Безумный корабль - Робин Хобб

— Там просто несколько ничего не значащих слов… Ибо чувства мои таковы, что бумаге доверить их я не осмеливаюсь.

Вот так-то. Пускай все же надеется. Ни на что другое в этот жаркий день у нее сил уже не осталось.

Дейла взяла записку и спрятала в рукаве. Потом обежала глазами комнату.

— Ну, — сказала она разочарованно, — пойду я, пожалуй, домой…

— Верно, сегодня из меня плохая хозяйка, — согласилась Малта. — Я тебя провожу.

У двери Дейлу ждала коляска, запряженная пони, и при ней кучер. Это было нечто новенькое. Семья Треллов определенно собиралась представить Дейлу взрослому кругу на летнем балу. На том же самом балу собирались представить и Малту. Они с мамой уже потрошили какие-то старые платья, изготовляя ей бальный наряд. Новенькими будут туфельки, шляпка и веер… по крайней мере, она на это надеялась. Надеялась, ибо нынче ни во что твердо верить было нельзя. Еще она заранее представляла, как поедет на этот бал в старой карете Давада Рестара… Очередное унижение, о котором прямо сейчас не хотелось даже и думать.

Дейла обняла ее на пороге и чмокнула в щечку, причем сделала это так, словно лишь недавно обучилась подобному поведению. «Может, так оно и есть», — с горечью подумала Малта. Многих юных девушек из лучших семей обучали некоторым тонкостям этикета как раз перед официальным введением во взрослую жизнь. Вот вам и еще одна мелочь, которой она, Малта, окажется непоправимо лишена. Она закрыла дверь, когда Дейла еще махала ей на прощание своим новеньким веером. Мелкая месть, однако некоторым образом ей полегчало.

Она отнесла присланный Сервином кошелечек к себе в комнату и высыпала монетки и перстеньки на покрывало постели. Их было столько же, сколько и в первый раз. Малта смотрела на них и гадала, как бы привнести этот маленький вклад в обеспечение работ на корабле, не объясняя, откуда деньги. Она нахмурилась… Неужели она не способна хоть что-нибудь сделать правильно? Малта ссыпала монетки и побрякушки обратно в кошелек и сунула его в свой сундучок для белья. Улеглась на постель и принялась думать.

День стоял удушающе жаркий, а работы, между прочим, еще было полно. Надо было пропалывать огород, собирать пряные травы и развешивать их сушиться, связывая в пучки. Да и платье для летнего бала оставалось еще наполовину незавершенным… Что касается этого последнего, то после созерцания очередных обнов Дейлы у Малты попросту опускались руки. Ей казалось, все сразу должны были заметить, что платье перешито из старья, залежавшегося в сундуках. Она поневоле вспомнила, как мечтала о своем появлении на первом в жизни летнем балу. О-о, она должна была войти в зал, облаченная в совершенно невероятное платье, — и непременно под руку с отцом… Она горестно улыбнулась и закрыла глаза. Уж не проклятие ли какое висело у нее над головой? Все прекрасное, заманчивое и волшебное, что она когда-либо себе воображала, неизменно уплывало у нее из рук!

Уже сонно она принялась перечислять про себя свои последние разочарования. Ни тебе дивного платья, ни своей кареты для бала. Ни великолепного отца-капитана, чтобы сопровождать дочь. А Сервин!.. Как он оплошал перед ней! Не мог даже сообразить, олух, в какой момент следует поцеловать девушку. И Рэйн не подумал откликнуться на ее отчаянный зов… Зачем, спрашивается, нужна такая жизнь? Куда ни кинь — всюду клин. Она обречена на жалкое существование, которого не в силах изменить. И день такой жаркий. Она точно задохнется сегодня, она уже задыхалась. Как душно…

Она хотела повернуться на бок, но не смогла. Места не было. Недоумевая, она попыталась сесть, но и этого не получилось: голова стукнулась о преграду. Она зашарила вокруг, но под руки попадалось только влажное, изодранное в клочья дерево. Тут до нее дошло, что сырость происходила от ее собственного дыхания. Она открыла глаза: кругом была чернота. Она заперта здесь, заперта, и никому не было до нее дела! Она забилась, пытаясь вырваться из ловушки:

«Помогите мне! Помогите хоть кто-нибудь!.. Выпустите меня!..»

Руками, ногами, локтями, коленями она колотила и толкала стенки своей тюрьмы… ничто не поддавалось, зато пространство, в котором она была заключена, сразу стало казаться еще теснее. И воздух, которым приходилось дышать, успел уже неоднократно побывать в ее легких и оттого был влажным и теплым. Малта попробовала завопить, но чуть не задохнулась…

«Это сон! — сказала она и принудила себя к полной неподвижности. — Это сон. На самом деле я лежу в собственной постели и мне ничто не грозит. А все, что требуется, — это взять и проснуться. Прямо теперь. Взять и проснуться!»

Она изо всех сил задвигала глазными мышцами, пытаясь поднять веки. Это оказалось невозможно. А поднести руки к лицу — не доставало места. Ее дыхание участилось от страха. Она начала всхлипывать…

Вот теперь ты понимаешь, почему он должен меня выпустить? Помоги же мне! Заставь его меня выпустить, и я тоже тебе помогу! Я верну тебе и твоего отца, и корабль. Все, что от тебя требуется, — это убедить его выпустить меня…

Малта узнала голос. Тот самый голос, чье эхо отдавалось во всех ее снах со времени той сновидческой встречи с Рэйном.

«Отпусти меня! — взмолилась она к драконице. — Дай мне проснуться!»

А ты сделаешь так, чтобы он помог мне?

«Он говорит, что не может! — Малте едва хватало дыхания, чтобы произнести это. — Я думаю, он охотно сделал бы это, если мог!»

Заставь его найти способ!

«Я не могу!.. — Малта задыхалась, к ней подбиралась темнота еще чернее той первоначальной. Она теряла сознание. Сейчас она так и задохнется прямо во сне. Можно ли упасть в обморок, если спишь?… — Отпусти меня! — из последних сил слабенько закричала она. — Пожалуйста! У меня все равно нет никакой власти над Рэйном! Я не могу ни к чему принудить его…»

Драконица рассмеялась глубоким раскатистым смехом.

Не глупи! Он всего лишь самец. А мы с тобой — мы королевы. Мы рождены для того, чтобы подчинять себе наших самцов. На том зиждется равновесие мира. Подумай об этом! Ты отлично знаешь, как добиться того, чего тебе хочется. Так добейся! Освободи меня!

На этом Малту внезапно вышвырнуло из тесного узилища в черную пустоту. Стены подевались неизвестно куда. Она замахала руками в поисках опоры, но ухватиться было не за что. Так она и падала какое-то время сквозь непроглядное нигде, только ревел в ушах стремительный ветер…

А потом неожиданно свалилась на мягкую, податливую поверхность. И открыла глаза в собственной спальне. По-прежнему стоял жаркий день, и яркий свет вливался в распахнутое окно.

Помни! — произнес кто-то невидимый прямо ей в ухо. Малта явственно расслышала голос. Вот только рядом с ней никого не было.

К вечеру выяснилось, что в этот день они сделали больше, чем за предыдущие два. Брэшен, однако, по-прежнему беспокоился, сколько из числа сегодняшних рабочих вернется сюда назавтра. Винить их было, собственно, не в чем. Он сам толком уже не понимал, чего ради он-то здесь торчит. Речь ведь шла не о спасении его, Брэшена, корабля. Или его племянника. Когда он в очередной раз задавался вопросом: «Так на кой хрен я в это ввязался», — ответ на ум приходил только один, причем не особенно утешительный: «А что лучшего я мог бы для себя придумать?» В самом деле, «Канун весны» тихо свалил из гавани прочь на другую ночь после того, как Брэшен оттуда сбежал. Уж наверное, Финни сообразил: пахнет жареным — и на всякий случай быстренько рванул когти. А значит, у Брэшена теперь все пути к отступлению в ту прежнюю жизнь были отрезаны.

Он редко и неохотно сознавался себе самому, что нынешнее времяпрепровождение было еще и способом для него быть поближе к Альтии. Гордость мешала ему откровенно заявить об этом даже себе. Альтия уделяла ему гораздо меньше внимания, чем, например, Клефу. Тому она, по крайней мере, улыбалась…

Брэшен украдкой посмотрел на Альтию. Взмокшие волосы облепили ее голову. Она была одета в свободные белые штаны и просторную рубаху из того же материала. Песок налип на ее одежду и мокрую кожу. Вот она подошла к ведеркам с питьевой водой, промочила горло, потом поплескала себе в лицо и на шею… Брэшену так захотелось немедленно обнять ее, что сперло дыхание. Он строго напомнил себе, что они с Грэйгом Тенирой были без малого просватаны. Что ж… Тенира был славный моряк. А когда-нибудь станет еще и состоятельным человеком. Брэшен попробовал порадоваться за Альтию. Могла бы она распорядиться своей жизнью и похуже. Например, выбрав себе в спутники одного такого лишенного наследства сына торговца…

Брэшен тряхнул головой и бросил на песок колотушку.

— Хватит на сегодня! — объявил он коротко.

Так или иначе, день все равно уже угасал, наступали сумерки.

Альтия с Янтарь удалились на камбуз, а Брэшен стал расплачиваться с работягами. Когда все они разошлись, он еще посидел над учетной книгой, подбивая цифры и мрачно хмурясь при виде получившегося результата. Роника Вестрит отдала деньги, собранные на восстановление «Совершенного», в его полное распоряжение. Альтия, помнится, еще удивлялась, выяснив, что его познания в кораблестроении гораздо более обширны, чем вроде бы полагалось бывшему старпому. Его подогрело и порадовало ее изумление… вот только предстоявшая ему задача от этого ничуть не сделалась легче. Очень часто ему приходилось мучительно выбирать: покупать самые качественные материалы или приглашать наиболее продвинутых мастеров. А если он выбирал мастеров, те, бывало, еще и отказывались работать. Благо репутация «Совершенного» была общеизвестна и нынешнее поведение корабля лишь подтверждало ее. При этом большинство корабелов утверждали, что сами-то они, дескать, вовсе не суеверны, но вот как бы заказчики не разбежались от них, прознав, на каком судне они поработали!