Эдо 2103 (СИ) - Елизавета Коробочка

нее, и затем порылась в карманах. Оттуда она достала телефон и продемонстрировала на побитом экране сумму, которую она, судя по всему, была готова перевести на счет Акеми за эту небольшую услугу — и там значилось…

Пятьдесят тысяч. За какие-то дешевые препараты.

Жадность до добра не доводит, напомнила себе Акеми и облизнулась, и затем резко бросила:

— Что тебе нужно, говоришь?

Ну точно, как и ожидалось — всякая дешевка. Акеми медленно кивнула, и, еще раз с сомнением взглянув на девушку перед собой, пробормотала, чтобы та подождала ее здесь. Но гостья и не собиралась никуда идти, судя по всему, провожая ее все тем же пристальным взглядом. Внутри она покосилась назад и бросила Сатоши:

— Постой у двери, будь добр?

И набрала необходимое. Конечно, она была только рада избавиться от всего этого за такую цену, но все это было как-то подозрительно. Почему именно у нее? Бред. И, набрав все в простой пакет, она вышла обратно, где незнакомка даже не сдвинулась с места, продолжая буравить ее странным отсутствующим взглядом.

Но через мгновение, когда Акеми оказалась рядом, она словно «проснулась» — и резко скосила взгляд в сторону стоявшего у дверей Сатоши. На лице ее не дрогнул ни единый мускул, но что-то в нем изменилось, словно в глазах — так пристально и хищно она не смотрела даже на Акеми. Отвлеклась лишь когда перевела деньги (на имени владельца счета Акеми увидела «Хэнми») — и взяла пакет, быстро проверив, все ли там было.

Рука у нее была из хрома, поняла Акеми. Увидела, приблизившись. И едва коснувшись при передаче пакета.

Словно содранная синтокожа.

— Больше никому не рассказывай об этом месте, — нахмурилась Акеми. Лицо Хэнми смягчилось, и с кривой ухмылкой она бросила:

— Я подумаю.

— Все равно съезжаю.

— Жа-а-аль…

Лицо ее при этом исказилось в странной эмоции, скуке и настоящем недовольстве. Но больше она ничего не произнесла; и, одарив ее странной улыбкой на прощание, направилась прочь, в темноту. Некоторое время Акеми следила за ней взглядом, но затем дернулась и крикнула:

— Кто тебе вообще сказал об этом месте? Эй!

— Кто знает? — Хэнми даже не повернулась в ее сторону. — Я уже и не припомню. Кажется, был один старикашка…

Больше незнакомка ей так ничего и не сказала.

В башне «Накатоми» сегодня было на редкость шумно. Раздражающе.

Все потому, что в кабинете одного из директоров, Нирэхары, шел диалог. Между ним и Хабакири, который влетел в кабинет, словно буря. Резким шагом подойдя ближе к широкому столу из настоящего дерева, провожаемый равнодушным и спокойным взглядом Нирэхары, Хабакири остановился совсем близко и разъяренно прошипел:

— Я не потерплю предательства, брат! — Нирэхара лишь вскинул бровь, не двигаясь, и на виске у того забилась жилка. — Я могу многое тебе простить. Все эти твои замашки, ссору с отцом, со мной! Но то, что ты устроил?! Этому нет прощения!

Кулаком он ударил по столу, отчего ручки на том раскатились в разные стороны.

Не обращая внимания на его гнев, Нирэхара аккуратно взял одну, вторую. Он вернул их на место, положив так же ровно, как они лежали до этого, и затем поднял все тот же спокойный взгляд на брата.

— Почему ты так уверен, что это я?

— А кто еще?! Кто еще несанкционированно послал туда целую кучу наших ребят?! Кто еще весь на говно изошелся, лишь бы отец не стал сегуном?! Кто тут вцепился всеми руками в корпорацию и хочет стать следующим наследничком, а?!

Перегнувшись через стол, Хабакири склонился к Нирэхаре, практически вплотную, и уставился прямо в глаза, дыша очень громко, едва не переходя на рык. Но тот и бровью не повел, лишь скривив рот в легкой насмешливой улыбке.

— Забавно. Как и отец, ты постоянно действуешь и слишком мало думаешь, — он откинулся назад. — Я к этому не причастен. В конце концов этот меч — часть «Аматэрасу», и его потеря для нас — досадное неудобство. Рано или поздно мы вернем систему и сможем отследить, кто стал его новым владельцем. Когда мы это сделаем, Хабакири, когда мы отследим меч, я передам эту информацию тебе. И ты сделаешь с вором все, что захочешь. А сам клинок? Сможешь вернуть его отцу или оставить себе.

Рот Хабакири медленно исказился в оскале.

— Что значит «оставить себе»?!

— Отец уже стар, Хабакири, — Нирэхара смерил его взглядом. — Его ум не такой острый, как прежде, в отличие от тебя. Я думаю, ты был бы неплохим новым сегуном.

Волосы у того распушились от гнева, и медленно он пророкотал тоном, будто никак не мог поверить в услышанное:

— Как ты… смеешь говорить так об отце…

— Ты и сам видишь, — оборвал его тот. — Ему нельзя установить имплантов. Он стареет с каждым днем. Все это его безумие с титулом сегуна и прочее… Мы можем обернуть его себе на пользу. И взять его наследство с собой. Повести «Накатоми», сделать их еще более великими.

— Ты змея! — взъярился Хабакири и отшатнулся. — Не думай, что я так просто это оставлю!

И, одарив Нирэхару взбешенным взглядом, стрелой вылетел из кабинета, напоследок громко хлопнув дверью. Следом, повисла тишина.

Нирэхара продолжил смотреть в сторону выхода, слегка улыбаясь. Не каждый день удавалось посеять сомнения в душе братца. Затем, улыбка пропала с его уст, и он опустил взгляд вниз, на собственный планшет. Сделал пару движений, пока, наконец, перед ним не высветился один из контактов.

Мотизуки Тиемэ.

Он коснулся кнопки вызова.

Но не только на вершине небоскреба «Накатоми» кипела жизнь.

Ниже, гораздо ниже, сгорбленный старик добрался до лифта. Еще твердой рукой он нажал кнопку, и двери перед ним отворились, впуская внутрь, а затем двинулся вниз, на нижние подуровни небоскреба. Один, два… Пока, наконец, не остановился на подуровне «10.8».

Он знал, куда направлялся.

Впереди его ждал огромный зал; было слышно, как гудели охлаждающие элементы, как стрекотали лопасти. Старик двинулся прочь, мимо — не смотря в сторону огромных массивов серверов, размером с небольшое двухэтажное здание, игнорируя бегущие по стенам и полу провода. В этом царстве прогресса он, маленький архаичный старик, выглядел нелепо, не от мира сего. Но ему было все равно. Его цель ждала его в центре этого огромного круглого зала — где на постаменте сидела фигура. Со скрещенными ногами, одной рукой на уровне живота, сложенной в молитвенном жесте. От ее головы шло множество проводов, что ветвились все дальше и дальше, словно корни дерева, пока, наконец, не уходили вверх, где и скрывались в темноте