Гиперборей - Юрий Никитин

— Неважно кто! Главное, что едва ведуны придумали колесо, как оно покатилось по белу свету! Кто-то из ведунов сделал топор, а ныне нет народа без топора... А что мы, маги? Мановением руки воздвигаем и рушим дворцы, но не понимаем, как это делается. И невозможно понять — в этом суть магии! Меня это унижает. Мы — рабы своих заклятий! А вот ведуны не гнут спины даже перед Родом. Все что сделали, сделали сами. У них есть то, чего нет у магов, — гордость! Чувство собственного достоинства.

Старший жрец отступил на шаг, сел. Фагим развел руками, повернулся к сидящим на скамье:

— Видите? Посягает на устои. Мы, маги, не пытаемся проникнуть в суть таинств — они в руке бога. Мы лишь посредники между небом и землей. А он сам хочет стать Богом! И сделать им всех людей.

В пещере повисла мертвая тишина. Затем жрец, который говорил с Олегом, медленно вытянул руку вперед, оттопырил палец и резко повернул его вниз. Слева и справа из-под широких складок плащей появились худые руки. Костлявые пальцы один за другим оттопыривались, все указывали вниз. Последний из жрецов заколебался, спросил, обращаясь к Фагиму:

— Ты глава Семи... Не надо ли посоветоваться с остальными Тайными? Ведь это не простой враг, он сам был, как я слышал, одним из Семи... Мы не вправе судить человека такой мощи.

— Я — вправе! — резко сказал Фагим. Запавшие глаза полыхнули красным огнем, словно в пустом черепе на багровые угли дохнул ветер. — Слишком много болтают, они-де — молодое поколение. Я — старый маг, знаю и вижу дальше. Он враг, который должен быть уничтожен немедленно.

Жрец испуганно опустил голову, его палец, опущенный вниз, дрожал. Фагим повернулся к Олегу, в глазах пламя разгоралось ярче:

— Жернова затормозили на тебе малость, но ненадолго...

Воины, спеша и толкаясь, перетащили щит с прикованным Олегом поближе к огню. Фагим подошел к алтарю, взял широкий нож. Пламя заиграло на обсидиановом лезвии. Культ освятил каменные топоры и ножи как священные, а Фагим пришел из тех времен, когда о металле не слыхали. Двое жрецов вынесли из темного прохода Игоря, раздели, положили голышом в каменную чашу на черном алтаре. Олег напрягся в оковах, со страхом думая о Рюрике и Умиле — хватит ли у Рудого сил удержать их на месте?

Игорь тут же сел в чаше, с любопытством вытаращил глазенки на лица, скрытые капюшонами, костры, факелы, воинов.

Из темноты выступила маленькая фигурка в желтом плаще, что волочился по грязному полу. Фагим резко протянул руку с каменным ножом:

— Дочь моя, это твое право — вырезать сердце отступника!

Из разреза в плаще выдвинулась тоненькая голая рука — Олег сразу узнал ее — взяла нож. Другая рука сбросила капюшон. На Олега смотрели глаза Гульчи. Брови были вскинуты так высоко, удивленно, что придавали лицу беззащитное выражение. Нежное лицо с чистой белой кожей без кровинки, губы плотно сжаты. Пальцы сомкнулись на рукояти ножа с такой силой, что костяшки побелели.

— Гульча, — спросил Олег хрипло, — Морш был твоим братом?

Она ответила бесцветным голосом:

— Братом по тайному обществу.

Олег молчал, пристально смотрел на нее. Гульча шагнула. Они оказались лицом к лицу. Ее рука начала отодвигаться для удара. Сердце Олега забилось сильнее, он чувствовал панические толчки, грудь начала вздыматься, уже чувствуя, как треснет плоть под острым краем ножа, и он, Вещий Олег, не смог заглушить холодок страха, хотя старался изо всех сил.

ГЛАВА 31

Их глаза встретились. Ее рука мелко дрожала, Гульча закусила губу. Глаза начали наполняться слезами, Фагим сказал настойчиво:

— Великая честь — бросить сердце врага на алтарь прогресса! Ты сделала, как никто, много, чтобы завести нашего общего врага в смертельную для него ловушку.

Гульча все еще не отрывала взгляда от лица Олега, похожего на кусок сырого мяса. Она видела его таким только однажды: когда он сдался Говарду, чтобы убрать нож от ее горла. Внезапно запруда в чистых глазах переполнилась, озера слез хлынули ручейками по бледным щекам. Она всхлипнула:

— Не могу... Не могу!..

Стражи ухватили ее за локти, усадили с младшими жрецами. Гульча ревела навзрыд, закрыв лицо ладонями. Фагим повернулся к Олегу, крупные зубы блестели, как у древнего пещерного зверя:

— Могла перешагнуть ступень! Из учеников — сразу в подмастерья! Что ж, побудет в ученицах, она еще молода, а твое сердце выйму я сам.

Он резко выдернул нож из безвольных пальцев Гульчи, шагнул к Олегу. Их взгляды сомкнулись. Фагим кривил губы, глаза стали безумными.

— Нас было трое, идущих через тысячелетия... Я, Туран и ты. Ты сумел быстро залечить рану, нанесенную моими слугами, но никто еще не приставлял отрубленную голову, не оживлял вырванное из груди сердце!.. Был бесстрашен и я, пока не понял, что могу жить тысячелетия, если не стану подвергать себя риску. Да, я спрятался в Гималаях! Да, сегодня вернусь в другое место, еще более тайное! А ты, ты останешься... Я сохраню твой череп, сделаю чашу, буду пить на торжествах. Ведь ты самый сильный противник из тех, кого я встречал в жизни! Хорошо, что я вовремя вспомнил о Черной горе!

Олег боролся с приступами тошноты и слабости. Кровь еще текла из мелких ранок, капала с подбородка на грудь, стекала по ногам, покрыв его всего коркой. Он с трудом разлепил каменные губы:

— Сам?

Фагим дернулся, оборванный в горячечной речи, похожей на бред, сказал быстро:

— Сам, конечно!.. Нет, услышал на базаре кощунника, тот пел о сокровищах Черной горы. Я вспомнил, что сокровищ там давно нет, дураки зря мечтают, но остались надежные подземелья!

Олег спросил сиплым голосом с непонятной настойчивостью:

— Услышал только одного?

— Одного, — ответил Фагим резко. Голос его стал внезапно подозрительным. — Или двух... А что?

— Переводятся честные люди, — пробормотал Олег глухо. — Я заплатил пятерым, дабы две недели пели только о Черной горе!

Фагим дернулся, как от удара по лицу. Среди жрецов послышался тихий ропот. Фагим с усилием растянул толстые губы в усмешке, но в глазах заблестел страх:

— Да, ты умело заставил нас посадить в подземелье, секреты которого знал... Но там были еще две подземные темницы. Ты мог просчитаться!

— В тех я испортил крюки, — ответил Олег равнодушно, но заметно окрепшим голосом, — и порвал цепи.

Среди жрецов, старших и младших, ропот стал громче. Воины, чуя недоброе, попятились к стенам, копья и обнаженные мечи начали подрагивать. Фагим отступил на шаг, страх уже откровенно метался под тяжелым карнизом его низкого лба в маленьких глазах. Голос стал визгливым:

— Ты в плену!

— Но ты прилетел...

— Ты прикован!

Олег ответил медленно, глядя прямо в глаза верховного мага: