Крик души - Сьюзен Льюис

Когда такси отъехало от дома — Спенс сел впереди, а Никки и ее родители сзади, крепко держась за руки, — Никки отчаянно взмолилась о том, чтобы вечером они вернулись домой в том же составе.

Поездка в центр Бристоля заняла целых полчаса, главным образом из-за большого количества машин в час пик и дорожных работ. Они ехали молча, поскольку никто не хотел обсуждать дело в присутствии таксиста, да и говорить им было особо не о чем. Исход дела находился сейчас в руках суда присяжных — или, точнее, окажется в их руках, как только адвокат и прокурор произнесут заключительное слово.

Услышав хрипы в груди отца, Никки обернулась и посмотрела на него, испугавшись, что он страдает сильнее, чем признается. Он слегка кивнул ей, словно говоря, что все в порядке, но она все равно волновалась, потому что напряжение судебного процесса, случившегося после того, как отец потерял дом, бизнес и фактически весь капитал, оказалось для него слишком сильным. За последние два месяца его дважды госпитализировали, оба раза с подозрением на инфаркт, но, к счастью, выяснилось, что это всего лишь приступы паники, вызванные нервным перенапряжением. Однако врачи предупредили Адель, что кровяное давление пациента вызывает серьезное беспокойство; ко всему прочему, Грант терял вес из-за того, что почти не мог есть.

Когда они приехали, вокруг здания суда толпились репортеры как местных, так и национальных СМИ, потому что это дело вызвало большой общественный резонанс. Адвокаты советовали им не смотреть новости и не читать газет, потому что стиль рассчитанных на сенсацию сообщений мог навредить пониманию происходящего и подорвать их боевой дух.

Итак, опустив, как обычно, головы, они прокладывали себе путь в толпе; Никки крепко держалась за руку Спенса, Адель — за руку Джереми. Они игнорировали все вопросы и направленные на них камеры, пока не оказались в здании суда. Сотрудник службы безопасности просканировал их сумки и пальто, после чего пропустил в центральный зал.

Джолион Крейн приехал несколько минут спустя и, обменявшись с клиентами рукопожатием и наградив уверенной улыбкой, провел их в пресс-центр на втором этаже, с чего начинался каждый день на этой неделе. Помещение было небольшим, но вокруг стола хватало места, чтобы усадить восемь человек, а на подносе их ждали термосы с чаем и кофе — один из помощников Джолиона готовил их каждое утро, прежде чем начиналась встреча.

Первые несколько минут Джолион посвятил короткому пересказу событий предыдущего дня: он объяснил важность свидетельства миссис Адани и то, почему ее оценка состояния здоровья Зака и ситуации в доме так важна для защиты, несмотря на то что миссис А. была свидетелем обвинения. Затем вошел Адам Монк, их барристер[16], уже в традиционном парике и мантии, как всегда, спокойный и торжественный. Однако за этой степенностью скрывалась осторожность, которая с самого начала вселила в Никки веру в него. Ее отец тоже чувствовал себя увереннее в присутствии Монка, который вел себя решительно, но не покровительственно, а его английский язык произвел на них всех глубочайшее впечатление. Фактически, за прошедшую неделю, уважение Джереми к молодому человеку достигло почти преклонения и обожания, и, когда Никки заметила это, она была очень тронута. Однако она не могла не размышлять о том, изменится ли отношение ее отца к адвокату в конце дня.

Рассказав им, что должно произойти в следующие несколько часов, Монк отвел в сторону Джолиона Крейна, чтобы обсудить с ним заключительное слово, которое они готовили до поздней ночи. Затем Джолион, выступавший в роли помощника Монка, ушел в гардеробную, оставив в пресс-центре клерка: тот наливал кофе всем желающим — хоть как-то успокоить нервы.

В девять сорок пять двери в зал суда открылись, и все начали регистрироваться. Места для прессы и публики снова быстро оказались забитыми до отказа, а скамьи для адвокатов вскоре заполнились юристами в черных мантиях и завитых париках, а также клерками в темных костюмах и белых рубашках. В настоящий момент скамья судьи была пуста, но величественный герб позади нее был столь же королевским и пугающим, как и сам судья, достопочтенный сэр Марк Ледел, кавалер Ордена Британской империи. Адам Монк, королевский адвокат, сообщил им, что Ледел справедливый человек, проявляющий склонность к вынесению достаточно мягких приговоров, и совершенно ясно, что именно такой судья и устраивает их, учитывая обвинение в непредумышленном убийстве, совершенном в состоянии аффекта.

Не поднимая глаз всю дорогу до скамьи подсудимых, куда ее вели под конвоем, Никки попыталась черпать силы из того факта, что сегодня здесь собрались самые близкие ее друзья: не только Дэвид, Дэнни и миссис А., но и целая толпа ребят с «Фабрики» и даже несколько соседей. Она знала, что ее поддерживает не только Спенс, ее самая надежная опора, но и, конечно, ее родители; и даже сержант уголовной полиции МакАллистер, которую она увидела, прежде чем войти сюда, дружески улыбнулась ей. Никки понимала: никто не хочет, чтобы ее признали виновной, но закон есть закон, поэтому должны быть соблюдены все требования судопроизводства. Хотя в глубине души она знала, что за прошедшую неделю была озвучена отнюдь не вся правда.

— Всем встать!

Когда присяжные встали и в зал вошел судья в красной мантии и в парике из конского волоса, Никки чувствовала, что от страха у нее подкосились колени. Она почти пожалела, что настояла на своем, но уже было слишком поздно что-то менять, и даже если бы это было возможно, в глубине души она знала, что снова поступила бы так же. Она бы никогда не смогла продолжать вести обычную жизнь, если бы ее отец попал в тюрьму, страдая так, как она даже не хотела себе представлять. Не то чтобы она смирилась с тем, что он сделал с Заком, но она не снимала вины и с себя: ведь, если бы она тогда взяла Зака к себе в спальню или осталась с ним и спала на диване, то, возможно, он все еще был бы с ними. И как бы настойчиво и раздраженно Спенс и ее мать ни пытались отговорить ее от этого решения, она не поддавалась. Самый сильный аргумент привел ее отец, который приказывал, просил и даже угрожал ей: она должна образумиться и позволить ему заплатить за то, что он совершил.

— Ты говоришь, что не сможешь продолжать жить своей жизнью, думая о том, каково мне сидеть за решеткой! — закричал он. — Но разве ты не понимаешь, что я тоже не смогу так жить — если это произойдет с тобой? Как ты считаешь, как я смогу жить, зная, что ты платишь за преступление, которое совершил я?

— Этого не произойдет, — выдвинула она запасной аргумент, мысленно молясь о том, чтобы не ошибиться. — Поскольку я мать Зака, присяжные отнесутся ко мне с большей симпатией, и даже если мне вынесут обвинительный приговор, то, возможно, срок будет небольшим.