Невидимые знаки - Пэппер Винтерс

Несколько дней спустя Пиппа решила, что она больше не нуждается в Паффине в качестве защиты.

А Коко гораздо больше нравилась ее льняная кукла вуду, предоставленная Коннором, чем потрепанный плюшевый котенок.

Не знаю, почему это меня так расстроило. Выцветший кот был больше не нужен. Его больше не таскали по острову за лапу.

Он был отвергнут.

Однако я поселила его на наших полках в доме, где он занимает почетное место между миской с солью и сушеной мятой.

Прощай, Паффин.

Он получил новую должность в качестве талисмана.

ЗА ГОД ДО АВИАКАТАСТРОФЫ

— Вы знали об этом?

Я уставился в недоверчивые глаза своего куратора. Нам всем назначили соцработника, который передавал наши жалобы и просьбы руководству.

Я никогда не обращался к своему. Не было причин для этого. Так же как и у него не было причин обращаться ко мне. Я был убийцей, отбывающим пожизненное заключение. Нечего обсуждать.

До сих пор.

— Ответьте на вопрос, мистер Оук.

Я покачал головой.

— Нет, откуда?

— Вы не подбрасывали эти улики?

— Нет.

— Но вы признались в совершении преступления?

— Да.

— Зачем вы это сделали?

— Потому что это правда.

Мой куратор закрыл папку, лежащую перед ним.

— Ну, так уж вышло, что правда оказалась ложью.

Мое сердце (которое замерло с тех пор, как меня посадили в тюрьму) забилось.

— Что?

— Вы свободны, мистер Оук. Пришло время покинуть это место.

…

ИЮНЬ

Пришло время покинуть это место.

Мы слишком долго ждали.

У нас нет выбора.

— Я люблю тебя, Эстель.

Ее спина прогнулась, когда я вошел в нее.

Она была горячей, влажной и скользкой.

И всегда готова для меня.

Неважно, что сегодня был напряженный день после рыбалки и ремонта сети, после того как она зацепилась за коралл. Неважно, что у Кокос были коликиэж и она не могла успокоиться. Неважно, что наше счастье тускнело все больше и больше по мере того, как жизнь становилась все труднее и труднее. Она никогда не отказывала мне. Никогда не заставляла меня чувствовать себя надоедливым или помехой.

Я обожал ее за это.

Она продолжала улыбаться, когда смотрела в мою сторону. Все еще целовала меня, когда мы работали рядом друг с другом. И продолжала откликаться, когда я брал ее, независимо от времени суток.

Я любил ее.

Женился на ней.

Но не знал, как долго смогу её удерживать.

— Скоро мы постараемся уплыть отсюда, — пробормотал я, нежно входя в нее.

Ее ноги судорожно обвились вокруг моих бедер, руки обвились вокруг моих плеч. Сегодня вечером мы предпочли быстрое, тихое занятие любовью, оставшись в нашей комнате, декорированной корой, не было сил идти на пляж и предаваться ночному купанию.

— Это безопасно?

Эстель ахнула, когда я вышел и снова вошел.

Я не знал, как ответить на ее вопрос.

Поэтому не стал.

К тому же, это были не совсем сексуальные разговоры, но мысль о том, чтобы выбраться с нашего острова, была наиважнейшей. Это омрачало все. Мы все были одержимы этим.

Все, кроме Коко, конечно. Она не знала другой жизни. Она неуклюже перемещалась по пляжу и плавала, разбрызгивая воду в разные стороны. Ее любимой едой был ее тезка. Ее колыбельной и спокойствием были звуки острова.

Если мы уедем (когда мы уедем), она будет испытывать трудности. Мы были здесь чужаками, но если бы нам каким-то образом удалось вернуться обратно в общество, она была бы там словно пришелец. Ребенок без свидетельства о рождении, без паспорта, без дома.

Мое сердце сжималось при мысли о том, что она может застрять там, как мы когда-то застряли здесь.

Но этого не произойдет.

У нее будем мы. Все мы. Коннор и Пиппа будут жить с нами. Наша семья не разрушится, изменятся только наши нынешние обстоятельства.

— Перестань думать об этом, Гэл. — Эстель скользнула пальцами по моим волосам, притягивая к себе. — Думай только о сегодняшнем вечере. О нас.

Грудную клетку сдавило, и удовольствие сменилось беспокойством.

Она была моей женой.

И я повиновался ей.

…

ИЮЛЬ

Время было не на нашей стороне.

Оно либо летело слишком быстро, унося нас к безрадостному будущему. Либо сводило с ума своей медлительностью, замедляя наш прогресс.

Несмотря на наше стремление покинуть остров, это заняло гораздо больше времени, чем мы рассчитывали.

Наша энергия иссякала, но спасательный плот медленно обретал форму благодаря кровоточащим рукам и лопнувшим волдырям.

Эстель и Пиппа помогали.

Они трудились рядом со мной и Коннором, когда мы привязывали и закрепляли, проверяли и надеялись.

На этот раз я выбрал другую конструкцию.

Точно так же, как я усовершенствовал наш дом, так же я изменил оригинальную плавучую (или не очень плавучую) платформу.

На этот раз я приложил все усилия, чтобы связать бамбук в форме байдарки. Полые шесты соединялись в вершине, где мы должны были сидеть и грести, надежно закрепив малышку Кокос в середине, подальше от волн океана.

Хотелось бы надеяться, что выносная опора будет достаточно прочной и длинной, чтобы вместить припасы и выдержать вес воды в бутылках и одеял на случай холодов, и достаточно быстрым, чтобы доставить нас к новому дому, прежде чем мы умрем от голода.

Однако вместо того чтобы чувствовать себя активными и жизнерадостными, мы боролись. Чем дольше мы работали над судном, тем больше укреплялся наш страх. Счастье превратилось в апатичность, требуя мерзкой платы за все, чем мы наслаждались.

Наши нуждающиеся в нормальной пище тела заставляли нас действовать. Если мы хотели продолжать жить, то должны были покинуть остров. Но мысль о том, чтобы уплыть из единственного ценного места, не давала нам покоя и сна.

Коннор, несмотря на свою энергию шестнадцатилетнего, увядал так же, как и все мы. Его мышцы медленно уменьшались, а ребра выступали под кожей, словно нескладная арфа.

Пиппа была примерно такой же. Она еще не достигла половой зрелости, и на ее худеньком девичьем теле не было и намека на женские изгибы или растущую грудь.

Не то чтобы наши костлявые тела мешали нам усердно работать и подстегивать друг друга.

Если мы не трудились над спасательным судном, то выполняли другие задания.

Эстель готовила.

Пиппа сидела с ребенком.

Коннор сидел на пальме и наблюдал за окружением. Мы все стали отменными скалолазами, чтобы иметь возможность добраться до зеленых кокосов в ветвях, и иногда сидели