Молот и наковальня - Гарри Тёртлдав

— Фос дарует каждому человеку определенное количество радостей и счастья, — мрачно подтвердил Филет.

Неужели маг-врачеватель уступил мне из-за того, что после своей неудачной попытки исцелить Нифону до сих пор испытывает чувство вины, а потому решил искупить ее именно таким способом? — вдруг спросил себя Маниакис. Но вслух этого вопроса не задал, ибо утвердительный ответ заставил бы и его ощутить вину.

— Когда бы ты предпочел совершить обряд? — прервал его мысли Филет.

— Немедленно, — ответил Маниакис. Я не хочу давать тебе ни единого шанса изменить свое решение, мысленно добавил он. Вызвав Камеаса, он приказал:

— Попроси собраться здесь Лицию, моего отца, ее отца и Регория. Мы без промедления приступим к обряду бракосочетания.

— Величайший, как только ты приказал мне вызвать в резиденцию святого отца, я взял на себя смелость предупредить всех упомянутых тобой лиц, — ответил постельничий. — Все они наготове и ждут.

— Ты превзошел самого себя! — восхитился Маниакис. — Ты поражаешь меня всякий раз, стоит мне решить, что это уже невозможно.

— Моя цель состоит в том, чтобы ты считал подобное само собой разумеющимся, величайший, — сказал Камеас.

Пока Маниакис пытался понять, как ему расценить заковыристый ответ постельничего, Филет окончательно пришел в себя и задал практический вопрос:

— Где будет проходить обряд, величайший? Я полагаю, ты не придаешь этому особого значения, но…

— Ты правильно полагаешь, святой отец, — ответил Маниакис. — Я наметил для этой цели Малый храм здесь, в дворцовом квартале. Правда, его следовало бы подновить, поскольку при последних Автократорах он почти не использовался, но я думаю, он все же подойдет для наших нужд.

— Прошу прощения, величайший, — Камеас смущенно кашлянул. — Предвидя, какой оборот могут принять события, я пару дней назад послал туда нескольких человек, дабы они предприняли все, что в их силах, с целью улучшить внешний и внутренний вид храма, а также обеспечили определенные удобства для проведения обряда.

Онемев, Маниакис изумленно воззрился на постельничего.

— Нет, ты поистине неподражаем, достопочтеннейший Камеас! — вымолвил он, наконец обретя голос.

— Величайший, если уж какие-то вещи требуется выполнить, их следует выполнять надлежащим образом, — с чувством собственного достоинства ответствовал постельничий.

Глава 12

— О брат мой! — нахмурившись, сказал Парсманий. — Твои поступки выходят за грань допустимого. Весь город полон слухами; люди взбудоражены дворцовыми сплетнями.

— Да, горожане перешептываются, — согласился Маниакис. — Но криков возмущения, чего я опасался, пока не слышно. Что до сплетен, то они потихоньку умрут сами собой, и я снова смогу спокойно заняться своими делами.

— К тому же, уж позволь говорить откровенно, — продолжил Парсманий, упрямо пропуская мимо ушей слова Маниакиса, — я не в восторге от того, что ты поставил себя в слишком большую зависимость от Регория и Симватия. Всем очевидно: ты относишься к ним лучше, нежели к более близким родственникам.

— Боюсь, тебя больше заботит другое, брат мой, — ответил Маниакис. — И Лиция здесь ни при чем. Ты просто завидуешь Регорию.

— Почему бы нет? — резко спросил Парсманий. — Ведь ты Автократор, следовательно, Регорий занимает то место, которое на законных основаниях принадлежит мне. Тебе не следовало назначать севастом двоюродного брата, когда под рукой у тебя был родной.

— Прежде всего, когда мне потребовался севаст, тебя не было под рукой, — шумно выдохнув, проговорил Маниакис. Разговор начинал его злить. — Ты находился совсем в другом месте. В маленьком вонючем городке на краю света. И не ты, а Регорий был моей правой рукой все то время, пока я боролся с Генесием. Кроме того, он прекрасно справляется со своими обязанностями. Так к чему все твои пустые речи? Тем более что мы уже обсуждали эту тему.

— А к тому, что в момент того обсуждения я даже предположить не мог такого идиотского поступка с твоей стороны. Подумать только, ты вступил в связь со своей же…

— Ты лишаешься аудиенции! — Голос Маниакиса загрохотал, словно стылая зимняя буря. — Ты навлек на себя наше неудовольствие. Мы не желаем более ни видеть тебя, ни говорить с тобой до тех пор, пока ты не загладишь нанесенное нам оскорбление. Прочь с наших глаз!

С тех пор как стал Автократором, Маниакис и дюжины раз не использовал грозное императорское «мы». А теперь ему пришлось дважды пустить его в ход за какие-то несколько дней. Но лучше уж выразить свой гнев таким способом, ведь иначе оставался лишь один путь: вызвать стражников и приказать им бросить Парсмания в подземную тюрьму, находившуюся под правительственным зданием на Срединной улице.

Вызывающе вздернув подбородок, Парсманий молча вышел. Не прошло и двух минут, как в дверь легонько постучал Регорий.

— Твой брат и мой кузен только что покинул резиденцию, — заметил он. — Причем с таким видом, будто он недоволен всем на свете.

— Мой брат и твой кузен будет иметь куда больше причин для недовольства, если осмелится в ближайшее время хоть ногой ступить на порог резиденции! — ответил Маниакис, не успевший еще остыть от вспышки гнева.

— Поскольку все это затрагивает не только тебя, — сказал Регорий, — то разреши дать совет: найди подходящего человека с хорошо работающими мозгами и посади его на мое место.

— Ты и так на своем месте! — Маниакис раздраженно топнул ногой. Что-то последнее время я часто топаю, подумал он. Эдак недолго выбить пару-другую изразцов из мозаичного пола. Камеас, конечно, расстроится. Зато хотя бы одно дело будет доведено до конца. Топнув для верности еще дважды, он продолжил:

— Когда собственный брат бросает мне прямо в лицо обвинение в кровосмешении…

— Я бы не стал так расстраиваться по этому поводу, о величайший, двоюродный брат мой и мой зять! — Вывалив без единой запинки на голову Маниакиса эту неуклюжую груду титулов, Регорий ухмыльнулся:

— Извини, но я плохо представляю себе Парсмания во главе банды бунтовщиков, вышедших на охоту за твоей головой.

— Я тоже. Причина моего огорчения совсем в другом. — Маниакис потрепал Регория по плечу. — Вот если бы бунтовщиков попытался возглавить ты…

— Тогда они покатывались бы со смеху всю оставшуюся жизнь, — ответил Регорий. — У меня не много талантов. Один из них — веселить людей. И все же я бы мог попытаться, знаешь ли.

— Как, и ты туда же? — Маниакис затравленно посмотрел на кузена. — Если так, то мы с Лицией не сможем… У нас просто не получится…