Земные радости - Филиппа Грегори

— Любовь женщины все же не такая, — рассуждал король. — Чтобы сохранить любовь женщины, нужно все время стараться, женщины так непостоянны. То им одно нравится, то другое. Любовь мужчины проще и н-надежнее. Когда мы с Джорджем были молоды, мы проводили дни напролет, мечтая только об охоте и забавах. Король называл нас своими дорогими р-ребятами.

Джон кивнул. Его величество вдруг остановился и повернулся к Традесканту.

— Ты встречал когда-нибудь моего брата Генриха?

— Да, — кивнул Джон. — Я был садовником у милорда Сесила в Теобальдсе, а потом в Хэтфилде. Я часто видел и принца Генриха, и короля Якова. Я и вас помню, ваше величество.

— Как ты считаешь, мой брат был похож на герцога Бекингема? Мой брат. Ну хоть в чем-то.

Традескант задумался. Они были одинаково надменны, у обоих была шальная улыбка. Оба они полагали, что весь мир влюблен в них и им остается только принимать поклонение.

— Да, — медленно промолвил Джон. — Принц во многом напоминал герцога. Но герцог был…

Он стих.

— Кем?

— У герцога была сияющая красота, — продолжил Джон. — Принц был красивым мальчиком. Но таких много. А герцог был красив как ангел.

Карл вдруг улыбнулся, его печальное лицо потеплело.

— Да, это так, — согласился он. — Так легко з-забыть. Все его портреты, что у меня есть, демонстрируют его привлекательность. Но все п-портреты красивы, даже если позирующий невзрачный. Хорошо, что ты держишь портрет герцога в сердце, Традескант.

— Да, — просто сказал Джон. — Я вижу его днем и ночью. Иногда вижу во сне.

— Как будто он ж-жив?

— Во сне я всегда забываю, что он умер, — признался Джон. — А иногда просыпаюсь, потому что мне кажется, что он зовет меня, и я соскакиваю с кровати как молодой и бегу к нему.

— Королеве он не н-нравился, — задумчиво произнес король. — Она ревновала.

Традескант тактично промолчал, и король покосился на него.

— А твоя жена ревновала тебя к твоему господину?

Джон вспомнил Элизабет и ее долгую неприязнь к герцогу, ко всему, что он символизировал для нее: к роскоши, католичеству, расточительности и плотскому греху.

— О да, — подтвердил он с улыбкой. — Но женщины всегда или были без ума от его светлости, или становились его злейшими врагами, или и то и другое вместе.

Карл коротко рассмеялся.

— Это правда. Его отношение к женщинам было в высшей степени прискорбным.

Король и садовник улыбнулись друг другу. Король в первый раз взглянул Традесканту в лицо.

— В твоем «Ковчеге» есть какие-нибудь вещи Бекингема?

— Кое-какие растения из Нью-Холла и пара экспонатов с Иль-де-Ре, — осторожно ответил Традескант, понимая опасность этой темы. — Он отдал мне несколько вещей из своей коллекции. Что-то было ему не нужно, что-то было вторым экземпляром. Долгие годы я собирал для него коллекцию.

— Я заеду к вам, — пообещал король. — Вместе с супругой. У меня есть кое-что, тебе может п-понравиться, перчатки и еще…

— Это честь для меня.

Традескант низко поклонился. Когда он выпрямился, его величество смотрел на него так, будто они связаны общим секретом.

— Он был великий человек, очень-очень великий! — воскликнул король.

Видя его меланхолическое лицо, Традескант не решился открыть правду, точно так же, как поступали все прочие.

— Да, — кивнул он. — Бекингем был самым великим человеком в Англии и наилучшим образом соответствовал тому высокому положению, которое занимал.

Карл пошел прочь, не проронив больше ни слова. Традескант снова упал на колени, хотя этого уже никто не видел, так как король все удалялся. Когда он скрылся, Джон неуклюже поднялся на ноги. В холодную погоду его всегда беспокоило больное колено.

Пока Традескант жил в Отлендсе, его сын оставался в Ламбете. Джейн была теперь полноправной хозяйкой и вела дом с благочестивым усердием. День начинался с молитвы для всех обитателей дома; Джей читал Библию вслух, затем кто-нибудь — от самой молоденькой посудомойки до старшего садовника — молился экспромтом, в своей молитве сообщая свои пожелания присутствующим и обращаясь к Богу. В течение дня все в доме работали, а перед сном снова собирались на общую вечернюю молитву. Незаметно в доме изменилась даже манера одеваться. Слуги, естественно, копировали скромный приглушенный стиль Джейн.

Джей боялся, что отец, когда вернется, будет недоволен нововведениями, но никакого открытого неодобрения не последовало.

— Веди дом, как считаешь нужным, — разрешил Традескант невестке. — Теперь ты здесь хозяйка. Распоряжайся всем так, как тебе нравится.

— Думаю, это нравится всем, — пылко откликнулась Джейн.

С пониманием улыбнувшись, Традескант спросил:

— А если нет? Если кухарка и посудомойка, Питер, оба садовника и их помощник в придачу решат, что им куда приятнее танцевать, петь и пропустить по кружечке эля? Если нарядятся в зеленое и алое, украсят волосы лентой? Ты позволишь им?

— Я постараюсь наставить их на путь истинный, — напряженно произнесла Джейн. — И буду бороться за их души.

— То есть люди свободны в своем выборе до тех пор, пока их выбор правильный?

— Да, — подтвердила Джейн, но тут же поправилась: — Нет, не совсем так.

Джон снова улыбнулся невестке.

— Когда у тебя есть власть над другими, легко забыть, что они делают так, а не иначе, лишь из-за твоих приказов. Можно запросто принять послушание за согласие. Все в моем доме подчиняются тебе, как я велел. И вряд ли это нравится каждому. Но они подчиняются, ведь я распорядился. Однако сам я буду участвовать в молитвах только время от времени, когда возникнет внутренняя потребность.

— Я уверена, вы найдете утешение… — начала Джейн.

Джон потрепал невестку по щеке.

— Похоже, ты уже борешься за мою душу. А я хочу, чтобы мою душу оставили в покое.

— Хорошо. — Джейн улыбнулась, признавая свое поражение. — Желаете взглянуть на малыша Джона?

— Да, — кивнул Традескант.

Тогда Фрэнсис принесла младенца и осторожно положила его дедушке на колени. Малыш Джон уперся кулачками дедушке в грудь, откинулся назад и стал изучать его лицо.

— Он все еще не умеет правильно кушать, — пожаловалась Фрэнсис.

— Почему нет? — осведомился Традескант.

— Он все еще сосет, — пояснила Фрэнсис. — Он как маленький козленочек.

Джон улыбнулся внучке.

— Ты что, не любишь своего братика?

Фрэнсис теснее прижалась к деду.

— Да нет, он нормальный, — признала она. — Только мне не нравится, что все с ним так носятся. Но ведь ты все равно любишь меня больше всех, дедушка?