Дитте - дитя человеческое - Мартин Нексе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дитте решила отменить запрет, это лучше, чем знать, что он все равно нарушается за ее спиной. Но зато у нее прибавилось работы по воскресеньям. За неделю вообще накапливалось много работы по дому, а теперь приходилось еще отмывать и очищать детей от грязи, прилипшей к ним. И это был неблагодарный труд, усложнявшийся тем, что она не могла принимать участия в их будничной жизни. Как в саду, зараставшем сорной травой, ей приходилось удалять сорняки за всю неделю сразу, а не по мере того, как они появлялись. И частенько Дитте теряла всякое терпение.
Нередко также, покончив с работой, сидя и прислушиваясь к детской болтовне, она чувствовала, как сердце у нее обливалось кровью: ей казалось, что она не так воспитывает их, как надо, но что же могла она поделать? Ничего. Они были в сущности центром всего, — она жила и работала не покладая рук только для того, чтобы им было хорошо, чтобы они были сыты, веселы и могли вырасти порядочными людьми. Но, если им случалось провиниться, уронить кусочек, или пролить что-нибудь, а тем более выпачкаться, — она выходила из себя и бывала с ними чересчур строга. Она прекрасно сознавала, что маленькие дети и не могут вести себя иначе, но, когда доходило до дела, не могла сдержаться. После, когда уже, бывало, разбранит их, нашлепает, доведет до слез, — приходили раскаяние и жалость, да поздно! А в следующий раз повторялось то же самое. Она вспоминала, как была терпелива ее бабушка, — а у Дитте этого как раз не было! Правда, бабушке и не приходилось зарабатывать на целую ораву, и она могла постоянно наблюдать за Дитте; это совсем другое дело.
И Дитте решила снова попытаться брать работу на дом. Ей уже не повезло однажды, но это ничего не значит, теперь она выучится шить и будет брать заказы на определенные вещи. Такая работа лучше оплачивается и надежнее. В заднем флигеле, там же, где тетка Гейсмар, жила белошвейка фрекен Йенсен — специалистка по шитью манишек и воротничков. У нее всегда было несколько учениц, и с утра до вечера стучали швейные машины.
Фрекен Йэнсен была обручена с полицейским надзирателем и копила себе приданое, потому и старалась теперь вовсю. После свадьбы ее жених бросит службу и поступит управляющим в большой дом, — на такие места всегда предпочитают брать бывших полицейских; она же откроет тогда настоящую швейную мастерскую.
Дитте спросила, не возьмется ли белошвейка обучить ее? За двухнедельный курс фрекен Йенсен брала пятнадцать крон. После этого можно будет получать у нее же заказы. Тогда незачем бегать на поденщину. Только бы теперь добыть денег на ученье! Но деньги ведь ей был должен жилец!
Она решила не ложиться и дождаться возвращения Поздравителя, предпочитая переговорить с ним вечером, когда он бывал вообще понятливее и сговорчивее. Бы го уже далеко за полночь, когда наконец на лестнице послышались его неуверенные шаги. Она открыла дверь в коридор и сказала:
— Господин Крамер, мне нужно поговорить с вами.
Он вошел и стал у двери, щурясь от света в отдуваясь.
— Уф! Эти проклятые лестницы!
Дитте объяснила ему, в чем дело.
— Не могли бы вы отдать мне хоть за один месяц за комнату? Тогда у меня хватило бы на уплату за ученье. А прокормиться мы уж как-нибудь прокормимся эти две недели.
— Да, еда всегда откуда-то берется, словно чудом, — сказал он, делая размашистые жесты. — Об этом не стоит особенно сокрушаться! Но, скажите мне на милость, за кого вы меня, собственно, принимаете, сударыня? Уж не воображаете ли вы, что Поздравитель вдруг стал миллионером?
— Ну, этому, видно, не бывать, — горько засмеялась Дитте. — Но за комнату все-таки надо платить! Неужто малым детям погибать без призора только потому, что вы пропиваете их деньги?
— Стоп! Не говорите так! — в ужасе воскликнул он, отмахиваясь от нее руками. — Мне больно, что вы так ставите вопрос. Оставим невинных малюток в покое.
— Он стоял, глотая слюну, ища опоры, — так он был расстроен.
— Извините за беспокойство, — с трудом заговорил он. — Но мне ужасно больно, что вы ставите вопрос именно таким печальным образом… Малые дети… Фу, черт возьми!..
Он, шатаясь, побрел к себе. «Фу, черт побери!» — громко доносилось оттуда.
Затем он опять вернулся и заговорил, глядя на нее влажными глазами:
— Я свинья, а вы предобрая маленькая женщина. Да, да, именно так, не возражайте, пожалуйста!. И какая же вам за это награда? Поздравитель вас обманывает, родители ребятишек тоже надувают, а у вас не хватает духу вышвырнуть рас всех вон. «Небось не выгонит она тебя! — говорю я себе. — Ты можешь преспокойно пропивать деньги!» Признайтесь, мама Дитте, ведь вы все равно не вышвырнете меня? И если я завтра слягу, вы сварите мне овсянку, хотя бы вам пришлось веять в долг и воду и крупу? Вот это называется покровительством… прямо-таки попечительством о бедных. Боже мой, какой чудесной женой могли бы вы быть, и не выбрось я давным-давно из головы все эти глупости… Но теперь увольте, — Поздравитель не поддастся! Пожалуйста, не вздумайте вообразить себе что-либо подобное, вы понапрасну потратите порох! Нам тут не к лицу играть в несчастную любовь!
Дитте засмеялась:
— Что же вы, собственно, собирались сказать мне, господин Крамер?
— Что я собирался сказать? Да вот, — что я свинья. А потом еще относительно денег. Я вел себя довольно неблаговидно в тот вечер, советуя вам добыть денег неподобающим способом, не правда ли?.. Но мы не будем больше вспоминать об этом, не так ли? Зато теперь Крамер сделает для вас кое-что еще более неподобающее. Завтра же мы решимся на преподлую штуку ради мамы Дитте; она вполне заслуживает этого. Мы отправимся в Восточную аллею и поздравим ее милость с днем свадьбы.
Дитте в ужасе вскочила:
— Господин Крамер, уж не собираетесь ли вы пойти за подачкой к вашей бывшей жене? Я не хочу этого, слышите! Вы не должны этого делать!
Поздравитель так и залился смехом, наслаждаясь ее смятением.
— А мы все-таки пойдем к ней. Только не за подачкой, а с поздравлением, — понимаете? Изящный букет ее мужу! «Позвольте поздравить с достойной супругов Ангельский характер… знавал ее до вас!» Разве за это не стоит заплатить пятнадцать — двадцать крон, черт побери! Ну, спокойной ночи, милейшая! Теперь мы пойдем к себе и будем почивать сном праведных, а завтра уж поползаем на четвереньках! Фу, черт возьми!
На другой день в обеденное время Крамер явился и швырнул на стол пятнадцать крон.
— Вот! — сказал он злобно, метнув на нее пылающий ненавистью взгляд, и ушел.
Дитте хорошо понимала, чего стоил ему этот визит, — он ведь так тщательно избегал всех, кто был близок ему в лучшие времена. Он втоптал себя самого в грязь, чтобы помочь ей выйти из затруднения, сделал ради нее го, на что не шел даже ради столь желанной водки. Эго было необычайно благородно с его стороны!
Дитте стала ежедневно посещать швейную мастерскую и считала дни, когда наконец ей можно будет засесть дома с детьми и шить на заказ. Для этого, однако, ей не хватало самого главного — швейной машины!
— Надо тебе обратиться к подручному булочника, — советовала старуха Расмуссен. — Он дает деньги в рост, он ведь такой солидный человек.
Но Дитте по некоторым соображениям не хотелось обращаться к Лэборгу, она предпочитала иметь дело с совершенно чужими людьми.
После обеда она вышла и вернулась час спустя в большом волнении. Она побывала в магазине, где продавались швейные машины в рассрочку, с погашением долга еженедельными взносами.
— Знаете, бабушка, мне дают чудесную машину, — с восторгом заявила она. — Самую лучшую, какая нашлась в магазине. Они говорили, что могли бы продать мне и похуже, это было бы куда выгоднее, но они на это не пошли. Разве это не благородно с их стороны? Она обойдется мне в двести крон, при еженедельном взносе по четыре кроны, — через год она будет моей собственностью. Тут и проценты присчитаны, — наличными деньгами она стоит сто пятьдесят крон. Разве я не дешево сторговала?
— Конечно, если она стоит дороже, — сухо ответила старуха. Она вовсе не обрадовалась.
Уже к вечеру машину доставили. Она оказалась не совсем новой, вообще это была не та машина, которую Дитте выбирала. Но она была в порядке, хорошо шипа и — раз уже стояла на месте, то… Белошвейка приходила ее проверить, и покупку спрыснули чашкой кофе. Теперь только оставалось выплачивать еженедельно по четыре кроны, но это пустяки, была бы работа! Дитте с надеждой смотрела в будущее.
Теперь она стала работать дома, получая от белошвейки дюжинами выкроенные и сметанные воротнички, которые оставалось только сшивать. Крону в день о на уже могла зарабатывать, не запуская при этом своего домашнего хозяйства. Но, разумеется, на это просуществовать нельзя. Надо заручиться заказами непосредственно из бельевого магазина. И фрекен Йенсен обещала порекомендовать Дитте самому хозяину, как только она хорошенько научится шить.