Утверждение правды - Надежда Попова

— Для чего? Что вы там отыщете? Не оброненный же Диким Королем меч… Бросьте, Рупрехт, и ваше, и мое место сейчас здесь. Сомневаюсь, что виновник, будь то участник или же исполнитель, сунется туда — попросту незачем.

— Так что же мы станем делать? — нетерпеливо спросил фон Люфтенхаймер, неопределенно кивнув в сторону двери; Адельхайда улыбнулась:

— Обедать.

— Обедать? — переспросил тот растерянно.

— Обедать, — подтвердила она безмятежно. — Сейчас ведь близится время трапезы. Не знаю, как вы, Рупрехт, а я от всех этих волнений нагуляла волчий аппетит. Вскоре созовут к столу, где соберутся все. Включая Матиаса и Эрвина.

— Понимаю… — медленно проговорил фон Люфтенхаймер. — Хотите понаблюдать за тем, как эти двое станут себя вести…

— Именно. Хочу увидеть, как они будут держать себя после сегодняшних бесед с инквизиторами, с кем будут говорить за столом и будут ли, а если мне посчастливится, то и узнать, о чем. Повторюсь еще раз: не следует принимать поспешных решений и совершать необдуманные поступки. Терпение есть неплохая добродетель.

— Сперва это чудовищное массовое убийство, — хмуро перечислил фон Люфтенхаймер, — потом дьявольские сущности и снова множество смертей. Терпение — несомненная добродетель, госпожа фон Рихтхофен, но не станет ли результатом нашего терпения лишь новое несчастье?

— Результатом неосмотрительных деяний оно может стать много вероятней, Рупрехт, — мягко, но настойчиво возразила Адельхайда. — Задумайтесь над тем, что от наших с вами слов и поступков зависит ни много ни мало — судьба Империи.

— И?

— И наберитесь терпения, — повторила она настоятельно.

О том, что обсуждают украдкой, на ухо друг с другом, гости королевского замка, можно было даже не догадываться — знать, и не только потому, что то же самое обсуждалось и вслух, в полный голос, когда все собрались на обеденную трапезу. Прибывшие инквизиторы не переговаривались друг с другом, однако молчать им все ж не давали: всякий сидящий поблизости, и всякий, сидящий поодаль, кто тихо, кто повышая голос, вопрошал об обнаруженном на дверях собора письме, о выставленных к полю у ристалища бойцах, о продвижении расследования, о жутких призраках, уносящих души, ожидая здесь же и теперь ответов и решений, требуя сказать, что и как Конгрегация намерена делать с бунтовщиками, малефиками, привидениями, духами, предателями и, наконец, со вконец зарвавшейся Фемой. Глядя на то, как спокойно и невозмутимо отзываются следователи на граничащие порой с хамством требования господ рыцарей и слезные заклинания дам, Адельхайда невольно усмехнулась, вообразив на их месте упомянутого фон Люфтенхаймером майстера Гессе. Будь он здесь вместо этих двоих (или даже просто вместе с ними), на столь сдержанное общение вопрошателям рассчитывать не приходилось бы…

Фон Люфтенхаймер был столь же мрачен, как и все вокруг, по временам не выдерживая и так же, как прочие, одолевая инквизиторов вопросами. Порой Адельхайда ловила его взгляд на себе, порой видела, как он смотрит на приятелей наследника, и во взгляде этом ничего хорошего не было.

Сами приближенные принца, сидящие друг подле друга, не говорили ни с кем. Ни одного вопроса следователям ими задано не было, ни с кем из соседей по столу они не перемолвились ни словом, лишь изредка перешептывались между собою, и их частые пристальные взгляды Адельхайда ощущала на себе всей кожей. Ели оба мало и еще меньше пили, и для того, чтобы ощутить исходящее от них напряжение, не надо было иметь способности expertus’а Конгрегации.

В очередной раз уловив краем глаза брошенный в ее сторону взгляд, Адельхайда обернулась к окну, взглянув на солнце, и нарочито вяло ковырнула ложкой снедь в своем блюде, подчеркнуто нервозно ерзнув на скамье. Всякий раз, ловя на себе взор одного из принцевых приятелей, она косилась в окно, на висящее в небе солнце, потом на дверь или нетерпеливо оглядывала собравшихся гостей, а когда правила приличия позволили, наконец, покинуть трапезную залу, поспешно встала и вышла, напоследок еще раз взглянув на солнце.

В свою комнату она вернулась неспешным шагом, за поворотом у лестницы приостановившись и вслушавшись. Шагов за спиною было не слышно, однако Адельхайда от души надеялась, что это лишь потому, что два юных бездельника, любителя поохотиться, ступают бесшумно или тоже остановились, чтобы не наткнуться на нее в переходах…

— И снова лицо, как у приговоренной, — отметила Лотта, когда, возвратившись в свои покои, Адельхайда заглянула к ней, дабы справиться о ее самочувствии. — Либо что-то случилось, либо…

— Еще нет, — отозвалась она, присев рядом, — но сейчас случится. Ибо я намерена сделать глупость. Точнее, я уже ее сделала… Ты обедала?

— Только что унесли… И что на этот раз? — нахмурилась помощница. — Ты ведь не собираешься сделать что-то очень глупое?

— Двое приятелей наследника явно ведут себя странно, — не ответив, пояснила Адельхайда. — По всему судя, они решили подставлять меня нашим в качестве объекта для подозрений. Нарочно ли, сдуру ли, запланированно ли — этого не знаю, но в том, что это так — почти убеждена.

— И что ты полагаешь делать? Какую глупую выходку совершить?

— Хочу с ними побеседовать. Но для начала удостоверюсь, что не ошиблась, и они в самом деле взялись за меня всерьез, а не лишь напели в уши следователям какие-то гадости попросту из неприязни ко мне. Сейчас за трапезой любые их подозрения должны были окрепнуть, а их желание меня раскрыть, если таковое имелось, подвигнуть их на некоторые действия. По моему поведению можно было сделать вывод, что я не могу дождаться окончания обеда и куда-то спешу. Если они за мною не проследят или не сообщат об этом нашим, стало быть, всё не так серьезно.

— А если проследят? А главное — если сообщат?

— Разберусь на месте, — улыбнулась Адельхайда, однако вместо ответной улыбки увидела кривую гримасу. — Время идет, Лотта, — посерьезнев, вздохнула она. — Будь все иначе, я бы не стала торопить события и рисковать, а следила бы за ними втихомолку, наблюдала бы за тем, что и как они делают, отработала бы эту версию спокойно и без лишних движений… Но посмотри, сколько произошло всего лишь за сутки. Что будет дальше? Я не знаю, и никто не знает. Быть может, больше уже ничего, а возможно, ситуация ухудшится. Уже сегодня люди заговорят о том, что объединение Империи вредит в первую очередь самому государству; богемцы шепчут о своей независимости, немцы — о ненужности богемцев у власти, а скоро скажут открыто, что такие не нужны на троне… Не ровен час, назреет открытый бунт, переворот…