Тонкий мир - Софья Ролдугина

Максимилиан усмехнулся.

«Наслаждаться кровью и эмоциями близкого существа — для шакаи-ар очень личный контакт… Это не просто трапеза. Это как… Кхм, — он внезапно смешался. — Ты еще слишком маленькая, чтобы понимать».

Я мысленно показала ему язык в ответ на «маленькую» и все-таки извернулась так, чтобы видеть лицо Дэйра, хотя бы искоса.

— Доброе утро, — улыбнулась я.

— Доброе, — эхом откликнулся Дариэль. Никакого стыдливого румянца я у него не заметила — то ли Ксиль себе что-то навоображал, то ли целитель уже успел справиться со смущением. Взгляд целителя был задумчивым и нежным. Челка слегка завивалась, как от влажности. — Хорошо спалось?

— Замечательно, — искренне откликнулась я. — Только под утро какая-то ерунда прикошмарилась, ну, это ничего. А тебе как спалось?

— Чудесно, — в тон мне ответил целитель и вдруг улыбнулся, чуть-чуть опуская ресницы — точь-в-точь как Ксиль: — Дивные сны и дивное пробуждение — с невестой в объятиях.

Кольцо под футболкой ощутимо потяжелело. Стало до жути неловко. Я вдруг как-то разом осознала, что меня обнимает взрослый мужчина. Ксиль со всеми его замашками ощущался, как кот — ну, спит, нагло растянувшись на хозяйке, ну, сопит себе… При этом обнимать его — все равно, что тискать мягкую игрушку. Он сам воспринимает это так, и его мироощущение передается другим…

А Дэйр чувствовал себя именно так, как сказал.

В постели.

С девушкой.

Со мной.

К щекам прилила кровь.

— Пойду умываться, — смущенно пробормотала я, пытаясь выпутаться из чужих рук и ног. Надо будет завернуться в одно из одеял, когда пойду в ванную — наверняка в холле опять мороз…

«Заодно и вместо халата сойдет», — мелькнула стыдливая мыслишка.

Всякая ерунда, вроде футболки на голое тело, по поводу которой я с Ксилем совершенно не заморачивалась, вдруг обернулась Очень Важными Деталями. Если Дэйр действительно воспринимает ситуацию так серьезно, то лучше отговорить Ксиля от совместных ночевок. Раздобудем где-нибудь раскладушку, или эту кровать раздвинем, протопим вторую комнату…

Я зыркнула из-под ресниц. Взгляд у князя был до отвращения понимающим.

— Пустите, — тихо сказала я.

Дариэль без возражений, но с запинкой — будто бы сожалел об этом — убрал руку. А Ксиль вдруг изогнул бледные губы в невозможной, дразнящей улыбке… Синие глаза потемнели, словно небо грозой налилось.

— Пустить? Ты торопишься? — томно выдохнул он, склоняясь к моему лицу.

Я инстинктивно отпрянула — в защищающие объятия Дариэля. Тот повернулся, словно пытаясь защитить, спрятать меня — собой. Но не успел… А Максимилиан стремительно, хищно скользнул, накрывая нас обоих своим телом, прижимая так, что не вдохнуть…

Его кожа медленно теплела, будто внутри разгорался костер. Откуда-то из глубины моего существа поднималась странная дрожь… А дыхание Дэйра шевелило волосы на затылке — прерывистое и слабое.

Жар со всех сторон, как на костре. Но почему-то совсем не страшно…

— Горячо? — вкрадчиво спросил Максимилиан. Голову повело. — А знаешь, почему?

Я хотела сказать что-нибудь — но сухие губы не слушались. Он был так близко… и Дариэль тоже. Тонкая ткань моей футболки и футболки Дэйра — не преграда.

Все ощущалось слишком четко — и напряжение в мышцах за моей спиной, и гибкая расслабленность тела, вжимающего меня в… в постель, надо думать так, да… И безумный, хаотичный, разобщенный ритм, в котором колотились наши сердца…

Гулкие, сильные удары — Дариэль.

Трепетание, как будто бабочка в плену ладоней — мое.

И — нарастающий темп, оглушающий, взвинченный, как взведенный курок, как сжатая пружина — сердце Ксиля.

Северного князя.

— Он сейчас полыхает, как печка, потому что голоден, — Ксиль выдыхал мне слова прямо в сухие, онемевшие губы.

Я зажмурилась. Это было так невыносимо… так непонятно и ярко, что не разберешь — хорошо или плохо… тяжело… жарко… почти больно от невозможности дышать полной грудью.

Максимилиан усмехнулся. Меня как током дернуло — инстинкты выгнули позвоночник, заставили слепо метнуться, отталкиваясь руками… Но ладони только соскользнули по аномально гладкой, горячей шакарской коже, и это шелковое ощущение на кончиках пальцев словно выпило последние силы.

Дэйр же словно окаменел. Если бы не стук сердца и рваное дыхание, он стал бы похож на статую.

Раскаленную.

— А голод, малыш, это не та штука, которую следует игнорировать… К слову, Силле, — мурлыкнул князь, прижимаясь щекой к моей щеке — сбывшаяся мечта. — Эмоциональный голод ведь можно утолить не только чужой болью… и я покажу тебе, как. А Найта мне немного поможет… Да?

Выдох Дариэля был больше похож на стон.

— Не впутывай ее… — хриплый и низкий голос отдавался в моих легких. — Так нельзя…

— Можно, — хохотнул Ксиль, щекоча дыханием шею. Его пальцы, увенчанные острыми когтями, ласково погладили меня по затылку… и рука замерла. — Пей, Дэйри. У тебя уже клыки зудят. Нельзя же так терпеть, право. Ты вчера набегался в несвойственном эльфийскому организму ритме… Ослабел так, что чуть не простудился от какого-то хилого сквозняка… А себя надо беречь, солнечный мой.

В голосе послышалась отчетливая издевка.

— Заткнись. Заткнись и убирайся.

Меня начало колотить — от жара, от невозможного напряжения и еще от чего-то странного, чего я не понимала, но боялась. Какого-то темного чувства…

— О, Силле, зубки оскалил… Пей, говорю, — Ксиль произнес это жестко, почти приказал. — Не надо трепать мне нервы, солнышко. Ну же!

Рука князя шевельнулась. А Дэйр вдруг обмяк, сдаваясь.

Жар стал сильнее.

Запахло ржавчиной.

— Умница… — прошептал Ксиль, утыкаясь лицом мне в шею. — Хороший мальчик… А теперь моя очередь.

Шею кольнуло. Совсем слабо. Но это словно замкнуло нас в какой-то безумный контур, внутри которого обрушились все барьеры, стирались границы между моим сознанием… и чужим.

«Еще…» — безумно колотилось в висках Дэйра.

«Правильно, правильно, молодец», — твердил, как мантру, Ксиль.

Эмоции смешались в дикий коктейль.

Можно ли заблудиться в чужой душе? Когда со всех сторон — жар? Когда по нервам словно пропускают ток?

Можно ли пить чужой голод, и радость, и страх, и стыд, как чудесный эликсир?

Можно.

Но это слишком для человека. Слишком…

Я тонула в чувствах, с которыми мне было не справиться. И первобытный ужас потеряться, лишиться себя — отрезвил. Выбросил из океана эмоций в ржавый и горячий воздух. Заставил вспыхнуть под веками кружево нитей, превратил кровь в жидкую тьму…