Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт

— Мы в Сирии, Санглар. Ты успел удалиться от Иерусалима на порядочное расстояние, прежде чем обессилел. Здесь страна шиитов, а суннитов гораздо меньше. Но ты напомнил мне, что нам предстоит долгий путь. Мне придется снова сковать тебя, поэтому прошу тебя не противиться, иначе я просто ударю тебя по голове и надену цепи, пока ты будешь в бесчувствии.

Сен-Клер пристально посмотрел на него, склонив голову набок:

— Есть ли у тебя имя, или я так и буду называть тебя Неверным? Меня, как тебе известно, зовут Сен-Клер.

— Зови меня Гассаном.

— Послушай, Гассан, что я тебе скажу: я пеший, без оружия и доспехов. К тому же мои жизненные силы — вернее, то, что от них осталось, — в совершенном упадке, поэтому я сомневаюсь, что мог бы сбежать от тебя, даже если бы очень захотел.

— У меня есть для тебя конь.

— Чудесно. Я признателен тебе за это, но я не смогу подняться в седло со скованными ногами.

— Ты сядешь в седло, и я скую тебя под брюхом лошади.

— Тоже не годится. Неудобно будет всем: и мне, и тебе, и коню. Согласишься ли ты оставить цепи при себе, если я дам свое благородное слово не пытаться убежать?

— Ты — и благородное слово? Слово христианского ференги?

Сен-Клер поморщился, фыркнул и наконец кивнул:

— Пожалуй, ты прав, и возразить мне нечего. Пусть будет слово не франка-христианина, а воина, которому дорого его доброе имя.

При этом Стефан прогнал воспоминание о том, как сам очутился здесь. К его удивлению, облаченный в черное шиит согласился без дальнейших колебаний:

— Договорились. Так ты обещаешь?

— Можешь не сомневаться.

— Вот и хорошо. Тогда уберем это, откуда взяли.

Гассан принялся засовывать кандалы в дорожную суму. Неожиданно он обернулся и бросил Стефану некий мелкий предмет:

— Это, случайно, не твое?

Сен-Клер перехватил вещицу на лету и в изумлении вытаращил глаза: у него на ладони лежал голубой камешек из подземелий Храмовой горы.

— Где ты это нашел? — тут же спросил он.

— У одного из скотов, которых я подстрелил сегодня ночью. Висело у него на запястье, но я сразу понял, что оно чужое.

Только сейчас Сен-Клеру пришло в голову, что, к стыду своему, он за все утро даже не вспомнил о судьбе своих бывших спасителей. Он огляделся, но нигде не смог обнаружить даже следа их пребывания.

— Где они? Что с ними случилось?

Гассан скривил губы в сардонической улыбке:

— Я случился, Санглар. С ними случился я. Но ты, наверное, хочешь узнать, где они теперь? Сегодня утром я привязал тела к лошадям и оттащил подальше от водоема, в пересохшее русло. Это довольно далеко отсюда, и вонь от их гниющих трупов до пруда не дойдет.

— А кто они, ты знаешь?

— Нет, понятия не имею. Просто кочевники, но не из окрестных земель, а откуда-то издалека. Вчера я попытался поговорить с ними, но не понял ни единого слова из их речей. Чужой язык и чужие люди. Впрочем, они сунниты, так что мир без них не обеднеет. Теперь пора в путь. Ты не против?

— Нет, но мне бы хотелось отыскать свой меч. Эта вещица была привязана к эфесу.

Гассан только покачал головой:

— Я не видел ничего похожего на меч ференги. У этих простаков и оружие было никчемное, жалкие железки. Если бы им попался в руки стоящий клинок, они бы его поберегли. Вероятно, ты отвязал этот камешек еще до того, как потерял меч. Собирайся, пора трогаться.

Сен-Клер еще помялся на месте, озадаченный хитросплетениями недавних событий, приведших голубое украшение обратно к нему, а затем взвалил на плечо увесистую суму с предназначенными для него кандалами и пошел вслед за Гассаном к двум великолепным белым скакунам и кучке верблюдов, привязанных в тени пальмовой рощицы. Гассан укрепил суму и два полных бурдюка с водой на спине одного из верблюдов, и весь караван направился на юг, дальше в пустыню.

СОУЧАСТНИКИ

1127 г.

ГЛАВА 1

Одо, епископ Фонтенблоский, неистовствовал в отнюдь не священническом гневе, меряя шагами Алисину спальню вдоль и поперек и нечленораздельно рыча. Больше всего ему хотелось запрокинуть голову и завыть от ярости. Он столь стремительно ходил взад-вперед, то и дело меняя направление, что шелковый подрясник развевался позади подобно плащу, спереди налипая на нагое тело. Его интимные части болели от Алисиного жестокого с ними обращения, и если совсем недавно Одо ощущал приятное бессилие и насыщение, теперь он страдал от обиды и несправедливого отношения. Эта стерва нагло оскорбила его и оставила мучиться одного — составлять ответ на выдвинутый ею ультиматум. В жару любовных судорог он не заметил, как некто вошел в спальню, и потихоньку вынес всю его верхнюю одежду. Теперь он не сомневался, что похититель — не кто иной, как эта старая карга, шлюха Эсфирь, бывшая нянька Алисы.

Одо ничуть не заботило, что старая сводня могла видеть его в постели с принцессой: он и так знал, что подобная картина для нее привычна. Нет, более всего его взбесило, что она украла его одежду и лишила всякой возможности уйти отсюда. Теперь он всецело зависел от капризов и милостей этой проклятой гарпии — ее хозяйки, находившей столько злорадного удовольствия в его унижениях.

«Одо, — величественно обратилась она к нему, — ты здесь в последний раз. С завтрашнего дня мы с тобой больше не встречаемся… по крайней мере, как сейчас… разве что я передумаю и позову тебя еще разок — тряхнуть стариной. Впрочем, я позабочусь, чтобы ты не скучал без меня. Я, видишь ли, скоро выйду замуж; мой жених — тот, кто просит моей руки, — уже на пути в Заморье. Таким образом, ты и сам понимаешь, что отныне мне придется поберечь репутацию и избавиться от некоторых дурных привычек. А ты, прелесть моя, и есть одна из таких привычек».

Скажите пожалуйста — жених! Кто, интересно? Какой-нибудь французский или итальянский хлыщ. Просит ее руки! Сама-то — блудница, а туда же — замуж собирается!

Одо был так зол, что горло его сжималось, грозя удушьем, и все истеричные, неистовые обвинения и вопросы застревали в нем невысказанными. Кто возьмет ее в жены? Какой мужчина в здравом рассудке захочет этого? Но ответ пришел сам собой: любой человек почтет за великое счастье хотя бы просто претендовать на брак с Алисой де Бурк и навалит перед собой гору трупов, только чтобы взобраться к желанной вершине.

Сегодня, пока он силился свыкнуться с новостью, она сидела и жадно наблюдала за выражением его лица и особенно глаз. Затем принцесса рассмеялась и хлестнула Одо мухобойкой, которой щелкала пронырливых песчаных насекомых.