Айдол-ян. Часть 2 - Андрей Геннадьевич Кощиенко

на банке с краской. Видео, где меня облили. Только опять же — расширенная версия. С показом издали, как в кабинку сверху выливают ведро воды и оттуда, с визгом, выскакиваю мокрый я. Поубивал бы, гадов… Ну и мой гордый вид, в одиночестве на обеде за столом, а также, конечно же, пьяные танцы на столе. Куда без них? Но, однако, вместе со всем этим, в фильме показали и мои достижения. Оценки по предметам и музыку, музыку, музыку. Перечислили и частично показали все номера, художественные и музыкальные, к которым я приложил руку. Предпоследняя часть закончилась рассказом о том, как я сбежал с сунын и последующим моим скандальным выступлением на шоу. И концерт показали. И результат по самоубийствам назвали.

Завершился фильм на мистической ноте. Историей о внезапном изменении цвета глаз, предположительно наградой от ГуаньИнь или проявлением духа мёртвой королевы, а также всякая хрень, рассказанная на правах анонимности моими бывшими одноклассниками и одноклассницами. Про то, что я пришелец, мозговой полип из космоса, японский ниндзя и шпион. Шпион, то ли японский или северокорейский, но точно — шпион. Я знал, что в «Кирин» идиоты учатся, но, чтобы настолько?

Ну и уже совсем в конце фильма впихнули, коротенько, мою оценку деятельности МИДа и новость о награждении «Грэмми».

Закончили фильм вопросом — «Так кто же на самом деле, эта «Агдан»? Космический пришелец, дух королевы Мён СонХва или кто-то ещё?» и такая бодрая музыка заиграла — «тыдым-дыдым, тыдым-тыдым»… Типа, поскакали.

Фильм, надо сказать, смотрелся с интересом целиком весь. Я как-то до просмотра и не задумывался, что веду такую интересную жизнь. Прямо фантазии сумасшедшего сценариста, а не жизнь корейской школьницы. И впечатление, на зрителей, фильм производил соответствующее. В общаге, даже забыв про то, что «мы не разговариваем» и у нас война, девчонки примчались выяснять «подробности». Сначала БоРам прибежала, потом остальные — «подтянулись». В процессе «выяснения» даже как-то нормально пообщались… Домашние мои, особенно в лице СунОк, тоже сегодня пытались задать вопросы, неожиданно узнав, что они оказывается, не всё знают. Только вот времени у них на это не было. ЧжуВон, тоже, хотел кое-что спросить. А может даже не хотел, а очень желал. Но, ему тоже не повезло, как и СунОк. Занят я. Занят!

Так что, идея шефа — «отсидеться на базе», выглядит даже неплохо. Единственно только, там «коронки» … Но, идеального, как говорится, ничего в мире не бывает…

Машину неожиданно сильно подбрасывает на неровности дороги.

Шо ж такое? Что за яма? Дороги в Сеуле неплохие…

Бросив взгляд в сторону водителя, возвращаюсь мыслями к буквально вот только что свершившемуся событию. Подписанию приказа о добровольном своём согласии на продажу себя любимого в армию. Вопреки имевшимся ожиданиям, эпохальное событие моей жизни прошло довольно быстро, в будничной, а если вернее — в деловой обстановке. С утра из общаги — в агентство. Макияж, причёска, потом костюм. Брючный, светлый, поскольку военной формы у меня нет, а платье вроде не подходит. «Старшие», по совету корди, решили, что для мероприятия нужно что-то более мужского плана, ближе к армии. Костюм оказался самым правильным решением.

Потом поездка и прибытие в комиссариат к назначенному сроку. Выгрузка из машины прямо у крыльца. Слева, справа — журналисты с камерами, фотоаппаратами. За моей спиной никого — охрана и сопровождающие остались у машины. Прошёл по этому людскому коридору, вдоль вспышек и звуков клацающих затворов, поднявшись почти до самого верха лестницы и остановившись на верхних ступенях, принял пару «модельных» поз, дал людям поработать, набрать на мне материала.

Внутри комиссариата тоже — журналисты и аппаратура. Но, уже меньше, чем снаружи. Похоже, внутрь пустили только представителей ведущих каналов. В фойе, наверное, для создания соответствующего настроения у призывников, вдоль стен стоят двухметровые похоронно-праздничные венки. Никак не привыкну к этой корейской традиции. Для меня венки, это всегда похороны, а не праздник.

Откуда-то, мне даже на миг показалось, что прямо из венков, вылез вурдалаком ЧжуВон. В зелёно-камуфляжном. Тут же выяснилось, что будет хорошо, если для СМИ будет романтическая сцена. Эту идею озвучил главный организатор от «FAN Entertainment» который отвечал за мой «выезд». То ли дурака валяли, сценарий ведь уже есть, то ли действительно, кого-то внезапно осенило. Короче, отогнали нас с ЧжуВоном в конец фойе, к окну. Типа — личный разговор после разлуки, а сами снимают. До сих пор удивляюсь — как всё так сложилось, что я добровольно подписался на это дегенерат-шоу? Единственно, что утешило, так то, что мы с этим чудиком свободно пообщаться успели. Я душу хоть немного отвёл. Он пообещал меня прибить при первой возможности, а я пообещал ему устроить весёлую жизнь в армии. Сказал, пусть вешается.

Как говорится, «поговорили». Потом, уже после того, как я подмахнул приказ о моей мобилизации, он меня поздравил с серьёзным видом, подарил дизайнерский букетик, совершенно дебильный на вид, как и всё вокруг происходящее. Не выпал, как говорится, из темы. Мама его, улыбаясь, на меня так смотрела… Аж спиной было боязно к ней поворачиваться… А ХёБин, похоже, просто прикалывалась над происходящим. Ненормальная семейка…

Ну, а так, в общем, церемония прошла спокойно. Посторонних зевак не было. В зал пустили только родственников и представителей от крупных СМИ, народу получилось немного. Комиссар, стоя за небольшой кафедрой на металлической ножке, зачитал приказ, пригласил подняться к нему на сцену и расписаться, что было встречено аплодисментами. Поднялся, расписался, сказал в ответ небольшую речь. Поблагодарил нацию за оказанное доверие, пообещал не покладать, рук, сил, всего остального, чего можно «не покладать», при защите целостности и независимости родного государства. Отдельно поблагодарил людей, которые помогли мне на моём жизненном пути в достижении этого замечательного результата. Маму, онни и дядю, растивших и заботившихся обо мне, ЧжуВона, вдохновившего своим примером на служение родине, семью ЧжуВона, воспитавшего столь замечательный «пример», школу, учившую меня, ну и весь корейский народ, который, всё время пока я рос, платил налоги, часть которых была потрачена на моё обучение, а оставшаяся, пошла на укрепление армии.

Речь выслушали благосклонно, всё я сказал правильно, нигде от текста не отступил. Мама прослезилась, онни её успокаивала, поглядывая на меня с одобрением, дяди — не было. ЧжуВон и его родня сидели с невозмутимыми лицами. Потом, когда церемония уже закончилась и я опять вышел в