Лёд - Яцек Дукай

— Кристина сохранит тайну, — сказала она. — А вы сейчас заснете. Три-четыре часа, до того, как начальник и князь вас допросят. Начальник должен будет составить подробный рапорт — ведь это же исключительная ситуация, вы же понимаете; мы выпали из расписания, по Транссибу на японский фронт и с него шлют военные транспорты, лагеря Мерзова, нужно будет ждать до следующего окна, где-то до полудня, тут рядом идет телеграфный кабель. Необходимо согласовать версию, они будут спрашивать про мотивы Зейцова. Вы заснете, а я им займусь. Сейчас он валяется у себя, пьяный в дымину, я подкупила проводника, так что знаю.

— Зейцов нам не страшен.

— Pardon?

— Мы ищем не Зейцова.

— Он же выбросил вас с поезда! Так или нет? Хотел убить!

— О Боже! Да присядьте же, ради Бога, не будем же мы так кричать.

Елена наморщила брови. Я-оно указало на стул возле секретера.

— Вы что, забыли? — шепнуло ей. — Во второй раз я ту же ошибку уже не совершу. Как было с Фогелем? Стоим, тишина, стенки словно промокашка, никто не спит…

Елена присела.

— Фогель говорил по-русски — а кто еще здесь понимает польский язык?

Я-оно приложило руку к боковой стенке отделения.

— Тетя, тетушка. А что? Думали, если отравите меня сонным порошком, так у меня в башке все шарики за ролики заедут, и я обо всем позабуду?

Панна Елена только подняла глаза вверх.

— Чувствую, вы снова изобрели какую-то страшную теорию, которая все поставит с ног на голову.

— Скажите сначала, что нашли в купе господина Порфирия.

Она пожала плечами.

— Ничего. — Через приоткрытое окно влетела бабочка, заплясала вокруг головы Елены, та отогнала ее нетерпеливым жестом руки. — Ничего, что указывало бы на то, будто бы некто больший, чем обычный предприниматель из Сибирхожето. В подкладке шубы у него зашиты какие-то бумаги.

— Бумаги?

— Может, банкноты. Не могла же я распарывать — сразу же узнали бы. А в чем дело?

— Тише! Я вам говорю, что это не Зейцов ледняцкий агент. Теперь же вы говорите, что это и не Поченгло.

— Ну, относительно Поченгло не знаю. Нет никаких доказательств «за», но нет никаких и «против». — Она постучала пальцем по лбу. — Шерлок Холмс работает. Господин Порфирий остается для меня первым подозреваемым. И стоянка эта ему, собственно, даже на руку. Но мадемуазель Кристина хорошо охраняет доктора Теслу, никуда не пускает его без охранника. На ваши поиски с ним отправилось четыре княжеских человека, только тогда она уступила.

Я-оно потерло глаза, веки снова делались тяжелыми.

— И Дусин тоже?

— Что? Нет. А почему?

— Панна Елена знает, что княгиня Блуцкая — это придворная мартыновка? К тому же, упрямейшая сторонница ледников. С Распутиным знакома.

Девушка прижала пальцы к виску.

— В таком случае… это ее очищает.

— Не понял?

— У нее была оказия, о которой можно только мечтать. Доктор Тесла отправляется ночью в чащобу, чтобы искать вас. И вот всякий след от него исчезает, и от вас тоже. Нет Николы Теслы, нет Бенедикта Герославского. А что делает она? Заставила князя остановить поезд ради вашего спасения. Ее люди, княжеские люди, принесли вас живого. Так что это не княгиня, а кто-то другой является агентом Фогеля.

— Вы полагаете, что княгиня что-то знает про доктора Теслу, про его арсенал, про контракт с царем. Согласен, что агент из нее никакой — но если бы знала… она колебаться не стала бы. Это она послала за мной Дусина в Екатеринбурге. И потом, наверняка, послала его к Пелке. — Большим пальцем руки нажало на глазное яблоко, так что вспыхнули багровые солнца. — Как раз этого ну никак понять не могу: Пелка — мартыновец, княгиня — мартыновка, убийцы в Екатеринбурге — мартыновцы; а друг друга они режут без всякого пардона, и каждый из них разные сказки про Отца Мороза рассказывает. Даже если они не знают друг друга — да ничего общего могла бы иметь княгиня с таким вот Мефодием Карповичем Пелкой? — но, что ни говори, вера то одна.

Елена поправила одеяло, сползшее на ковер.

— Тут логика вас подводит, правда?

— Ммм?

— Вы хотите найти разум в религиозных войнах. А разве с нами, с христианами, не иначе? Один Бог, одно Писание, один голос добра и зла — а сколько уже крови за это пролилось?

Нажало сильнее, солнца раскалились до интенсивно-красного цвета.

— Нет такой проблемы, относительно которой вы заставите меня отказаться от разума. Всяческое безумие, раз оно в мире происходит, должно действовать в соответствии с законами этого мира. Когда я посчитаю, что не имею права спросить «почему, зачем?», точно так же могу себе пустить пулю в лоб.

— Vive la raison[156]. Тогда, почему же?

— Я понимаю, почему мартыновцы из пермской губернии получили приказ относительно меня: какой-то преданный Мартыну чиновник Министерства Зимы узнал, что оттепельники посылают сына к Отцу Морозу, который сам по себе поляк и бунтовщик, так что ледняцкая фракция должна была отреагировать, вообще ледняки должны были отреагировать. Но Пелка? Был ли он мартыновцем-оттепельником? Он хотел меня защищать, и защищал меня. Почему? Точно так же, княгиня — но княгине был сон. А как с Пелкой?

— Среди мартыновцев вы имеете верных почитателей, — буркнула панна Мукляновичувна, — готовых отдать за вас жизнь. Это мило. Но что мы скажем князю?

— Это можно расписать, словно на логической таблице, по горизонтали и по вертикали: мартыновцы — не мартыновцы; ледняки — оттепельники. И все возможные комбинации между ними. Так что мы имеем, как минимум, четыре разные картины Истории. Вы видите? Кто какую Историю себе желает, в какую Историю верит, какой Истории отдался — такую цель накладывает на Отца Мороза и его сына. Историю они убить не могут, но могут убить меня. Спасти Историю не могут, зато могут спасти меня. — Я-оно стиснуло веки. Голова безвольно упала на подушку. Я-оно летело в черный колодец солнца. — Видите, вы это видите? Они не могут управлять Историей, но своей властью способны связать le Père du Gel и le Fils du Gel[157], и через них…

— Что мы скажем князю? Что скажете вы? Например, почему Зейцов сбросил вас с поезда?

— Да оставьте Зейцова в покое. Никого он не сбросил.

— Тогда, кто? Все-таки, Поченгло? Или, может, турок? Он тоже на вас заелся, и свидетели имеются. Если так хорошенько подумать, так кандидатов даже многовато, потому что и капитан Привеженский… Вскоре уже половина первого класса будет желать убить Бенедикта Герославского.