Верхний ярус - Ричард Пауэрс

Но степенные лириодендроны по-прежнему укрепляют ее иммунную систему, в то время как буки поднимают настроение и помогают сосредоточиться. Под сенью гигантов Патриция становится умнее и сообразительнее. Она видит хурму, чья кора похожа на шкуру аллигатора. Плоды амбрового дерева, подобные крошечным средневековым Моргенштернам, хрустят под ногами. Она отрывает кончик у опавшего листа и нюхает — аромат детства, глоток рая. Недалеко от тропы растет почтенный красный дуб, чьи ветви тянутся в разные стороны футов на двенадцать с гаком. Это помогает унять даже то ужасное беспокойство, которое вызвало у нее приглашение. «Устойчивое будущее». Они не хотят, чтобы древесная женщина выступала на этом собрании. Им нужен иллюзионист высшей категории. Писатель-фантаст. Лоракс. Может быть, колоритный знахарь с эпифитами вместо волос.

Спустившись к своим излюбленным перекатам, она снимает обувь. А потом понимает, что зря. Ручей, который должен бушевать, превратился в россыпь валунов, окруженных водой. Она переворачивает несколько камней в поисках саламандр. В заповеднике их тридцать видов, несчетные миллионы особей, населяющих каждый сырой уголок — и Патриция не может отыскать ни одной. Она стоит босиком в воде, ощущая воображаемое течение.

«Что думаешь, Дэн? Стоит выступить на этом „Ремонте дома“?»

Воспоминание о руке, лежащей на плече.

«Если спрашиваешь меня, детка, то ответ тебе не по карману».

ОТ ОКРЕСТНОСТЕЙ ЛИТТЛ-РИВЕР В ТЕННЕССИ до Нью-Йорка всего семьсот миль. Пыльца белой восточной сосны может преодолеть это расстояние, если подует сильный ветер. На дальнем конце маршрута Адам Эппич с озадаченной улыбкой смотрит на двести шестьдесят студентов-психологов, первокурсников, слушающих лекцию о когнитивной слепоте, и видит в дальнем углу аудитории вооруженную троицу, ожидающую финала. Его потрясение длится не дольше нескольких пиков на кардиограмме. Хватает одного взгляда, чтобы понять, что это за люди и зачем они здесь. Конечно, пистолеты «Глок-23» и темно-синие форменные куртки с желтой надписью ФБР помогают разобраться. Вот уже на протяжении десятилетий, в случайные моменты каждого времени года, то в разгар трезвого дня, то ночью, в снотворном тумане, он испытывал ужас, думая о том, что эти люди вот-вот появятся. Он так долго ждал их прибытия, что позабыл о нем. И в этот прекрасный день, поздней осенью, его тюремщики наконец-то объявились, именно такие, как он предполагал: серьезные, мрачные и прагматичные, с проводками в ушах. Адам моргает, не переставая улыбаться, и его ужас уступает место своему кузену: облегчению от того, что пророчество сбылось.

«Они пройдут по проходу и арестуют меня прямо за кафедрой», — думает он. Но мужчины, которых уже пятеро, собираются за последним рядом сидений и ждут, пока Адам закончит лекцию.

Сегодняшняя тема очень проста. Когда человек делает выбор, столько всего происходит метафорической ночью, под землей или просто вне поля зрения, что выбирающий узнает об этом последним. Страницы заметок соскальзывают с кафедры на пол, и пальцы Адама гладят пустоту. Двадцать лет с головой, вжатой в плечи в ожидании, когда упадет молот — и вот наконец-то можно больше не трепетать. Он упорно трудился, пытаясь раствориться в своих достижениях. Дважды получал награду как лучший преподаватель университета, а в прошлом месяце его номинировали на премию Американской психологической ассоциации за исследования, которые эмпирически продвигают материалистическое понимание человеческого разума. Он так долго выступал на публике, что его одурачила собственная биография. Теперь выборы, сделанные в молодости, вернулись, чтобы разбить эту фантазию в пух и прах.

Что ж, все ясно. Случайная встреча с бывшим сообщником. То, как он возился с кепкой. Вырванное признание. «Мы поджигали здания». «Да, мы это делали». Они готовы были отдать жизнь друг за друга, все пятеро. Одна — отдала.

Он бросает взгляд на свои рукописные заметки. Словно по команде слова, обведенные красным, выплывают из ясновидящего прошлого в беспамятное будущее. Адам произносил эти строки и раньше, он читает этот вводный курс уже несколько лет, но их истинный смысл ждал своего часа. Он сдвигает очки без оправы обратно на потный нос и качает головой перед переполненным залом. Какой урок сегодня получат студенты…

— Вы не можете увидеть то, чего не понимаете. Но то, что, как вам кажется, вы уже поняли, вы не замечаете.

Несколько слушателей хихикают; они еще не видят мужчин, стоящих позади, в глубине зала. Некоторые приберегают фразу для экзамена, который предстоит сдавать совсем не в той форме, на которую они рассчитывают. Большинство притаились в ожидании, когда их перестанут обучать. Эппич пролистывает последние слайды. За пятнадцать секунд он подводит итог исследований в области внимания и излагает выводы. Он думает: «Я был в этом деле не так уж плох». Затем распускает аудиторию, идет по проходу через море студентов и пожимает руки тем, кто пришел его арестовать. Ему хочется спросить: «Что же вас так задержало?»

Ошеломленные студенты беспомощно смотрят, как агенты уводят их профессора в наручниках. Фэбээровцы выталкивают Эппича из лекционного зала на тротуар. Погода прекрасная, небеса — цвета надежд юнца. Кто-то перебегает им дорогу. Опергруппе приходится приостановиться, чтобы пропустить пешеходов. Кажется, что этим осенним утром весь город выбрался наружу по делам.

Легкий ветерок доносит до носа Адама вонь прогорклого масла. Он уже много раз чувствовал этот лекарственный, фруктово-рвотный запах, но сейчас источник остается неведомым. Спецагенты в синих куртках конвоируют его несколько ярдов по тротуару к черному минивэну. Мужчины ведут себя жестко, но вежливо: странная смесь целеустремленности, нервозности и рутины, свойственная правоохранителям. Они торопят Адама к открытой двери. Один из агентов придерживает ему голову, когда они запихивают его на заднее сиденье.

Адам сидит в охраняемом отсеке, держа скованные руки на коленях. На переднем сиденье агент, прижав к лицу прямоугольник из черного стекла, докладывает об успешном захвате. С тем же успехом он мог бы чирикать, как птица. На улице за тонированным окном кто-то машет Адаму. Он поворачивается и смотрит. Прямо рядом с автомобилем на холостом ходу из дыры в бетоне растет дерево и трепещет листвой, как будто нарисованной желтым мелком из детского набора. Деревья разрушили его жизнь. Деревья — причина, по которой эти люди пришли, чтобы запереть его на все оставшиеся годы. Фургон не движется. Его тюремщики оформляют документы, необходимые для отъезда. Желтые листья говорят: «Смотри. Сейчас. Здесь. Ты еще долго не увидишь окружающий мир».

Адам смотрит и видит лишь одно: дерево, мимо которого ходил три раза в неделю в течение семи лет. Это единственный вид единственного рода в единственном семействе единственного порядка в одиноком классе ныне позабытого отдела, который когда-то господствовал на земле