Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров

– Я здесь, мой император, – подскочил ближе одетый в латы рыцарь.

– Пускай вперед своих наемников, пора.

По улицам разоренной слободы побежали ко рву десятки наемников с наполненными землей мешками. Щитами немцы не пользовались, зато были в кирасах и шлемах, а потому посыпавшийся сверху град стрел особенного вреда не причинял. Сразу, конечно же, появились раненные в руки и ноги – но ничего смертельного. И домой воин живым вернется, и пару золотых отступного за увечье в кошельке принесет.

Вода заплескалась, пошла волнами, тут и там обнажая дно. Стало ясно, что ров уже давно не чистили. А может статься, и чистили – до только так, что выделенное казной золото ушло в карманы подрядчиков и наместника. Поди под мутной зеленой водой разбери, сколько земли вынуто, на какую глубину и где прокопано?

– К вечеру заполним, – вернувшись, отчитался барон. – Мешков с землей запасено с избытком.

– Коли с избытком, делайте дамбу шире, – ответил Вожников. – Потом самим удобнее будет на штурм идти.

– Слушаюсь, мой император!

Пушки жахнули снова, выплеснув белые густые облака дыма. Дождавшись, пока они развеются, Егор прищурился, вглядываясь в стену, потом усмехнулся:

– Ничего, на хитрую дырку есть гвоздь с винтом. Дадим еще пять-шесть залпов в одно место, а когда камень разрыхлится, всадим туда бомбами. Они взорвутся за стеной и разнесут башню изнутри. Давайте, други, не ленись! Заряжай!

Однако к тому времени, когда внешний участок башни стал похож на изъеденное термитами бревно, к городу подкрался вечер. Чтобы штурм не утонул в ночной темноте, решительный удар Вожников отложил на утро.

С первыми солнечными лучами ко рву стали подтягиваться латники Савойского, Лотарингского и Миланского полков. Вскоре на берегу перед засыпанным рвом не было видно земли из-за зловещего блеска железных кирас, шлемов и алебард. Великий князь самолично навел орудие, заряженное накануне разрывным снарядом: пудовой железной гранатой, полой внутри. Плотно набитая в сердцевину пороховая мякоть запаливалась специальной серной трубкой-замедлителем, вкрученной в хвостовик. При выстреле она загоралась от заряда в стволе, после чего огонь несколько мгновений добирался до содержимого. От фитилей в этом деле русские пушкари отказались – оказались слишком ненадежны.

– Пали, – скомандовал Егор, отходя на несколько шагов против ветра, подальше от будущего дымного облака.

Орудие жахнуло грохотом и пламенем, в изъеденной накануне ядрами стене появилась еще одна дырочка.

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять, – по очереди загнул пальцы великий князь.

Оглушительный взрыв выбил дымом все окна башни снизу доверху, с верхней боевой площадки взметнулись вверх, крутясь в воздухе с растопыренными руками и ногами, разбрасывая сапоги и шлемы, десятка полтора человеческих тел. Имперские латники встретили это зрелище восторженным ревом и, не дожидаясь команды, ринулись вперед…

Атака захлебнулась, не успев толком и начаться. Башня лишилась своих защитников, перекрытий, оружия – но устояла, по-прежнему охраняя безопасность города. А небольшая пробоина в полторы сажени диаметром, возникшая на месте разбитой ядрами кладки, после короткой схватки оказалась за горожанами. Те пиками отогнали нападающих от стены и быстро забросали отверстие мусором. После взрыва башни мусора в ней, естественно, имелось в достатке.

И тут со стороны приречных ворот растянутой тройной канонадой грохнуло несколько залпов. От императорского шатра, с пушечной позиции, было отлично видно, как ливень ядер и картечи буквально снес лопату поднятого моста вместе с воротами за ними. Полсотни ратников в островерхих шеломах промчались по стационарным пролетам, метнули вперед штурмовой мостик, закрывая провал. Зазвучал переливчатый свисток, атакующие дружно упали. Над их головами шарахнул еще один залп, выплескивая картечь в темное пространство под надвратной башней и на улицы за ней. Ратники поднялись и ринулись дальше, вперед, в беззащитное нутро богатого ремесленного города.

Вслед за первым отрядом по мостку перебегали вперед все новые и новые воины. Сверху по ним пытались стрелять лучники, но очень скоро схватка перекинулась наверх, на боевую площадку, после чего прекратилась. Ворота были захвачены. А значит – и весь Ним.

– Федька, – подманил кравчего Егор. – Сходи, узнай, кто все это учудил. Остальным отбой. Пушки можно паковать в дорогу. От всех нас тут теперь пользы, как от козла молока. Остается только выпить за здоровье победителей.

Виновников торжества Федька привел пред великокняжеские очи вскоре после полудня.

– Смоленский полк ворота взял, под рукой наместника псковского княжича Константина Дмитриевича! – доложил кравчий, поклонившись в сторону сына московского князя, одетого в мелкопластинчатый бахтерец и татарскую мисюрку, с алым плащом на плечах. Княжич был красавцем, с тонкими чертами лица, густыми бровями, широкими скулами. Крохотные бородка и усы стрижены по западной моде, коротко и остро.

Егор, скрупулезно соблюдая условия договора с Юрием Дмитриевичем, князем Звенигородским, в дела Москвы, Смоленска и Галича не совался, позволяя союзнику чувствовать себя в своей вотчине полноправным правителем. Но боярам великого воеводы тихий и спокойный омут казался тесным. Им хотелось побед, славы, новых вотчин. Вот и перебирались один за другим из-под московского крылышка ко двору великого князя и императора. Другого места для карьеры у знатного человека ныне просто не было.

– Помогли же ему в сем пушкари Амос из Новгорода и Биляр Таис-мирза, мастер булгарский, магометянской веры.

– Ага! – расплылся в довольной ухмылке кривобокий новгородец. Таис-мирза лишь слегка склонил голову.

– Какое еще «ага»?! – вспылил Вожников. – Ты с кем разговариваешь?! Обращаться нужно «мой император»! Или «великий князь»! И кланяться нужно своему властителю, а не драпать от него, как заяц от лисы, едва только слово нужное услышал! Слово же «княже» лишь для знатных и близких слуг допустимо, а не для пушкаря залетного!

– Ага… – испуганно втянул голову новгородец.

– Тьфу, – раздраженно отвернулся от него Егор, кивнул псковскому наместнику: – Что за своевольство, Константин Дмитриевич? Думаешь, мне по нраву будет, коли я не знаю, что мои рати собственные делают? Я силы в одном месте прикладываю, рати лучшие – в другом коплю, а в итоге старания мои прахом идут! Наказать бы вас… Да победителей не судят. Хвалить приходится. Молодцы, ловко провернули!

– Рады услужить, мой император, – с достоинством поклонился довольный, как сытый кот, княжич.

– Со своевольством своим, Константин Дмитриевич, ты мне в общей рати токмо мешаться будешь, – вздохнул великий князь. – Посему повелеваю тебе взять полки смоленские, владимирские, псковские и новгородские и идти с ними на Алес, Мийо, Родез и Каор. Опосля на Тюрен и Тюль выступать планируй, но окончательно сие решу по обстоятельствам, к тому времени сложившимся. Опираться в сем будешь на Биляра Таис-мирзу и Амоса новгородского. Пушкари,