Вацлав Нижинский. Новатор и любовник - Ричард Бакл

менее участие самого Бенуа в создании «Петушка» было значительным. Он всегда хотел работать над этой оперой, с тех пор как в 1909 году услышал ее. Кроме того, так как певцы зачастую неспособны к актерской игре, Бенуа придумал удалить их со сцены, а их роли поручить актерам-мимам. Его идея пришлась по душе и Дягилеву, и Фокину, который выдавал ее за собственную. Однако здешняя оркестровая яма была слишком мала для размещения солистов и хора Большого театра, поэтому Бенуа решил расположить певцов, одетых в одинаковые костюмы, ярусами по обеим сторонам сцены.

Балет Дягилева прибыл в Монте-Карло, и 16 апреля состоялся первый спектакль «Бабочек» с Карсавиной и Шоллар в ролях девушек и Фокиным в роли Пьеро. Фокин, не тратя времени даром, принялся за восстановление своего подзабытого «Дафниса и Хлои», в котором теперь танцевал сам в паре с Карсавиной. Также была возобновлена «Трагедия Саломеи», но успеха не имела. Дягилев, возвратившись из России, присоединился к труппе перед окончанием сезона в Монте-Карло.

Нижинского пригласили выступить за 3000 долларов перед королем и королевой Испании в американском посольстве в Мадриде на приеме по случаю свадьбы Кермита Рузвельта. Он прибыл туда в сопровождении отчима Ромолы и был тепло встречен. Ромола каждый день получала от него письма, «чем очень гордилась, зная, что он никогда никому, кроме матери, не писал. Он обращался ко мне „Фамка“ или „Рома“». На обратном пути в Вену Вацлав сделал остановку в Париже, чтобы побывать на открытии сезона Русского балета в Опере. В этот день, вторник 14 мая, состоялась премьера «Легенды об Иосифе». Газетчики сразу узнали Нижинского, так как «множество лорнетов одновременно повернулись» в его сторону. Хотя он больше не танцевал с Русским балетом, «мне показалось, что он держался совершенно непринужденно», — заметил один обозреватель. Ромола пишет, что в антракте Вацлав посетил ложу Миси Серт, где ее гости, включая Кокто, встретили его холодно. Перед отъездом из Парижа Нижинский взял урок у Чекетти. Дягилев отправил Мясина на этот урок, чтобы посмотреть на Нижинского в работе. Маэстро, пользуясь тростью с золотым наконечником, подаренной ему Вацлавом год назад, поправлял положение рук Нижинского: «Здесь не закругленные вверх — теперь вниз». Мясин отметил, что Вацлав принимал эти поправки без единого возражения.

Рихард Штраус дирижировал на премьере своего балета, который шел между «Бабочками», разочаровавшими критиков (они вновь сочли оркестровку музыки Шумана пародией), и новой версией «Шехеразады» с восстановленным третьим актом, исполняемой Карсавиной, Фокиным, Максом Фроманом и Чекетти. «Легенда» не имела ожидаемого успеха: разные исполнители не сумели составить ансамбль, а хореография Фокина не воодушевляла. Мясин очень нервничал, но по ходу спектакля справился с волнением. Недостаток танцевальной техники он восполнил сценическими манерами и привлекательной внешностью. Первое представление «Золотого петушка» было назначено на 21 мая, но, так как костюмы не были доставлены из России вовремя, премьера состоялась на четыре дня позднее, в воскресенье*[338]. Карсавина танцевала Шемаханскую царицу (пела Добровольская), Жежерска — Амелфу (Петренко), Булгаков исполнял роль царя Дадона (Петров), Чекетти — Звездочета (Альшевский), Ковальский — генерала Полкана (Белянин). Николаева пела партию Петушка, а Макс Фроман и Григорьев выступили в мимических ролях князей Афрона и Гвидона. «Золотой петушок», с его решенным в огненных красных и желтых цветах оформлением, стал подлинным гвоздем парижского сезона, хотя мнение критики относило его успех к новаторской форме оперного представления. Лало считал, что танцы Дадона и Шемаханской царицы не были достаточным оправданием неподвижности певцов. «Соловей» был показан 26 мая, а последняя премьера несколько абсурдного «Мидаса» состоялась 2 июня. В той же программе Владимиров танцевал партию Амуна в «Клеопатре».

Рецензируя «Легенду», критик Альфред Бранкан писал: «Обладающий великолепным вкусом г-н Михаил Фокин возвратил Русскому балету все изящные позы и гармоничные жесты, которые г-н Нижинский, со своими абсурдными идеями, стремился упразднить». Но парижский сезон принес разочарование, и искренний поклонник Вацлава Жак Ривьер решительно обвинил в этом отставку Нижинского, которая «нанесла невосполнимую потерю. Необходимо сказать смело: Русский балет — это и был Нижинский. Он один давал жизнь всей труппе».

По окончании парижских гастролей в начале июня труппа немедленно выехала в Лондон, где сезон немецко-русской оперы уже открылся в «Друри-Лейн» 20 мая. Как и в прошлом году, давались «Der Rosenkavalier»[339], «Die Zauberflote»[340], а также «Борис Годунов» и «Иван Грозный» с участием Шаляпина. Шаляпин пел и в опере «Князь Игорь», первое полное представление которой в Англии состоялось 8 июня. В этот вечер Русский балет впервые в лондонском сезоне выступил вместе с оперной труппой. Чернышева, Фокина и Больм исполнили «Половецкие пляски», а оркестром дирижировал Лев Штейнберг. Первая целиком балетная программа была представлена на следующий день. Она состояла из балетов «Тамара» с Карсавиной и Больмом, «Дафнис и Хлоя» с Карсавиной и Фокиным, и «Шехеразада» с Михаилом и Верой Фокиными, Булгаковым, Федоровым и Чекетти. Этот сезон был единственным, в течение которого Фокин танцевал в Лондоне.

В день премьеры «Дафниса» газета «Таймс» опубликовала письмо Равеля из Парижа, утверждающее, что вариант балета без хорового сопровождения, который будет представлен в «Друри-Лейн», является «временным соглашением, на которое я пошел по настоятельной просьбе Дягилева с целью облегчения произведения в некоторых незначительных пунктах». Дягилев собирался показать этот вариант в Лондоне «вопреки данному слову», и Равель оценил его поступок как «непочтительный по отношению и к лондонской публике, и к композитору». Равель был всегда чрезвычайно точен в своих требованиях, но в данном случае он, скорее всего из дружеского отношения к Нижинскому, пытался создать для Дягилева как можно больше затруднений. На следующий день Дягилев ответил, что парижский спектакль 1912 года, сопровождавшийся пением, был «экспериментальным» и «очевидно, что участие хора оказалось не только бесполезным, но и действительно убыточным». Затем он попросил Равеля сделать поправки к варианту, заслужившему «единодушное одобрение» при исполнении в апреле в Монте-Карло, заверяя, что приложил «все усилия для представления его в наилучшем виде лондонской публике, к которой отношусь с восхищением и благодарностью и перед которой я в большом долгу»*[341].

В этом спектакле Карсавина танцевала Хлою, а Фокина исполняла эту партию с ней по очереди, так же как и роль Зобеиды в «Шехеразаде». Фокин исполнял Дафниса, Больм — Даркона. Лондонская публика была в восторге. «Бабочки», показанные в один вечер с «Петрушкой», вызвали воспоминания о «Карнавале», постоянном фаворите прошлых сезонов, но для Сирила Бомонта «остались не более чем изящным пустячком. Балет обладал определенным шармом, наполнен поэзией и лиризмом, но был слишком небольшим, слишком