Когда боги спали - Аллан Коул

— Я мог бы приказать, — сказал Ирадж. — Я мог бы просто потребовать от тебя сотворить это заклинание.

— Да, мог бы, — сказал Сафар.

— И ты бы подчинился?

Сафар глубоко вздохнул:

— Нет.

— Даже под угрозой жестокого наказания?

— Да.

— Я мог бы лишить тебя и титула и состояния, — сказал Ирадж.

— Я понимаю.

— Я мог бы даже лишить тебя жизни, — сказал Ирадж. — Неужели ты так упорен в своем решении, что пошел бы и на это?

— Давай я попробую ответить тебе так, — сказал Сафар. — Если бы ты был на моем месте и на кону стояла бы твоя честь, что бы ты ответил на угрозы?

Ирадж помолчал.

— Я ведь и не угрожаю, — сказал он. — Я просто указываю на возможный исход.

— Тем не менее, — сказал Сафар. — Как бы ты ответил?

— Это не одно и то же. Я Ирадж Протарус!

— А я — Сафар Тимур!

Этот ответ не был рассчитан на то, чтобы доставить приятное вопрошавшему. Ирадж сверкнул глазами на спокойно стоящего с выражением решительности на лице Сафара. Король не выдержал первым, пронзенный взглядом голубых глаз Сафара.

Он остановился и сказал:

— Мне сказали, что ты считаешь себя более популярным, нежели я.

Сафар удивленно поднял брови.

— Я бы назвал такое утверждение ложью, — сказал он, — но оно не заслуживает даже и такого названия.

— Что? — вскинулся Ирадж. — Уж не хочешь ли ты оскорбить меня?

— Я ничего не хочу, — сказал Сафар. — Но если ты веришь таким утверждениям, то сказанное мною — не оскорбление, а правда.

Ярость Ираджа внезапно сменилась мукой. Глаза его наполнились слезами.

— Ну почему ты не хочешь подчиниться мне, Сафар? — воскликнул он. — Мы же друзья. Нет, больше чем друзья. Больше даже чем кровные братья. Клянусь, что люблю тебя больше матери, больше отца, больше любого сына, рожденного от меня.

— А я могу ответить лишь еще одним вопросом, — сказал Сафар. — Если ты любишь меня, то почему так настойчиво заставляешь меня поступиться тем, что я считаю святым для себя?

Мука короля вновь сменилась яростью.

— Потому что я твой король! — загремел Ирадж. — И я считаю необходимым просить об этом у тебя ради блага всего Эсмира!

Сафар не ответил. Да и что тут можно было сказать.

Ирадж успокоился. И словно в горести покачал головой.

— И все же ты отказываешься, — сказал он.

— Отказываюсь, — ответил Сафар.

— А если я поставлю вопрос о нашей дружбе? — спросил Ирадж. — Ведь между нами действительно существует кровная связь. Мы поклялись, что отдадим друг другу то, что попросим друг у друга, — отдадим по доброй воле и без колебаний. И если я попрошу тебя ради нашей дружбы, ты подчинишься?

— Что бы я ни сделал, — сказал Сафар, — это станет концом нашей дружбы. Если я соглашусь, то это будет мой последний поступок в качестве твоего друга. Если я откажусь, ты посчитаешь, что нас больше ничего не связывает. В любом случае все будет кончено. Готов ли ты пойти на такой риск, Ирадж?

Протарус горько рассмеялся.

— Чем я только не рисковал в своей жизни, — сказал он. — Семьей? Ха. Я убил собственного дядю. И вырезал его жен и детей, чтобы они не стали моими врагами. Честью клана? Этим я рисковал с самого начала. Так что, если бы я споткнулся на своем пути и потерпел поражение, имя Протарус опозорилось бы до скончания времен. Состоянием? Ба! В этом смысле я такой же, как и ты, Сафар. Я понимаю, что немного привираю себе, когда говорю, что я король и, стало быть, владею чем хочу. Это привычка, как напиваться помногу и часто. Но по пути к Занзеру я рисковал одним состоянием за другим. Но добычу из одного дворца я ставил на кон, чтобы выиграть следующий. Жизнью самой? Никто не скажет, что я неохотно бросал ее навстречу любому вызову. Да я рисковал ею множество раз, лишь бы испытать само это волнующее ощущение.

Сафар внезапно вспомнил, как Ирадж длинными прыжками мчался по склону горы навстречу банде демонов. Тогда это казалось поступком настоящего героя. Но ради чего? Ради спасения каравана торговца? А ведь в этом караване Ирадж не знал ни души. Что ему было до них? Там не было невинных душ — ни детей, ни целомудренных девиц, ни матери его, ни бабушки, ни человека, один взгляд на которого вызывает жалость в сердце.

Затем он вспомнил, что и сам как безумный устремился вслед за Ираджем. Он помнил это ясно. Он вновь увидел заснеженные валуны, попадающие под ноги. Увидел демонов с клыками, когтями и устрашающего вида саблями. Увидел их скакунов, похожих на гигантских кошек. И вспомнил свои ощущения. Ощущения страха, от которого стыла кровь в жилах. Ощущения потрескивания в воздухе магии демонов, такой могучей магии, с которой, кажется, никогда не совладать. Ощущение злости при виде Астарии, которую тащат по снегу за черные волосы. Ощущение холодного, отстраненного удовлетворения от первого своего убийства.

Он посмотрел на Ираджа и впервые по-настоящему оценил этого человека, за которым шел все эти годы. И тут же пришло и некое понимание себя самого. Но пришло оно с уколом разочарования. Подобно Ираджу, он оказался заложником событий, вопящим о священных целях, в то время как речь шла о чистой воды эгоизме. Он сделался человеком, который поднимает себя над остальными, считая свои действия благородными лишь потому, что узрел видение Хадин.

И впервые Сафар усомнился. А какая разница? В этом мире лжи еще одна ложь ничего не изменит. Магия вовсе не священнодействие. И он сам не жрец, служащий богам. У него нет ни храма, ни алтаря. Да и сами боги молчат. Почему бы не сделать так, как просит Ирадж, и не объявить о наступлении эры великого благословения? Объявить об этом, а затем взяться за работу как проклятому, чтобы приблизить наступление этой самой эры?

Тут же пришла мысль и о том, что если не поступить так, значит уничтожить человека, которого он называл своим другом. Человека, который уже готов рискнуть последним, что осталось у него, — дружбой с Сафаром.

Он уже собрался сказать о своем решении, даже раскрыл рот, но тут заговорил Ирадж:

— И вот, наконец, дружба. Моя любовь к тебе. Этим я не рисковал. И хочу ли? Не могу сказать. Но, прежде чем сделаю это, я хотел бы спросить: что собой представляет эта дружба, эта любовь? Да и существует ли она? Или, может быть, все эти годы ты морочил мне голову?

— Ты же знаешь, что это не так, — сказал Сафар.

— Я знаю? — спросил Ирадж, злобно улыбаясь. — Я?

— Ну конечно, — сказал Сафар. — Поэтому-то мы и спорим. Как спорили раньше. Как будем спорить впредь. Мы разные люди, у нас разные взгляды на вещи. Но это обычные противоречия между друзьями.

— Однажды, давным-давно, я устроил тебе проверку, — сказал Ирадж. — И если ты помнишь, ты плохо прошел ее.