут присоединиться к нам, если пожелают, — он впервые кивает лично им, будто впервые действительно заметив, и Коннор вдруг чувствует себя омерзительно лишним в этом высокородном собрании, грязным кухонным мальчишкой, по невероятной случайности залетевшим в бальный зал вместо погреба. И все же, держа эти мысли при себе никому не высказанными, он следует на балкон следом за Ричардом и двумя гномами.
— Воздух будет кстати, — украдкой успевает шепнуть Блез и несильно толкает его локтем, — мне уже начало в штанах становиться тесно от всего этого дармового золота вокруг…
Коннор слабо хмыкает, в глубине души, вне сомнения, преисполняясь благодарностью за эту компанию, и вдруг замирает как вкопанный, вместе с резко умолкшим наемником.
— Что б меня… — выдыхает Блез, и Коннор слышит, как он шумно сглатывает.
— Во всей горе вы не отыщите лучшего места, чтобы полюбоваться Двинтилием, — с гордостью и вместе с тем нежностью провозглашает царь и разводит руки в стороны, будто стремясь обхватить и объять все свои владения до последней улочки.
Когда-то, еще в далекие времена до прибытия в эти земли первых людей, обжившие это место гномы решили расположить царский дворец в самой высокой точке колоссальных размеров пещеры, которую позже устлал сам Двинтилий. В детстве, слушая истории об этом месте, а уж тем более слыша гулявшее в народе имя “Град Золотых Крыш”, он думал, в отличие от уже тогда все принимавшего за чистую монету друга, что все это не больше чем обычное сказочное преувеличение, а кое-где и откровенная ложь. Как было возможно, что крыши целого города были покрыты золотом, что отражало тысячи каменных светлячков и превращало Двинтилий в царство вечного дня? Все это звучало как обычная история для детей, которая и сама потеряла всякую надежду, что хоть кто-то ей поверит.
Город обхватывал дворец крупными полукольцами, одним за другим, и каждое новое было больше предыдущего и уходило все ниже во тьму пещеры. Они держались за него будто золотые зерна за свой крепкий и несломимый для ветра колос. Дальние полукольца терялись во мраке и никак нельзя было понять, где же оканчиваются владения гномов, но первые сияли будто бесценное золотое ожерелье с шеи не меньше чем самой гномьей царицы. Каждый, без