Восхождение царицы - Маргарет Джордж

Я думала, что тайное чтение военной корреспонденции должно сослужить Октавиану хорошую службу: Цезарь увидит, что его молодой родственник на удивление хорошо информирован. Наверное, с этой целью Октавиан и прибрал к рукам письма.

Октавиан недолго занимал мои мысли, потому что Птолемей заболел: у него начался кашель и лихорадка. Ему трудно было переносить зиму. Он лежал в своей узкой кровати и всякий раз, когда я заходила в комнату, поднимал на меня большие запавшие глаза.

– Я хочу вернуться в Египет, – жалобно говорил он. – Я хочу на солнышко. Хочу к Олимпию.

Его жалобы прерывал затяжной приступ кашля.

– Птолемей, – отвечала я мягко, – сейчас слишком поздно пускаться в путь. Нужно подождать, пока пройдут зимние шторма.

– К тому времени я умру, – бормотал он, беспокойно вертя головой.

– В Риме есть доктора, – говорила я. – Половина из них – греки. Я приведу к тебе самого лучшего врача. – Я протирала его потный лоб ароматизированной тканью. – А еще есть Исида, наша богиня. Я разузнаю, где ее святилище, и попрошу у нее помощи. Она никогда мне не отказывала.

Мы с Хармионой отправились на поиски храма Исиды. Я слышала, что он находится на Марсовом поле. Утро выдалось холодное и туманное – одно из тех, когда все краски мира поглощают разные оттенки серого. Улицы, окутанные туманом, казались таинственными коридорами, что ведут к невидимым площадям. Но я уже изучила Форум достаточно хорошо, и место, где должен был располагаться храм, нашла без особого труда.

Но там оказалась груда камней. Лишь ровный мраморный пол, усеянный осколками и обломками упавших колонн, указывал на то, что здесь стояло поруганное святилище. Сброшенная статуя Исиды валялась рядом с каменным пьедесталом. Осквернители не ограничились тем, что низвергли богиню, – они разбили статуе лицо, полностью уничтожив его черты!

– О Хармиона!

Я схватила служанку за руку. При виде богини без лица меня пробрало могильным холодом.

– Ее разбили намеренно, – шепнула она, с опаской глядя по сторонам. – Враги Исиды.

Ее враг был и моим врагом, поскольку Исида являлась покровительницей царского дома Птолемеев.

– Кто осмелился на такое? – тихо произнесла я, наклонилась и погладила обезображенное лицо богини тем же успокаивающим движением, каким утешала Птолемея. – Но кто бы они ни были, они ничего не добились. Мало искалечить статую, чтобы уничтожить твою силу или лишить тебя милосердия. Человеческая злоба бессильна повредить богам или умалить их могущество.

И это утешало. Во что превратился бы мир, если бы люди отнимали у богов силу, оскверняя изваяния и алтари? Нет, боги – нечто больше, нежели их рукотворные изображения.

– Исида, услышь меня! – обратилась я к богине. – Здесь у меня нет систра, нет священной воды из Нила, нет кувшина, подобающего для совершения обряда в твоем святилище. Но я молю тебя, самую верную жену и самую любящую мать: коснись Птолемея своей целительной десницей, дабы он смог снова увидеть родину!

При виде обезображенного лица богини мое сердце обливалось кровью. Поддавшись неожиданному порыву, я сняла свое ожерелье и надела его на шею статуи.

– Нет, моя госпожа, его украдут, – сказала Хармиона, пытаясь остановить мою руку.

– В конечном итоге все украдут, – возразила я. – Сломают, сокрушат, разрушат, украдут.

Перед моим мысленным взором предстала отвратительная картина злобного буйства, оставляющего после себя руины.

– Но она знает, что я приношу дар от чистого сердца.

Лазурит поблескивал на шее низвергнутой статуи среди развалин единственным цветным пятном, не считая пробивавшейся сквозь каменные плиты зеленой травы.

Это подношение подействовало на меня успокаивающе, ибо я бросила что-то в пасть разрушения.

– Идем, – сказала я. – Покинем это скорбное место.

Нам удалось найти хорошего доктора по имени Аполлос. Он был греком, но стал римским гражданином.

– Благодаря Цезарю, – сказал он, – иноземные врачи, ученые и художники стали получать гражданство. Я приехал сюда на время и в мыслях не имел здесь поселиться, но Цезарь ввел новые правила.

Он наклонился к груди Птолемея, прислушался к его дыханию и определил:

– Скопление мокрот. Лучший способ избавиться от него – выкурить. Жгите сушеный пажитник и сделайте припарку из сушеных фиг. – Он улыбнулся и похлопал по впалой маленькой груди Птолемея. – Не бойся. Увидишь, я поставлю тебя на ноги.

Мне он кивнул и сделал знак выйти и поговорить с ним с глазу на глаз.

– Не тревожься, – сказал Аполлос. – Мальчик поправится. Я предписываю обертывать его ноги шерстяной тканью, чтобы постоянно были в тепле, и давать еду, производящую тепло в животе: например, нут и грецкие орехи.

– Здешний климат ему не подходит, – сказала я. – К тому же сказывается тоска по дому. В конце концов, у нас в Александрии, в отличие от остального Египта, тоже не круглый год светит солнце. Бывают и дожди, и шторма.

– Скоро солнце покажется и в Риме, – сказал врач. – Зимы у нас короткие.

– Мне пришло в голову посетить храм Исиды, чтобы попросить о помощи, – сказала я, – но он оказался разрушен. Кто это сделал?

Врачи – люди осведомленные, и Аполлос, конечно, был в курсе дела.

– Это сделано по постановлению сената, – последовал ответ. – Сначала два консула распорядились разрушить алтари Исиды на Капитолийском холме, а потом сенат постановил снести и великий храм. Рабочие не решались начать это кощунственное дело, пока сам консул Эмилий Павел не снял тогу и не разбил дверь топором.

– Но почему?

– Я думаю, из-за неприязни ко всему чужеземному, – ответил он. – В Риме часто устраивают подобные чистки. И враждебность к иностранцам здесь в обычае. Извини за прямоту, царица, но разве ты не ощутила это на себе?

– Да. Еще как ощутила. Но если они хотят жить, отгородившись от мира, им не следовало отходить так далеко от своего уютного маленького города.

Кто, кроме самих римлян, виноват в том, что Рим теперь крепко связан с великим множеством стран?

– Цезарь не разделяет этих предубеждений, – заметил Аполлос и, рассмеявшись, добавил: – Похоже, мы с тобой – тому живые примеры.

Ясным погожим утром третьего ноября Цезарь пришел попрощаться. Я увидела, как он с непроницаемым лицом торопливо шагает по дорожке, а за спиной у него развевается плащ. Я вышла в атриум и дождалась его там.

Вокруг были слуги, так что слова прощания прозвучали официально.

Я взяла его за руку и повела в «восточную комнату».

– Нельзя нам расставаться так формально, оставив столько недосказанного, – промолвила я, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Итак, ты уезжаешь? Когда? Что с твоими легионами?

– Я отбываю в течение дня, – ответил он. – Отправляюсь в Испанию сушей, это полторы тысячи миль.