Атланты. Моя кругосветная жизнь - Александр Городницкий

На этот раз переводчицы у меня не было, и когда я очнулся от наркоза, медсестра стала говорить мне что-то по-немецки. Я ответил ей, что плохо понимаю немецкий. «А на каком языке вы говорите?» – спросила она. «Немного по-русски, немного по-английски». «А на каком хорошо?» Я подумал и сказал: «Ни на каком!» – и отключился.

Столица Германии – Берлин, совершенно непохож на другие уютные и компактные немецкие города. Огромный, величественный и по-имперски холодный город, с широкими столичными улицами, огромными зданиями и монументами (Рейхстаг, памятник Бисмарку, Бранденбургские ворота, огромная триумфальная колонна со статуей Ники), чем-то напоминает Москву при всей несхожести этих городов. В конце 90-х годов Берлин представлял собой огромную стройплощадку. Весь он был перегорожен котлованами, заборами, башенными кранами. Его срочно перестраивали под столицу объединенной Германии, залечивая язвы социалистической поры.

За прошедшие годы мне неоднократно пришлось перемещаться поездом или машиной в Германии из западных областей на территорию бывшей ГДР, я всегда обращаю внимание на неуловимое изменение ландшафта. Разбитые, плохо ухоженные дороги, у обочины которых нет-нет да и заметишь ржавеющий комбайн или трактор советского производства, нищие сельские домишки, убогие блочные пятиэтажки хрущевского типа, руины зданий, так и не восстановленных с самой войны. И это в трудолюбивой и чистенькой Германии! Сколько же десятилетий надо, чтобы изжить это в России?

«Запад есть Запад, а Восток есть Восток», —Не сдвинется ни один.Припоминаю слова этих строк,Пересекая Берлин.Продлевая ушедшие времена,Призраком жизни инойВстает невидимая стенаНад сломанною стеной.Уравнять их трудно, и если самУбедиться захочешь в том,Поезжай сперва на КурфюрстендаммИ на Фридрихштрассе потом.Там кварталы с язвами нищетыИ разбитый бомбой карниз.На живом примере увидишь ты,Что такое социализм.Там за городом в поле, как и вчера,У обочин бетонных трасс,Догнивают ржавые трактораТак же, как и у нас.«Запад есть Запад, а Восток есть Восток».Будет долго еще корчеватьСоциализма печальный итогИм порожденная рать.Исчезнет не скоро порядок такой,Рожденный в боях и труде,За Шпрее-рекой, за Эльбой-рекойИ далее в мире везде.

Кстати, именно в Восточном Берлине после войны жило довольно много бывших нацистов, которые прекрасно бы здесь себя чувствовали, если бы не преследования властей. Вспоминается, в частности, знаменитая история с неким Герхардом Марквардом, бывшим лейтенантом Вермахта, служившим в полевой жандармерии. Он был фотолюбителем и все военные годы на оккупированных территориях Советского Союза аккуратно фотографировал безотказной «Лейкой» зверства своих «камрадов» и свои собственные. На суде ему инкриминировали сделанные им же фотоснимки, которых оказалось более семисот.

…Был альбом в пятьдесят обнаружен втором.Десять дней проведя в Моабите,Наградил и себя деревянным крестомНезадачливый фотолюбитель.Он оставил двоих малолетних детей,И жену, и каталог предлинныйФотографий своих, ежедневных затейС аппаратом поклонник невинный.Я сижу в ресторане у Шпрее-реки,Вспоминая забытые были,А вокруг улыбаются мне старики,Что сниматься тогда не любили.

Историю жизни и расстрела этого человека, в начале 2000-х, поведал мне известный кинокритик и сценарист Лев Рошаль. Через несколько лет, по его сценарию, режиссер Ирина Гедрович сняла фильм, который так и называется – «Фотолюбитель».

В Берлине на огромном еврейском кладбище Вайсензее, по странной случайности не разгромленном, как все остальные, при Гитлере, я обратил внимание на четкие ряды одинаковых могил с воинскими званиями над еврейскими именами. Здесь, как оказалось, лежат евреи, погибшие за Германию во время Первой Мировой войны 1914–1918 годов. Я вспомнил, как в 1968 году в Париже, во Дворце инвалидов, нам показывали мемориальную доску в память французских солдат еврейского происхождения, погибших в ту же войну за Францию. С грустью вспомнил я и поросший мхом, покосившийся надгробный камень над могилой лейб-гвардии фельдфебеля Шимона Черкасского на Казанском кладбище в Царском Селе.

На кладбище Вайсензее(По-русски Белое море),Экскурсии, как в музееЛетом и зимою.На кладбище Вайсензее,Где весной расцветает ландыш,Похоронены евреи,Защитники Фатерлянда.Успевшие воплотитьсяВ ветки кустов кривые, —Саперы и пехотинцы,Фельдфебели и рядовыеЛежат на земле любимой,Ничуть не подозревая,Что вовремя их убилаПервая Мировая.Что, в печи гоня их семьиНеутомимо и косно,Отплатит достойно всем имРодина Холокоста.Так же, как и когда-то,С правофланговым вровень,Держат в строю солдатыМрамор своих надгробий.Досужие ротозеиПриходят сюда, глазея,На кладбище Вайсензее,На кладбище Вайсензее.

Неподалеку от Берлина, в Потсдаме, расположен знаменитый дворцово-парковый комплекс Сан-Суси. Создан он был в середине XVIII века при Фридрихе Великом и удивительно напоминает моему ленинградскому сердцу виды Петергофа и других дворцовых пригородов Питера, которые были созданы примерно в то же самое время по тому же образцу. Здесь особенно хорошо осенью, потому что именно осенью человек начинает задумываться о себе, о прошедшем времени и о той жизни, которая прожита им.

Бабье лето в Сан-Суси, бабье лето, —Золотая полоса в Сан-Суси.Если Бог тебя торопит со света,Ты отсрочку у него попроси.Ты пройди через осенние краскиК тем раскрылиям игрушечных рек,Где нашептывает старые сказкиКуртуазный восемнадцатый век.

Гложет осени холодное пламяЖелтых листьев ненадежную медь,Машет мельница неспешно крылами,Вслед за стаей собираясь взлететь.И над темною водою усталойЯ горюю от Москвы вдалеке,Что ладонь твою, как лист пятипалый,Удержать я не сумею в руке.

Белый мрамор остывающих статуй,Туча синяя с багряной каймой.Век кончается суровый двадцатый,Век кончается нечаянный мой.Но в потоке уходящего светаОбещают мне любовь навсегдаЭти отблески минувшего лета,За которыми грядут холода.

В самом центре Берлина, неподалеку от Рейхстага и Бранденбургских ворот, установлен памятник жертвам Холокоста, евреям, погибшим в годы нацистского режима. Памятник этот – собрание безликих серых плит – появился недавно и стоит он на том месте, где проходила печально известная Берлинская стена. Рядом с этим большим мемориалом находится Музей Холокоста. Следует отметить, что Германия, пожалуй, одна из немногих стран, которая нашла в себе мужество покаяться в злодеяниях прошлого. Здесь принят целый ряд законов, которые категорически запрещают любую пропаганду антисемитизма и нацизма. Причем законы эти, в отличие, например, от формальных российских законов, действительно работают. А что касается памятников Холокосту, то их в Германии много. Они есть практически в каждом городе, где когда-то убивали евреев, в каждом городе, откуда их депортировали.

Когда я размышляю об истоках нацизма, то всегда думаю о том, что это не могло бы произойти без преступного равнодушия тех людей, которых это как будто не касалось. И на память мне приходят слова протестантского священника Мартина Нимеллера:

Полицейской машины рев по ночам,Звонки у соседних дверей.Когда брали евреев, я молчал,Потому что я не еврей.Когда коммунистов везли в лагеря,Молчал я, душою чист,Поскольку любому известно, что я,Конечно, не коммунист.Когда за католиками потомПришли через пару лет,Сидел я снова с закрытым ртом, —Ведь я не католик, нет.А ветер холодный выл за стеной,На Германию ставя печать.И когда пришли наконец за мной,Некому было молчать.

День 9 ноября, годовщина начала Холокоста, однажды застал меня в Берлине. В этот день по телевидению выступали канцлер и президент ФРГ, посвятившие свои речи памяти об этом трагическом событии. Вечером мы стояли с моей давней знакомой актрисой Таней Куприяновой на тротуаре центральной улицы Западного Берлина Курфюрстендамм неподалеку от станции «Зоо». Накрапывал мелкий, по-осеннему холодный дождь. Многотысячная демонстрация, вооруженная зонтами, медленно и молчаливо двигалась мимо нас. Шли, подняв транспаранты, большие группы студентов. Ехали на своих передвижных тележках инвалиды, зябко подняв воротники своих дождевых курток. Матери везли в колясках младенцев. Татьяна, в отличие от меня, хорошо знавшая немецкий, спросила у молодого светловолосого парня, что происходит, и он, остановившись около нас, неторопливо и спокойно стал объяснять, что демонстрация посвящена памяти жертв Холокоста. «Это позор Германии, который не должен быть забыт, чтобы не было повторения».