Сад Рамы - Артур Кларк

– Вы помните, что при перекрестном допросе Кэти была вынуждена уступить фактам, неоднократно отказывалась от прежних показаний и наконец упала в обморок на месте свидетеля. Судья тогда сообщил вам, что моя дочь находится в душевном смятении и вы должны игнорировать заявления, сделанные ею в эмоциональном состоянии во время беседы со мной. Я прошу вас вспомнить каждое слово, произнесенное Кэти... не только когда она отвечала на вопросы прокурора, но и когда я пыталась выяснить у нее конкретные даты и места подстрекательских действий, приписываемых мне.

Николь приблизилась к судьям в последний раз, поочередно поглядев на каждого из них.

– Итак, вы должны решить, на чьей стороне истина. Я стою перед вами с нелегким сердцем, ведь вся последовательность предъявленных обвинений не может послужить причиной для осуждения. Я служила колонии и человечеству и невиновна ни в чем. И та Сила или Разум, что правит в этой удивительной Вселенной, знает этот факт, невзирая на приговор вашего суда.

За окном быстро темнело. Николь в задумчивости прислонилась к стене, гадая, не эта ли ночь окажется последней в ее жизни. Она невольно поежилась. После объявления приговора каждую ночь Николь ложилась спать, ожидая смерти на следующее утро.

Гарсиа принесла обед, как только стемнело. Пища оказалась много лучше, чем в последние несколько дней. Медленно пережевывая жареную рыбу, Николь вспоминала события пяти лет, прошедших с тех пор, как она и ее семья встречали первый разведывательный отряд с «Пинты». «Что же у нас случилось не так? – спросила себя Николь. – Какие фундаментальные ошибки мы допустили?»

Она могла слышать умом голос Ричарда. Вечно недоверчивый циник Ричард еще в конце первого года предположил, что Новый Эдем слишком хорош для людей. «Мы постепенно разрушаем его, как и все на Земле, – говорил он. Это наш генетический багаж. Ты знаешь его: жадность, агрессивность и интеллект ящерицы; подобную тяжесть не одолеть ни просвещением, ни образованием. Погляди на героев О'Тула: Иисуса Христа и того молодого итальянского святого, Микеля Сиенского. Их убили, поскольку они считали, что люди должны попытаться стать чем-то большим... а не жить как разумные шимпанзе».

«Но здесь, в Новом Эдеме, – подумала Николь, – мы могли устроить себе лучший мир. Здесь были созданы все условия для жизни. Ведь вокруг нас неопровержимое свидетельство того, что во Вселенной существует интеллект, далеко превосходящий наш собственный. Уже это должно было создать среду, в которой...»

Она доела рыбу и придвинула к себе небольшой шоколадный пудинг. Николь улыбнулась, вспоминая, как любил Ричард шоколад. «Мне так не хватает его. В особенности его умных речей».

Николь вздрогнула, услышав шаги, приближавшиеся по коридору к ее камере. Холодок страха пробежал по ее телу. Вошли двое молодых людей с фонарями. На обоих была форма специальной полиции Накамуры.

Мужчины вошли в камеру очень деловито. Они не стали представляться. Старший, которому было за тридцать, быстро извлек документы и приступил к чтению.

– Николь де Жарден-Уэйкфилд, вы были обвинены в подстрекательских действиях и будете казнены завтра утром в 8: 00. Завтрак вам подадут в 6: 30, через 10 минут после рассвета. В 7: 30 мы придем за вами, чтобы отвести к месту, где будет произведена казнь. Вас привяжут к электрическому стулу в 7: 58, ток будет подан точно через 2 минуты... У вас есть какие-нибудь вопросы?

Сердце Николь колотилось так быстро, что она едва могла дышать. Она попыталась успокоиться.

– У вас есть какие-нибудь вопросы? – повторил полицейский.

– Как вас зовут, молодой человек? – спросила Николь дрогнувшим голосом.

– Франц, – ответил мужчина несколько нерешительно.

– Какой Франц?

– Франц Бауэр.

– Ну хорошо, Франц Бауэр, – проговорила Николь, стараясь выдавить улыбку, – а можете ли вы мне сказать, сколько времени уйдет непосредственно на смерть, после того как вы подадите ток?

– Я действительно не знаю, – ответил он с легким волнением, – но сознание вы потеряете почти мгновенно... через пару секунд. Правда, я не знаю, как долго...

– Благодарю вас, – проговорила Николь, ощутив головокружение. Пожалуйста, уйдите, я хочу побыть в одиночестве. – Мужчины открыли дверь камеры. – Ах, да, – добавила Николь, – не могли бы вы оставить фонарь? И, быть может, ручку и бумагу или электронный блокнот?

Франц Бауэр покачал головой.

– Я прошу прощения. Но мы не можем...

Николь махнула, чтобы он уходил, и перешла на противоположную сторону камеры. «Два письма, – сказала она себе, медленно дыша, чтобы восстановить силы. – Я только хотела написать два письма. Кэти и Ричарду. Чтобы примириться, как я уже примирилась со всеми остальными».

Когда полицейские ушли, Николь принялась вспоминать долгие часы, проведенные в яме на Раме II... это было много лет назад, тогда она ожидала голодной смерти. Она снова припомнила те дни, заново переживая счастливые моменты своей жизни. Теперь мне это не нужно. «В моем прошлом уже нет событий, которые я не успела обдумать... Спасибо двум годам, проведенным в тюрьме».

Николь с удивлением обнаружила, что раздражена из-за отсутствия возможности написать два последних письма. «Утром я снова подниму этот вопрос. Они позволят мне написать письма, если я начну шуметь». Невзирая на все, Николь улыбнулась. «Не следует уходить благородно...» процитировала она громко Шекспира.

И вдруг Николь ощутила, как пульс ее вновь убыстрился. Умственным взором она увидела электрический стул в темной комнате и себя на нем: ее голова была скрыта под странным шлемом... он засветился, и Николь увидела, как осело ее тело.

«Боже милостивый, – подумала она, – где бы Ты ни находился, каков бы Ты ни был, прошу, пошли мне отвагу. Я так боюсь».

Николь в темноте села на свою постель. Через несколько минут она почувствовала себя лучше, почти успокоилась. И поняла, что гадает, каким окажется миг смерти. «Может быть, ты словно засыпаешь, а потом ничего нет? Или в последний момент действительно происходит нечто особенное, чего никому не дано знать при жизни?»

Голос звал ее издалека. Николь пошевельнулась, но еще не проснулась.

– Миссис Уэйкфилд, – вновь позвал ее голос.

Николь быстро села в постели, полагая, что настало утро. Она ощутила жуткий страх – память подсказала ей, что жить-то ей осталось всего два часа.

– Миссис Уэйкфилд, – произнес голос, – это Амаду Диаба. Я здесь, возле вашей камеры.

Николь потерла глаза и постаралась различить во тьме фигуру у двери.

– Кто? – спросила она, медленно пересекая комнату.

– Амаду Диаба. Два года назад вы помогли доктору Тернеру пересадить мне сердце.