Дремучие двери. Том II - Юлия Иванова

— Будьте с ним почаще, — сказал лечащий врач, — Близкий человек рядом — это очень важно в период реабилитации. Ну а всё прочее — наше дело.

Когда Дениса выписали из стационара, они поселились уже в двухкомнатном номере — /в Златогорье полагалась отдельная комната на человека, начиная с 16-ти лет./ Ему очень понравилось, что он может сам на компьютере выбрать планировку и стиль мебели, обои, интерьер. Он подбирал эти картинки как ребёнок, а видеостена «Море» и вовсе его заворожила — Денис часами нажимал кнопки — штиль, барашки, шторм… Игрушка была дорогая, но ему, «больному в период реабилитации», выписали на месяц бесплатно, как лекарство. Они «слушали море», вспоминали Гагры, тамошних друзей, съёмки, вспоминалось только хорошее. Муж… Почти с сорокалетним стажем. Конечно, она его любила — всё более крепло ощущение, что она за него в ответе перед Небом.

Мы ответственны за тех, кого приручили и кого на себе женили… Иоанна начинала понимать смысл христианского слова «любить» в значении «жалеть». Помочь, поддержать, взять под крыло. Заботиться, терпеть и прощать. Перед этим новым чувством, когда ревнивое «владеть» сменилось поначалу безразличием, отчуждением, потом современным вариантом «Одиссеи» — может, вернётся завтра, а может — никогда, — перед ним как-то потускнело всё, вроде бы объединявшее их прежде — совместная работа, друзья, собственность, воспоминания, Филипп, внуки. Просто Денис сейчас нуждался в ней, она ничего не знала о его забугорных друзьях и подругах — наверняка, всё было, но это тоже не имело никакого значения, как и то, что он, видимо, всегда был из другого теста. Ни прежней тусовке, ни свекрови, ни Филиппу с внуками, в общем-то, не было до него дела, разве что Лиза с её жертвенной жалостливостью примчалась бы, но просто не имела такой возможности.

У Дениса никого, кроме Иоанны, не было — кажется, и он это вдруг понял, в их отношении появилось нечто трогательное — ну прямо популярные когда-то львёнок Чандр и собака Тобик. Не слишком эстетичные тапки, халаты, тёплые кальсоны и грелки вошли в атрибуты их новой совместной жизни, но и это, похоже, не имело значения. Ничто не имело значения, кроме этого: «У него никого нет, кроме меня»…

И ещё она знала, что здесь, в земной жизни, расстанется с ним навеки. Там, за чертой, по ту сторону окна летящей к Москве электрички, она ступит на узкую закатную тропинку и побредёт вслед за Ганей навстречу Огню. И если Господь не простит её, если скроется навсегда Ганя за пылающим горизонтом, а она останется одна, и сойдёт вечная тьма, и только рыжий дух Альмы заскулит, ляжет у ног, она всё равно будет вечно ждать Ганю в кромешной этой тьме, как мама письма от убитого отца. В горячей вере, что Ганя ее отмолит, упросит Господа зачеркнуть, изгладить из Книги Жизни смертные грехи её — и убитых во чреве детей, и гордыню, и Антона, бесовское это наваждение, в котором она не раз каялась. И, каясь, каждый раз в смятении изумлялась, что этот крутой эротический сериал — из её жизни.

— Союз Исповедников Закона Неба. Мы называем Изанию «Союзом». «Братство» — чересчур, «содружество» — не то. Именно «Союз». Наследников лучшего в разрушенном СССР. Тех, кто по-прежнему готов восходить на Зов…

— Красиво и абстрактно.

— Истина вообще непостижима. Она в том, чтобы идти на Её Голос вечно. Отдать Ей жизнь, познав, что счастье — всё отдать Истине. Именно в этом.

— «Мечта прекрасная, ещё неясная»?

— «Сказку сделать былью», а не драчка за место под солнцем. Союз Избравших Небо, вот что такое Изания. Всех, независимо от вероисповедания.

«Хлеб насущный» — СРЕДСТВО. Реализованные, умноженные и ДАРОМ РОЗДАННЫЕ ДАРЫ Неба — средство. Борьба с грехом как с заразной болезнью, добровольное обречение себя на внутренний карантин, аскезу, воздержание — то же всего лишь средство достичь вершины. Царствия. Умножение жатвы Господней — цель. То есть исполнение Замысла.

«Да приидёт Царствие Твоё, да будет Воля Твоя на земле как на Небе». Это Царствие «внутри вас есть». Оно начинается здесь, на земле, с высокого, радостного, благодатного состояния выздоравливающей, ставшей на Путь души, освободившейся от тяжкого груза дурной материальной бесконечности и от страха смерти.

Воспитание с раннего детства аллергии на жадность, эгоизм, тщеславие, гордость и прочие последствия первородного греха. Пусть скупость станет бережливостью во имя Жатвы, тщеславие — лидерством, правом вести в бой воинов Неба и взвалить на себя самую тяжкую ношу. Богатство, имение — правом послужить ими Делу Неба…

Да, мы сильны и горды, ибо мы — воины Неба, но мы смиренны и послушны Военачальнику. И, сила наша «в немощи совершается».

Богатство наше — в банке Небесном. Не грех, не золото, а сокровища Неба станут стимулом развития общества. Революционеров Духа.

Отношение к «вампирам». Осиновый кол — символ. Пригвоздить, обезвредить, лишив возможности пожирать чужие жизни. Потенциальный хищник сидит в каждом из нас, — бацилла первородного греха. Каин, из зависти убивающий Авеля, брата своего, отвергнутый за это Царством.

Вурдалаки боятся Света. Мы будем освобождать Свету путь, распахивать окна и души, разрушать стены тюрьмы духа — пусть вампиры бегут, корчась от обличающего луча. Те, кому суждено сгореть — сгорят, иные уползут в норы, затаятся от страха, но многие — исцелятся. Мы свято верим в благодатную силу Света, в то, что Он сильнее тьмы. В то, что Он не только Огонь исцеляющий, преобразующий, но и Абсолютная Любовь. Спасающая, животворящая всех, жаждущих исцеления.

Выдержавшие испытание Светом обретут Свет и Жизнь.

Вампирия пасёт и взращивает грех, делая на нем деньги. Она стрижёт купоны со всего, что осуждено и проклято Небом. Пастбища её смертельно ядовиты, её жатва — геенна и смерть.

Мы не только наследники Святой Руси, но и Великого Октября. Руси созидательной и творческой, её духовного наследия. «Мир насилья разрушим, оковы тяжкие падут»… Да, это и наши мечты, но конечная цель — за пределами эмпирического мира. Умножение Божьей Жатвы, формирование младенца Богочеловечества, зреющего в утробе обречённого мира.

Мир насилья, цепи, оковы — это служение Мамоне, идолопоклонство. Это — цепи сатанинские, и Небо поручило нам облегчить бремя для каждого обратившегося к нам за помощью.

Заветный путь к Свободе указан в Господней молитве «Отче наш». Лишь самое необходимое на сегодняшний день завещано нам просить у Неба; всё ненужное, лишнее — отвлекающая от Замысла дурь… Освобождённое время, творческий потенциал, глубины разума и духа — на преображение мира…

И конечно, дела милосердия, потому что скорби, болезни, лишения, бедствия посылаются Творцом во спасение ИЗБРАННИКУ. Это Зов Неба, и мы призваны сделать всё возможное и невозможное, чтобы избранник это осознал и выстоял.

Разные принципы разных цивилизаций: состояться, чтобы получить весь мир, потеряв Небо, и состояться, чтобы отдать всё Небу, обретя Его.

Спаситель отказался от всех богатств и благ земли, от власти над миром, указав нам путь в Небо. Нести свой крест на свою Голгофу. Но «бремя Моё легко есть»…

Отношение к иноверцам: я перерабатываю самое ценное в культурном и религиозном опыте человечества через свой личностный опыт, через свой Символ Веры. Это — верный угол зрения, а не зашоренность.

Некоторые тоталитарные режимы подобны ядерному котлу, в котором бурлит скованное зло, не находя выхода. При разрушении котла начинается цепная реакция зла. Ну, а нынешняя власть старательно прививает «окамененное нечувствие» ко злу, постоянно поднимает через СМИ планку «допустимости зла», фиксируя действительность как сплошной многосерийный ужастик.

Когда кто-то по велению сердца, добровольно, берёт на себя часть бремени другого, неважно, ближнего или дальнего, ибо «ближний тот, кто в данный момент нуждается в твоей протянутой руке», — это и есть любовь свыше. Но существует некая грань, когда на тебя норовят взобраться и ЕХАТЬ в ущерб Замыслу. Человеколюбие превращается в грех чсловекоугодия.

Почему даже церковь, когда речь идёт о показе по телевидению непотребного кощунственного фильма, говорит о «нарушении прав верующих»? Почему играет по их правилам вместо того, чтобы напомнить, что Бог, конечно, «поругаем не бывает», но тем, от кого исходят соблазны, «лучше бы вообще не родиться». Потому что, когда уходит Господь /Спаситель и Хранитель/, в незащищённый дом врываются все силы ада, как в гоголевском «Вие», и начинаются неисчислимые бедствия. Мало их пережила наша несчастная Родина!

Служение собственной падшей природе убивает прежде всего саму личность, её душу. Гоголевский «Портрет», «Портрет Дориана Грея», «Шагреневая кожа»… Ставка здесь — талант и судьба в вечности. Смерть вторая. То есть с духовно-религиозной точки зрения — обвинение на Божьем Суде, духовное банкротство /притча о талантах/, когда нечем отчитаться перед Господином. Лишь «сеять разумное, доброе, вечное» — сеять в Жизнь.