Красные цепи - Константин Образцов

Четверо убийц разом вскинули оружие, а я устремил им навстречу свой меч, выкованный столетия назад на Святой земле, молясь, чтобы в эти роковые минуты он послужил мне так же верно, как служил до этого моему лорду и другим, неведомым мне, но доблестным рыцарям.

Видимо, мои мольбы были услышаны, потому что первым же ударом мне удалось разрубить горло одному из убийц, и он упал на мостовую, хрипя и захлебываясь кровью. Остальные же трое напали на меня все вместе разом, и, хотя я прижимался спиной к лестнице, чтобы не дать им окружить себя, удары их были столь точными и сильными, что мне с трудом удавалось защищаться. Мои противники были умелыми бойцами, но это не было благородным воинским искусством рыцаря, приобретенным на полях сражений: то были навыки беспощадных и подлых убийц, никогда не сходившихся лицом к лицу в честном поединке, но нападавших внезапно и под покровом ночи. Они теснили меня все сильнее, и я понял, что, лишь обороняясь, мне не выстоять против троих. И тогда я ринулся на них сам, не помышляя более о защите, вкладывая в удары все свое умение, а более всего ярость и праведный гнев, так что не прошло и минуты, как двое из них были уже распростерты на земле: один с разрубленной вместе с железной маской головой, а другой с пронзенным сердцем. Атака эта, хоть и принесла свои плоды, не прошла даром и для меня, так что к тяжелой ране в боку добавились ранения в левое плечо, бедро и шею, и я чувствовал, как кровь струится по всему телу, унося с собой драгоценные и столь необходимые мне сейчас силы.

Оставшийся в одиночестве ассасин и не думал отступать. Он кружил подле меня, подобно хищному зверю вокруг израненной добычи, то отступая, то делая молниеносные выпады, а я чувствовал, что быстро слабею, более всего из-за раны в боку, в которой свистел воздух и клокотала кровь так, что мне уже было трудно дышать и в глазах темнело от боли и подступающей слабости. И я вспомнил своего брата, оставшегося на ступенях замка лорда Валентайна, чтобы ценой собственной жизни спасти жизнь мне и моей леди, вспомнил самого лорда, пронзенного стрелами, но не склонившегося перед темными полчищами Некроманта, и атаковал со всей силой тела и духа, какие только смог собрать в себе в этот миг. Мой враг не ожидал такого нападения, и мне удалось выбить оружие у него из рук, опрокинуть его самого на землю и занести над ним свой меч для последнего удара, как вдруг я услышал у себя за спиной властный и громкий голос:

— Вильям, нет!

Я обернулся. На верхних ступенях лестницы стояла леди Вивиен, но на какое-то мгновение мне показалось, что передо мной возникла ламия или еще кто-то из недобрых порождений ночи. Фигура ее словно бы вытянулась, бледное лицо светилось в темноте, как лик мертвеца, черными провалами на этой маске смерти зияли огромные глаза, а багровое платье казалось снова залитым запекшейся кровью. Но вот она сделала шаг, наваждение прошло, и когда она подошла ко мне, то я снова увидел свою леди: бледную, изможденную, но сильную и властную, как тогда, когда она заклинала морского змея.

— Не добивай его, — сказала она. — Пусть передаст весть своему хозяину.

Леди с усилием подняла одну из лежащих на мостовой сумок и рывком раскрыла ее так, что несколько тяжелых книг со стуком вывалились наружу. Я посмотрел на распростертого у моих ног убийцу: маска слетела с его смуглого горбоносого лица, покрытого каплями пота, в черных глазах отражались злоба и страх.

— Вот что ищет тот, кто послал тебя, — сказала ему леди Вивиен. — Передай ему, что я сняла семь копий с книги, и завтра все они уйдут с торговыми кораблями во все стороны света, и пусть он молится своим темным богам, чтобы те помогли ему найти каждую из них. Скажи ему, что погоня окончена. Я приняла решение и передаю это знание миру. Ты понял меня?

Убийца торопливо закивал, и тогда леди отступила на шаг и промолвила:

— А теперь пойди прочь, пока я не передумала и не заставила тебя заплатить за кровь моего верного слуги, которую ты пролил.

И когда тот поспешно вскочил на ноги и исчез во тьме, я почувствовал, что силы все же оставили меня, и опустился на колено, по-видимому почти лишившись чувств, потому что не помню, как сумел подняться наверх, как оказался на кровати и как леди перевязала мои раны.

Когда сознание вновь вернулось ко мне, леди Вивиен сидела рядом, и я увидел, что она держит в руках флягу, которую носила на теле. Она открыла круглую крышку и поднесла сосуд к моим губам, и я ощутил явственный и тяжелый запах сырого мяса и словно бы разогретого железа.

— Все хорошо, Вильям, — сказала она. — Слава Богу, у меня еще осталось немного эликсира, и его как раз хватит нам двоим. Он исцелит твои раны и спасет тебе жизнь, мой храбрый друг, и тогда уже ни смерть, ни время не смогут нас разлучить.

И я посмотрел вокруг, на пустую комнату, озаряемую мерцанием свечей, дощатые стены и пол, на ночь за окном, накрывшую покровом тьмы чужой город, в чужой стране, бесконечно далеко от родных мне берегов. Я вспомнил свой далекий дом, мать и сестру, оставшихся в одиночестве, вспомнил своего доблестного брата и то, как поклялся, что обязательно вернусь домой, чего бы мне это ни стоило, и молился всеблагому Господу, чтобы он дал мне сил исполнить эту клятву. Вспомнил, как надежда на возвращение не оставляла меня и не покидала мое сердце, не давая поселиться там черному отчаянию, ибо, когда умирает вера и уходит любовь, надежда пребывает с нами до конца, а если бы не так, то на земле не осталось бы никого из живущих, потому что только надежда помогает нам нести тяжкий крест жизненных скорбей. А потом я вдруг увидел удивительно отчетливо лица матери и сестры, а еще — лицо моего бедного брата в тот момент, когда вокруг кипела битва, а он обернулся, чтобы посмотреть на меня в последний раз.

— Моя леди, — вымолвил я, — в этом нет нужды.

И я сказал ей, что никогда не позволю себе продлить собственную жизнь ценой жизни невинного человека, да даже и ценой любой человеческой жизни, пусть и самого отпетого негодяя. И что не буду пить эликсир, в котором заключена не жизнь, а смерть, лишь призрачно продлевающая земное существование, потому что душа моя, несомненно, умрет, если я приму ассиратум, а без души что за польза, если останется жить тело.

— Ты осуждаешь меня, Вильям? — спросила леди Вивиен и с болью посмотрела на меня.

— Нет, моя леди, — ответил я. — Я не могу осуждать вас за то, что сделал с вами отец, и в особенности проклятый лорд Марвер. У вас не было выбора. Вы впервые приняли эликсир будучи ребенком, которого обманули те, кому вы доверяли, и я хочу, чтобы вы жили. Но у меня выбор есть, и я не буду спасать свою жизнь такой страшной ценой.