Собрание сочинений. Том 1. Второе распятие Христа. Антихрист. Пьесы и рассказы (1901-1917) - Валентин Павлович Свенцицкий

Руки переставали чувствовать лодку. И Еремеичу казалось, что чем меньше чувствовали его пальцы, тем плотней прилипали к дереву, и потому он не старался заставить себя чувствовать борт лодки. И всё тело его становилось таким же нечувствующим, крепким, точно деревянным, как будто бы и оно становилось частью лодки.

«Переждать бы надо. К утру стихло бы. Рублей двадцать, а то и все три красеньких утопишь…»

Вспомнил, что и вентеря потонули. Только головой с досады махнул.

«Эх, старый дурак, забыл! Чем ловить теперь буду…»

Не успел закрыть глаза, волна с гулом и холодным вздохом накрыла его. И когда выбросила наверх, Еремеич увидал, что лодка легко и свободно выскользнула из его закоченевших рук и быстро понеслась куда-то в сторону. А вместе с тем и сам он грузно, почти по шею, погрузился в воду. Он не поверил! не могло этого быть. Пальцы держали крепко, как вбитые гвозди… Не может быть… Три раза тонул… И рыбы нет, и вентеря… И лодка…

Руки не двигаются. Ноги не двигаются.

– Тону!.. Тону!.. Тону!..

Вода мчится яростно, то выбрасывает, то закрывает седую голову Еремеича. Под ним глубина не меньше десяти сажен, самая средина Волги, а там дно…

В глаза его блеснул огонь костра под песчаным буруном. Теперь он поравнялся с рыбацким станом. Его теченьем вернуло назад к тому месту, от которого он отъехал. И Еремеич вздохнул всей грудью, жадно глотнул воздуху сколько только мог, поднялся над водой ниже груди и странным, не своим голосом хрипло и отрывочно закричал:

– Ай… Ай… Ай!..

И снова скрылся в воде. Хотел подняться. Ещё глотнуть воздуха… и не мог…

* * *

Андрей Прокофьич слышал этот крик. Быстро пошёл на берег. Прислушался. Всё было тихо. Вернулся к костру и растолкал спящего Гришку.

– Гришка, а Гришка, Еремеич тонет…

– Ну!

– Правда.

Гришка быстро встал. И оба они молча пошли к лодкам. Долго слушали, как свистел ветер и бились о берег волны.

– Не слышно, – тихо сказал Гришка.

– Верно, потоп, – серьёзно сказал и Андрей Прокофьич. И оба они медленно пошли к костру.

На заре туманной юности

В приёмной владыки Варсонофия было особенно много народа. Несколько сельских священников, старичок дьякон с распухшей щекой, приехавший хлопотать о переводе в другой приход; ближе к прихожей испуганно жалась целая толпа безусых молодых людей, кандидатов в псаломщики, и среди них сухая, костлявая, необыкновенно прямая женщина с плоским скуластым лицом – Гликерия Антоновна Крестовоздвиженская, вдова псаломщика села Крутояр. У самых дверей в архиерейские покои сидел в креслах высокий, худой архимандрит Досифей и рядом с ним толстый, налитой весь, с красной лысиной, член консистории протоиерей Урбанов, в ослепительно-яркой голубой рясе.

Среди просителей сновал бесшумно, точно ныряя, маленький человек в грязном крахмальном воротничке и длинных узких манжетах, взъерошенный, с слипшимися от помады мочальными жидкими волосиками и узкими глазками неуловимого цвета.

Тихонечко подошёл он и к Гликерии Антоновне и, нагнувшись одной шеей, отчего на спине широкий чёрный сюртук вздулся горбом, зашептал:

– По какому делу?.. местечко?.. Владыке приватно можно было бы доложить?..

Но костлявая Гликерия Антоновна энергично сжала свои тонкие губы и вежливо, но весьма внушительно проговорила:

– Благодарствуйте.

Вихрастый господин вскинул на неё глазки и, не разгибая шеи, стушевался в толпе безусых молодых людей.

Просителей пускали по одному. Массивная дверь медленно растворялась, и сдержанный говор и вздохи в приёмной замирали.

Первым пошёл к владыке архимандрит Досифей. Через несколько минут туда же позвали протоиерея Урбанова. Он встал и, с необычайной для своего грузного тела лёгкостью, поплыл, мягко колыхаясь и шурша голубой рясой, в архиерейские покои. С его уходом, казалось, в комнате даже несколько потемнело. А просители как один человек напряжённо уставились на захлопнувшуюся дверь.

Только одна Гликерия Антоновна не обращала на происходящее ни малейшего внимания и сидела по-прежнему степенно, сложив «крестиком» жёлтые, угловатые руки и изредка бросая окружавшим её молодым людям деловые вопросы.

– Из духовного выгнали? – спрашивала она своего соседа, с опухшими веками и влажными, толстыми губами.

Сосед, несколько ошеломлённый прямотой вопроса, беспомощно переминался на стуле, обтирал губы рукой и конфузливо отвечал:

– Батюшка взяли… по случаю неспособности…

– Пьёшь? – резала Гликерия Антоновна.

– Выпиваю…

– Сколько выпиваешь?

Сосед пыхтел и угрюмо взглядывал на свою мучительницу.

– По-разному, – бормотал он.

– Бутылку выпьешь? – наступала безжалостная Гликерия Антоновна.

– Выпью…

– И больше?

– И больше… – совсем убитым голосом говорил сосед.

Тогда она принималась за другого, круглолицего, с круглыми бледно-голубыми глазами и круглым, маленьким, вздёрнутым носом.

– Тоже выгнали?

– Нет, окончил-с…

– Водку любишь?

– Пристрастия особого не имею… в дни табельные и воскресные, конечно, разрешаю… особливо в компании, и ли примерно – с…

– Пьяный дерёшься? – перебила его Гликерия Антоновна.

– Пою-с…

– Чего поешь?

– Разное… Духовные и особливо светские… «Василёчек» и другие…

– Фамилия?

– Гибралтаров-с…

Но дошла очередь и до Гликерии Антоновны – её позвали к владыке. Она быстро встала и так же прямо, как и сидела, резко топая каблуками, прошла через всю приёмную.

* * *

Владыка Варсонофий сидел в широком кожаном кресле. При входе просительницы он встал, привычным жестом благословил жёлтые, большие руки, сложенные чашечкой, и вопросительно уставился в плоское, широкое лицо Гликерии Антоновны своими добрыми близорукими глазами.

– О чём?

– Гликерия Антоновна Крестовоздвиженская, вдова псаломщика села Крутояр, о замужестве своих дочерей, – отчеканила Гликерия Антоновна.

– Да-да, помню… писал мне о. Василий… помню… Как же быть-то? – развёл руками владыко.

– Укажите жениха, ваше преосвященство, и назначьте на место покойного мужа моего.

Владыка снова развёл руками и улыбнулся:

– Выходит, значит, сватом мне быть?

– Сама найду.

Владыка совсем рассмеялся:

– Похвально, похвально!.. Сколько всех-то?

– Шесть.

Владыка покачал головой и вздохнул:

– Цифра не малая… Что ж, будь по твоему: выбирай жениха, сегодня их понаехало, я чай, видимо-невидимо, все на места просятся… А как выберешь, ко мне приходи – назначу в Крутояр. Живите с Богом. Шесть душ прокормить нелегко. Шутка сказать. Отчего муж-то помер? – спросил владыка, снова благословляя её широким крестом.

– Запойный, – кратко ответила Гликерия Антоновна, прикладывая свои сухие, холодные губы к руке архиерея.

– Сохрани Бог, сохрани Бог, – вздохнул владыка и отворил перед ней дверь.

Гликерия Антоновна застучала каблуками и направилась к прежнему своему месту. Она остановилась перед кандидатами в псаломщики и сказала:

– После владыки приходите в номера, на базаре, «Приволжский», – чай пить.

– Придём, – послышалось несколько голосов.

Гликерия Антоновна круто повернулась и пошла к выходу.

* * *

Вечером в маленькой комнатке «Приволжских» номеров собрались гости. Тут были почти все