Волк с Уолл-стрит - Джордан Белфорт

— Так-так-так, — перебил меня Барри Грин. — Руками, говоришь, размахивает?

— Ну да. Говорю же, он словно бешеный — с той самой минуты, как им удалось сбить температуру. Как будто малыш одержим дьяволом, честное слово!

— Спокойно, Джордан. Успокойся. Нет у твоего сына никакого менингита — ни вирусного, ни бактериального. Потому что если бы он был, то черта с два им удалось бы сбить ему температуру. И сейчас он бы не брыкался, а лежал, как бревно. Скорее всего, парнишка просто сильно простудился. У малышей в этом возрасте частенько вот так вдруг подскакивает температура. Не переживай, думаю, к утру он уже оклемается.

Я пришел в бешенство. Как у него язык поворачивается с такой непостижимой легкостью дарить нам надежду, которая может не сбыться? Он ведь даже не видел Картера! Да и пункция дала положительный результат — врачи сказали, что трижды все проверили. Я сделал глубокий вдох, пытаясь взять себя в руки.

— Послушай, Барт, я понимаю, что ты стараешься поддержать меня, и поверь, я очень тебе благодарен. Но результаты спинномозговой пункции подтверждают, что у него…

Но Барт снова не дал мне договорить.

— Плевать мне на то, что там говорят эти уродские анализы! Голову даю на отсечение, что они там опять что-то напутали с образцами! Вечно одна и та же история — привыкли иметь дело с переломами да огнестрельными ранениями, а чуть что посложнее, так мигом садятся в лужу. То, что они тебе рассказывают, просто ни в какие ворота не лезет! Вопиющая некомпетентность!

Я услышал в трубке тяжелый вздох.

— Послушай, Джордан, ты ведь знаешь, что я каждый день имею дело со спинальным параличом, так что мне не впервой сообщать дурные новости. Но то, что я услышал от тебя… у меня просто слов нет! Мать вашу, твой малыш всего лишь простудился! Поверь мне!

Я был потрясен. Сказать по правде, я в жизни своей не слышал, чтобы Барт Грин употреблял подобные выражения — вплоть до этого дня. Возможно ли, чтобы он оказался прав? Мог ли он, сидя у себя во Флориде, поставить более точный диагноз, чем целая команда врачей, в распоряжении которых было самое современное оборудование? Я молчал.

— Передай трубку Надин! — непререкаемым тоном потребовал Барт.

Я сунул телефон Герцогине:

— Это Барт. Утверждает, что с Картером все в порядке и что здешние доктора просто спятили, если поставили ему такой диагноз.

Она выхватила у меня телефон. Пока они разговаривали, я подошел к кроватке и принялся разглядывать мальчика. Доктора все-таки умудрились поставить ему капельницу, и он наконец успокоился — перестал вопить и только жалобно похныкивал и ерзал, как будто ему было неудобно лежать. Какой же он очаровательный, с горечью думал я. И эти ресницы… Густые, длинные.

Подойдя к кроватке, Герцогиня нагнулась и пощупала лобик Картера.

— Холодный, — немного смущенно пробормотала она, словно не веря собственным глазам. — Неужели они все ошиблись? А как же результаты пункции?

— Почему бы нам не поспать немного? — обняв Герцогиню, я крепко прижал ее к себе. — Будем дежурить возле него по очереди, а? Чтобы Чэнни не оставалась одна.

— Нет, — отрезала Герцогиня. — Я не уйду отсюда без сына. И плевать, даже если мне придется торчать тут целый месяц! Больше я никогда его не оставлю, слышишь?

Моя жена сдержала слово — целых три дня она безотлучно просидела у кроватки Картера, ни на минуту не покидая комнату. Вечером третьего дня мы сидели в лимузине, который вез нас обратно в Олд-Бруквилл — с Картером Джеймсом Белфортом на руках. В ушах у нас музыкой звучала прощальная фраза извиняющегося врача: «Результаты анализов случайно оказались загрязненными». Я вдруг поймал себя на том, что хочу пасть перед доктором Бартом Грином на колени.

Я своими глазами видел, как он вывел Эллиота Лавиня из комы — именно тогда судьба свела нас в первый раз. И вот теперь, спустя восемнадцать месяцев, он совершил еще одно чудо. Приятно было знать, что, когда я лягу на операционный стол, именно он будет стоять возле меня со скальпелем в руке. Теперь я верил, что с моей спиной все будет в порядке. Что моя жизнь снова станет прежней.

И тогда я наконец смогу сказать наркотикам «нет».

Глава 33

Отсрочка приговора

(Тремя неделями позже)

Не могу точно сказать, во сколько я очнулся после наркоза. Но это было 15 октября, и время уже явно перевалило за полдень. Помню, как открыл глаза, как с трудом пробормотал что-то вроде: «Ох, мать твою! Ну и паршиво же мне!» — и вдруг меня неожиданно стало рвать кровью, и всякий раз стреляющая боль, разрывая мое тело, эхом отдавалась в спине. Я лежал в палате реанимации манхэттенской больницы клинической хирургии, подключенный к капельнице, из которой, стоило мне только нажать на кнопку, в мою кровь поступал чистый морфин. Помню, как расстроился, поймав себя на мысли, что впервые словил кайф, не нарушая закон, — и все, что для этого нужно было, это лечь под нож.

Надо мной склонилась Герцогиня.

— Ты чудесно справился, дорогой! — воскликнула она. — Барт сказал, что с тобой все будет в порядке! — Я кивнул и вновь погрузился в навеянное морфином забытье.

А потом я вдруг непонятно как оказался дома. Думаю, это случилось где-то через неделю, хотя в голове у меня по-прежнему стоял туман и дни были похожи один на другой. Алан-Химик не подкачал — в первый же день моего пребывания дома завез мне пятьсот таблеток кваалюда. Ко Дню благодарения от них осталось одно воспоминание. Это был своего рода рекорд, и я был немало горд им — ну еще бы, лопать в среднем по 18 таблеток в день, и это при том, что хватило бы одной, чтобы вырубить часов на восемь какого-нибудь морского пехотинца в добрых двести фунтов весом!

Заехал Сапожник — проведать меня, а заодно сообщить, что вопрос с Делукой можно считать улаженным. Они поговорили, и Делука согласился уйти по-тихому при условии, что за ним останется небольшой пакет акций. Следом появился и сам Гэри Делука — и поклялся, что в один прекрасный день подстережет Сапожника в темном переулке и замочит гаденыша. Заскочил Дэнни — сказал, что отказался от сделки с властями, так что впереди нас точно ждут Двадцать Лет Безоблачного Неба. Потом прибыл Вигвам — сообщил, что Дэнни утратил всякую связь с реальностью, мол, никакой сделки с властями не было и в помине, а он, Вигвам, бегает с высунутым языком в поисках новой брокерской фирмы, в которой он бы мог пристроиться, как только «Стрэттон» накроется медным тазом.

Пока «Стрэттон» катилась вниз по наклонной плоскости, дела у «Билтмор» и «Монро Паркер» стремительно шли в гору. К Рождеству они оборвали все связи со «Стрэттон», хотя по-прежнему продолжали регулярно выплачивать мне «авторские» — по миллиону каждый месяц. Каждые две недели заезжал Шеф — сообщить, как продвигается дело Патриции Меллор, — правда, до конца истории было еще далеко. Наследники тети Патриции, Тиффани и Джули, теперь были вынуждены иметь дело с налоговой службой, британским аналогом службы внутренних доходов. Поговаривали, что этим делом заинтересовалось ФБР, однако никаких обвинений пока не было выдвинуто и повесток они не получали. Шеф уверял, что все в конце концов утрясется. Он, мол, находится в тесном контакте с Директором Подделок, которого поочередно допрашивали сначала швейцарские власти, а потом и американские — и он скормил им историю, которую мы состряпали специально для этого случая, и все прошло гладко. В результате агент Коулмэн окончательно зашел в тупик.