Быть Хокингом - Джейн Хокинг

Здоровье Стивена постепенно улучшалось, и я решила вернуться к своим старым занятиям, особенно к пению в церковном хоре в составе ансамбля, в котором я состояла в начале восьмидесятых.

Когда на улице потеплело, исчезли некоторые специфические сложности, характерные для зимы. Жизнь начала вновь приобретать хотя бы некоторую видимость прежней гармонии, которая в тот раз далась нам так непросто. Твердо уверенная в том, что дом должен оставаться домом, я пыталась отодвинуть проблемы, связанные с постоянным присутствием медсестер, на задний план, притворяясь, как мы часто делали в прошлом, что это просто еще одно незначительное неудобство. Мы снова устраивали ужины и коктейльные вечеринки для гостей из научного круга, участвовали в местных мероприятиях в школе и церкви. Тим пригласил на день рождения семнадцать одноклассников, и на какое-то время все внимание гостей захватило старое доброе шоу Панча и Джуди[159], а остальной вечер мой отец по давней традиции развлекал всех музыкальными играми у фортепиано.

Здоровье Стивена постепенно улучшалось, и я решила вернуться к своим старым занятиям, особенно к пению в церковном хоре в составе ансамбля, в котором я состояла в начале восьмидесятых. Поскольку репетиции ансамбля проходили каждую неделю в часовне колледжа Гонвиля и Каюса с разрешения декана Джона Стерди, это занятие было легко совместить с передвижениями Стивена. В сопровождении медсестры он обедал в колледже, пока я пела в часовне – или, скорее, пыталась хоть немного попеть в перерывах между бесконечными простудами. Обычно он появлялся в часовне после обеда, чтобы послушать последние аккорды, а затем мы вместе шли домой. Люси становилась все более независимой, все чаще проводила свободное время в театре – и все реже дома.

Вместе со Стивеном в Швецию должны были ехать три медсестры и врач, что полностью исчерпало дотацию фонда Макартуров. С другой стороны, это был выгодный вклад, поскольку Марри Гелл-Ман, один из вкладчиков фонда, тоже участвовал в конференции. У него появилась возможность увидеть собственными глазами, насколько тяжелым было состояние Стивена и насколько дорогие медицинские услуги нам требовались, чтобы поддерживать его и давать ему возможность сделать свой вклад в физику. В моей следующей заявке фонду в сентябре 1986 года я смогла сделать ссылку на нашу встречу с Марри Гелл-Маном и дать отчет о состоянии Стивена, которое хоть и стабилизировалось, но по-прежнему требовало большого объема профессиональной медицинской поддержки: я предположила, что помощь понадобится на неопределенный период. С этих пор фонд Макартуров согласился оплачивать расходы на медицинские услуги для Стивена на постоянной основе и принял мое объяснение, что Национальная служба здравоохранения организовывает только один короткий визит участковой медсестры для проверки наличия медикаментов, один визит семейного врача в неделю, одну восьмичасовую смену из двадцати одной и дополнительную помощь с купанием пару раз в неделю.

Маленький пешеходный остров Марстранд на западном побережье Швеции оказался прекрасным местом для того, чтобы идущий на поправку ученый мог размять свои умственные мышцы. Пока Стивен и его коллеги постигали Вселенную с помощью траекторий элементарных частиц, я отдыхала, радуясь спокойствию и одиночеству, гуляя по каменистым бухтам и лесным тропинкам, где в июне все еще цвели нарциссы, а солнце светило до позднего вечера. Свобода тех нескольких дней в Швеции стала редкой роскошью, но не столь редкой, какой могла бы быть без неожиданной помощи матери Стивена после смерти его отца в 1986 году. Отец Стивена был сложным пациентом на последних стадиях болезни: отчаяние из-за невозможности двигаться слишком тяготило человека, который в молодости самостоятельно пересек на машине всю Африку, чтобы вступить в армию в начале Второй мировой войны, а в свои семьдесят мог уходить в недельные походы по горам Уэльса. Его похороны стали печальным окончанием выдающейся, но все же недооцененной карьеры в области тропической медицины. Я предполагала, что я не единственная, чьи чувства по отношению к этому человеку были весьма неоднозначными. Я восхищалась им и уважала его, так как он мог казаться разумным и внимательным, даже благодарным, но он также бывал холодным и замкнутым.

После его смерти Изабель стала менее строгой и жесткой и начала проявлять некоторые признаки эмпатии. Казалось, ей не терпелось разделить переживания нашей семьи; ее по-новому полюбили дети за ее хладнокровно-саркастическое чувство юмора и покладистый нрав: она ничего от них не требовала. Она с удивительным пониманием и благосклонностью отнеслась к моим отношениям с Джонатаном, словно в конце концов осознала, что он не был намерен разрушать семью, а, напротив, искренне поддерживал нас всех, включая Стивена. Я была благодарна за ее помощь и понимание, особенно когда она предложила последить за домом, чтобы мы могли возобновить нашу традицию уезжать на каникулы в походы на континент. Если мне были обещаны две недели летнего отпуска вдали от бледного подобия жизни в моем доме, где я отвечала буквально за все семь дней в неделю минимум сорок девять недель в год, пытаясь все успеть и угодить всем живущим в доме, то я, пожалуй, согласна была собраться с силами и продолжать выполнять свои обязанности, какими бы тяжелыми они ни были. В конце отпущенного мне времени я безоговорочно вернулась к Стивену.

Словно феникс, в Швеции Стивен благополучно расправил свои крылья и хотел использовать их снова и снова. В сентябре его бродячий цирк, в который теперь в качестве личного ассистента Стивена был принят молодой выпускник физического факультета, отправился на конференцию в Парижской обсерватории в Медоне, где работал Брэндон Картер. Я была рада провести время с Люсетт, рассказывая все новости, накопившиеся за год, и там же я оказалась в давно забытой роли – шофером и переводчиком для всей честной компании. По крайней мере, медсестры могли услышать, что я хоть на что-то годна – если этого до сих пор не было заметно.

Всего через месяц мы снова находились в Риме, где Стивена ждал прием в Папской академии наук, хотя он по-прежнему проповедовал крамольное учение о том, что у мира нет ни начала, ни конца. С нами приехал Тим, а также эшелон медсестер и молодой личный ассистент, в чьи обязанности входило следить за компьютером и технической частью лекций Стивена. Мы постарались выбрать медсестер-католичек, которые, как мы думали, смогут оценить всю значимость события. Нам повезло: две самые надежные и приятные медсестры, Пам и Тереза, были католичками и очень обрадовались приглашению. Однако нам требовались три медсестры, а далеко не все были так приятны, как они. В самую последнюю минуту с нами согласилась поехать Элейн Мэйсон, да и то лишь после того, как мы заверили ее, что папе не понадобится жать руку: такое поведение было против ее принципов.